Главный редактор
Можем ли мы говорить о Боге за стенами храма так, чтобы люди нас слушали не из любопытства, а чтобы, может быть, что-то изменить в своей жизни? Этот вопрос, мне кажется, нужно себе задавать постоянно. Особенно если имеешь отношение к проповеди в широком смысле слова, к свидетельству о Христе в публичном пространстве. Да и вообще, я думаю, любой христианин должен себе его задавать. Потому что, по большому счету, главной нашей проповедью является сама наша жизнь.
Мне очень понравилась одна мысль — не помню уже, где я ее вычитал, — что студентам в семинариях говорят: вы станете священниками, будете выходить на амвон и произносить проповеди... Но вы должны понимать, что никогда не будете жить в точности так, как будете учить, никогда! Ну, разве что за исключением тех, кто обретет святость в очах Божьих. Так вот, ваша задача — стремиться, чтобы разница между тем, к чему вы призываете, и тем, как вы живете, была минимальной. А если видно, что разница огромна, то при всей красоте и логической убедительности вашей проповеди она в конечном итоге будет обличать лишь вас самих.
И это, мне кажется, тот минимум миниморум, который каждый христианин обязан с себя спрашивать. Потому что, коль скоро ты дерзаешь говорить о Христе и называть себя христианином, ты должен осознать, что существует вот этот зазор.
В городе, где я вырос, был один замечательный священник. Он очень сильно пил, а потом каялся — прямо перед всем народом выходил на амвон и каялся, стоя на коленях, просил молитв, говорил, что погибает, но не может справиться с этим. И я бы дерзнул сказать, что это была максимально сильная проповедь. Потому что в тот момент между его проповедью и его жизнью вообще не было никакого зазора.
Читайте также:
Молитва и помощь Бога во время теракта в Крокусе. Парсуна Ольги Гомон-Прониной
