«Безбилетники». Роман-сериал. Серия 28. «Толик»

Незаметно бежали дни, спешило в прошлое жаркое лето, укутанное в пестрый халат цветущего юга. Крым, край бесконечного праздника, дышал зноем, благоухая разогретой смесью сосновых, кипарисных, розмариновых и еще невесть каких ароматических растений, которые каждой своей колючкой цеплялись за жизнь и за ноги. В разлитом безмятежном тепле позабылись слегка страхи и опасения. Каждый вечер Гурзуфская “Тарелка” гостеприимно зазывала отдыхающих, и всё также гитары в руках длинноволосых людей боролись с ритмичным уханьем ресторанных колонок. Казалось, что так уже будет всегда, до самой их смерти. Что навеки остановилось над ними горячее солнце, и вечное море у их ног до конца их жизни будет швырять на берег свою фальшивую каменную монету.

Единственной проблемой райского обитания было то, что у них почти кончились съестные припасы. В запасе оставались пачка риса, небольшой кусочек сала, который они тщательно экономили, початая пачка чая, луковица и пара чесночин. Том считал, что отправляться в Партенит следует тогда, когда станет совсем тяжело.

— Чем позже к нему приедем, — тем позже уедем. — Рассуждал он.

Монгол уже совсем пришел в себя. После событий в ресторане его тело покраснело, а на следующий день покрылось болезненной сыпью, которая, впрочем, быстро прошла. Он не рассказывал Тому, что именно произошло с ним, медленно, внутри себя переваривая события того вечера, и тот странный сон, который видел. Монгол был благодарен приятелю за то, что тот ничего не спрашивал. В Партенит он уже не рвался, в Гурзуф не ходил, предпочитая отлеживаться под деревом, читать “Маугли” или смотреть на море.

— Пошли искупаемся, что ль? Может внизу какой жратвой разживемся. — Меланхолично сказал Том.

— Пошли. — Без особой надежды ответил Монгол. — Все равно делать нечего.

Лагерь Жеки оказался пустой. Рядом с их стоянкой скопилась целая гора консервных банок, бутылок, сигаретных пачек, пакетов из-под вина, повсюду валялись яичная скорлупа, картофельные очистки и арбузные корки. Посреди всего этого в гордом одиночестве стоял Толик и ел виноград. На его выпуклом животе чернел мужественный анфас Че Гевары.

— Широко живем! — Сказал Том, глядя на гору мусора.

— Не жалуемся, — Толик важно поплевывал виноградными косточками. Виноградины он ловко забрасывал в рот почти от пояса. Иногда они не попадали, и он давил их шлепанцами.

Вдруг, будто что-то вспомнив, он заговорщицки подмигнул Тому.

— Пошли, покажу шось.

Они подошли к одной из земляных складок обрыва. Там, укрытые от прямых лучей солнца, стояли ящики с влажной землей. В них пробивались молодые ярко-зеленые перышки лука и укропа.

— Бач, моя любовь и гордость. — Сказал Толик. — Огород.

— Виноградом не угостишь, огородник? — Спросил Том.

— А ты мне шо?

— А шо надо? — Оживился Монгол.

— Ну, не знаю. У меня все есть. — Толик поскучнел. — Шо ж с тебя такого поиметь? О! Придумал. Отожмись тридцать раз. Не, пятьдесят.

— За виноград? Да пошел ты.

— Слабак! — Засмеялся Толик. — Та ладно, пошутил я. Щас за так дам. Я сегодня добрый.

Он полез в стоящую под обрывом халабуду. Она была основательно сплетена из веток и тростника, укрыта полиэтиленом, кое-где укреплена досками. В ее наполненном лучами полумраке валялись вперемешку инструменты, банки, какие-то тряпки, матрасы, мотки веревок, коврики и рюкзаки. Некоторые ветки были крепко приколочены к доскам гвоздями. На них висели пакеты с едой и вещами. Было видно, что Толик ко всему подходил основательно.

— Хоромы какие. — Присвистнул Монгол, придирчиво оглядывая строение. — Сам построил?

— С братаном! — гордо сказал Толик, доставая из недр постройки небольшую, уже подвявшую кисть винограда. — На, держи.

