«Безбилетники». Роман-сериал. Серия 35. «В заднице»

Они переночевали еще одну ночь. Вода после потопа уже совсем ушла, но покрытая толстой глиняной коркой поляна выглядела теперь совсем уныло и негостеприимно. Жить здесь больше не хотелось.

— Сама природа говорит: валить надо. — Монгол с трудом разжигал костер из мокрых ветвей можжевельника.

Том не спорил.

Позавтракав, они объявили, что к вечеру выступают в Партенит. На поляне сразу возникла суета, будто перед праздником. Хотелось как-то оформить расставание. К тому же все уже немного устали друг от друга. Веня накануне продал свою странную картину с розовым утесом, и теперь торжественно разливал по кружкам бутылку вина, которую припас на важный повод. Том собирал вещи. Монгол проводил инвентаризацию.

В дорогу с ними отправлялись головка чеснока, полпачки риса, полпачки чая, двести грамм спирта

и полтора литра воды. Все собрались на поляне, выпили. Том бросил прощальный взгляд на море.

— Что-то я уже устал. Может останемся? — Пошутил он.

— Ага. И сразу к Толику в гости. Прощения попросим, и ежика ему подарим. Жареного! — Бугагакнул Монгол.

— Верной дорогой идете, товарищи! — Крикнул Веня им вслед. — Только здается мне, что в другую сторону…

Шагалось легко и радостно. Еще бы, ведь впервые за всё путешествие у них была более-менее ясная цель. Был адрес, и даже кое-какая еда.

Его дворцы в столицах.

Его Артек — в Крыму.

Все будущее мира

Принадлежит ему!

Ончестенибесстрашен

Насушеивводе —

Товарищаидруга

Неброситонвбеде.

— читал Том всплывший в памяти стишок из детства.

Они шли друг за другом, прижимаясь то к неровному бордюру трассы, то к каменному, поросшему елками парапету. Совсем рядом неслись, обгоняя их, троллейбусы, автобусы, грузовики. Впереди, дыбясь крутыми склонами, зеленел запретный Аю-Даг. Он медленно менял форму, медленно превращаясь из узнаваемого мишки в высокий холм, а затем в усеченную, приплюснутую сверху пирамиду.

— Смотри, посох. — Том поднял с обочины ровную длинную палку охристого цвета.

Монгол взял посох, понюхал.

— Можжевеловый.

Посох был действительно добротный. По нему тянулась вязь сложного узора из трав и непонятных значков.

— Это знак судьбы. Судьба указывает нам на долгую дорогу! — Сказал Том.

— Ну ее к Тому, эту дорогу. Надоело, — ответил Монгол. — Это я не про тебя.

У остановки они остановились передохнуть. Сразу за ней, к подножию Медведь-горы, вела разбитая грунтовка, которая терялась в ближайшем винограднике.

Монгол сел на асфальт, не спеша расшнуровал свой успевший протереться кед и вытряхнул камушек.

— Сколько нам еще?

— Не знаю. Наверное полпути прошли. — Том поднял глаза, посмотрел на обрывистый склон горы. — Раз остановились, — пошли хоть виноград пощипаем.

Виноград оказался вкусным, сочным, спелым. Наевшись до отвала, они развалились на земле, лениво глазея на живописный, заваленный внизу огромными глыбами склон горы. До Партенита было рукой подать, и они не спешили.

— Крутая гора, — наконец сказал Том, громко выплевывая виноградную косточку.

— Ага. — Поддакнул Монгол.

— Прикинь, на нее раньше пионеры ходили, а теперь она только для богатых детей. Обидно.

— Что, залезть хочешь? — Усмехнулся Монгол.

— Еще не знаю.

— Мне Ивана хватило.

— Так то Иван. К тому же там целое плато. А тут — так, холмик в полкилометра.

— Не, нафиг! — Снова фыркнул Монгол.

— Там Гуля была. — Продолжал Том. — Пионерка какая-то забралась, а мы типа мимо прошли?

— Не, не полезу.

— Мы ж панки, Монгол.

— Сам лезь.

— Ну сам, так сам. Адрес я помню. В Партените встретимся, — с напускной безучастностью ответил Том.