— Все хорошо, одна неувязка. — Вздохнул Монгол. — Ковра на стене не хватает.

— Что, и молоток с собой привез? — Не поверил своим глазам Том.

— А как же. Не тут жеж покупать! Молоток, гвозди, пассатижи, отвертки, — всё с собой. Если б знал, шо тут подъезд есть, — я бы дизель-генератор захватил.

— А вот тут, кстати, диван бы стал. — Том подмигнул Монголу. — Тогда можно было бы, как нормальные пацаны, лежать, пить пиво, и смотреть на море.

— И телевизор, — подсказал Монгол. — Если генератор есть, то телевизор по-любому нужен. Без телевизора, я считаю, вообще весь отдых насмарку. Не по-пацански как-то. Беспонтово. Но антенну нужно к нам тянуть, наверх. А то тут сигнала не будет. Не Турцию же смотреть?

Толик глупо улыбнулся, вышел из халабуды. Озадаченно посмотрел вверх, на обрыв, почесал в затылке.

— Тут целую бухту надо. Если на ваше дерево повесить, то метров двадцать с гаком.

— Что ж ты так? Был бы первый лагерь на Крыму.

— Та я жеж кажу, в первый раз тут стоим. — Совсем расстроился Толик. — На разведку, можно сказать. В следующем году по-любому всё будет. Гостиницу, сука, сколочу, с бассейном. Пять звезд.

Монгол отошел к морю. От смеха он согнулся пополам.

— Шо с ним? — Недоуменно спросил Толик.

— Видать виноградом отравился. Блевать сейчас будет.

— Э-э! Харош! Блевать — вон за тот колышек! — Забеспокоился Толик.

— Уходим, всё! — Монгол, наконец, пришел в себя.

— Ладно, Толик, пошли мы. Спасибо за виноград.

— Сто грамм и пирожок! — Ответил Толик.

Когда они поднялись наверх, в лагере царила паника. Супруги-хипари метались по поляне, заглядывая в палатки и кусты.

— Параноид сбежал! — Меланхолично сказал Глеб.

— Вы ребенка внизу не видели?! — В отчаянии всхлипнула хиппи-мама.

— Не, там его точно не было. — Сказал Том, чуть было не добавив «живого». Действительно, выжить, упав с такого обрыва, не было никаких шансов.

Безуспешно обыскав окрестности, они сели у себя на полянке.

— В бега подался, отвечаю. — Сказал Монгол. — Я с детства был испорченный ребенок, на папу и на маму не похож. Я женщин обожал еще с пеленок. А ну-ка Жора, подержи мой макинтош.

— Тссс! — Сказал Том. — Смотри.

Параноид стоял в небольшой ямке за кустом, на самом обрыве, и неотрывно смотрел на море. Монгол тихо подкрался сзади, и крепко обнял ребенка.

— Попался! Сколько же ты тут стоял?

Ребенок улыбался. Его васильковые глаза сияли.

— Вот и встретились два космоса. — Сказал Том. — Эге-гей, нашли беглеца!

— И ведь хватило же ума остановиться.

К ним уже бежали перепуганные родители.

— Слышь, так и не пожрали. У нас даже хлеба нет. — Сказал Монгол.

— Давай винограду поедим. — Том пожал плечами.

— Может в Гурзуф сходишь?

— Я все время хожу.

— Мне нельзя. Завалить могут.

— Кто?

— Есть люди добрые. — Поскучнел Монгол. Он сел на самый обрыв и наугад раскрыл книгу «Маугли». Читать ее не хотелось. Он понюхал страницы, пытаясь восстановить в памяти запах духов Виолетты, или как там ее, запах своей короткой и яркой любви.

«Странно. Она меня могла убить, но я ее совсем не могу ненавидеть. — думал он. — Кто-то мудрый сказал, что любовь сильнее смерти… Что-то я сентиментальный стал, сука».

Книга пахла затхлой бумагой.

Он пролистал ее, будто ища ответа на свой нелепый вопрос, захлопнул в сердцах, бросил тоскливый взгляд туда, где утопал в зеленой мгле кипарисных пиков шумный Гурзуф.

— Упрощаем! — Монгол повернулся спиной к городу, и, уткнувшись носом в рукав, уснул.