— Ладно, счастливо. Тогда завтра, у Индейца. — Так же холодно ответил Монгол. Он поднялся, сорвал гроздь винограда, и, сунув ее в сумку, побрел к трассе.

«Надо было хотя бы про время договориться, — Том лениво смотрел ему вслед. — А толку? Откуда я знаю, когда спущусь?»

Все вышло как-то спонтанно, необдуманно. Только что они были вместе, и вдруг расстались. Без прощаний, без ничего. Даже припасы не поделили. У Тома оставались хлеб, крупа и спирт. Монгол забрал воду и спички.

«Без воды хреново, но не бежать же теперь следом. Ладно, виноградом обойдусь, там делов-то. В два раза ниже Демерджи». — Том вернулся к винограду. Нарвав немного ягод, он побрел к подножию горы. И вдруг услышал сзади за спиной знакомый голос.

— Стой, Конюхов!

Том остановился.

— Вот все у нас не как у людей. Даже на гору через зад лезем. — Монгол, как ни в чем не бывало, озабоченно глядел вверх. — Я тут подумал, — а вдруг ты опять потеряешься?

— Зато дождя над ней точно не будет, — как ни в чем не бывало ответил Том, быстро подумав про себя: «Вот Монгол! Я бы так не смог».

Скрывая радость, он отвернулся от приятеля, старательно делая вид, что оценивает высоту горы. — В конце концов это просто куча земли. Спустимся с нее прямо в Партенит.

Разбитая дорога вела прямо к подножию Аю-Дага. Справа виднелись чахлые полузаброшенные виноградники, слева — какие-то дачные заборы.

— Хутор Полудневка. — Громко прочитал Монгол.

Гора будто подобралась в высоту, сжалась с боков. Дорога свернула вправо, а они двинулись напрямик, через кусты и кривые одичавшие деревца, обходя огромные, явно скатившиеся сверху темно-бурые камни, пока не уперлись в пыльную осыпь щербатого склона.

Монгол обернулся.

— Солнце садится, — Сказал Монгол. — Можем не успеть.

— Сегодня сядет, — завтра встанет. Наверху переночуем, — беззаботно ответил Том, и, не оглядываясь, полез вверх.

Подъем был не таким уж крутым, хотя и сыпучим. Хватаясь за кусты и камни, они быстро поднимались вверх.

— Смотри, опять закат. — Том показал на желтый диск вечернего солнца. Оно снова появилось над высоким плоскогорьем за спиной.

— Ага, романтика. Так можно встречать его бесконечно.

— А если очень быстро лезть, то его до утра поднять можно. — Засмеялся Том.

Пока они отдыхали, солнце село опять. Они вновь догнали его, хотя уже совсем выбились из сил. Подъем становился все круче. Вокруг быстро темнело.

Хватаясь за ветки, они медленно и упорно карабкались вверх. Тому сильно мешал посох, который он был вынужден держать в руке. Но выкидывать его было жалко. Подтянув ремень сумки, он заткнул посох за спиной, и наконец, освободил руку.

— Я буду царь горы! — Монгол обогнал Тома. Из-под его ног время от времени срывались камни и куски земли. Увлекая за собой целый поток камней поменьше, они водопадом ссыпались вниз, прямо Тому на голову.

— Слушай, царь, сдвинься куда-то. За тобой только в каске идти.

Монгол перебрался на неширокую полку, и взял левее. В южной фиолетовой тьме они быстро потеряли друг друга из виду. Через некоторое время деревья кончились, стало светлее, но было совершенно непонятно, сколько они прошли. Тому хотелось верить, что до вершины осталось совсем чуть-чуть, но проклятый склон никак не кончался. Вдобавок он стал совсем отвесным. Гора будто росла вместе с ними.

Вечерняя заря совсем угасла, растаяла в небе, и теперь приходилось ощупывать каждый камень прежде чем поставить на него ногу.

— Монгол! — Позвал Том. Тот не ответил.

Том добрался до невысокого деревца, оперся на него ногой, обернулся назад.

Под ним чернильным пятном растеклась внизу теплая тихая бездна. На ее дне неверно поблескивали огоньки трассы.

Неожиданно его накрыла липкая волна страха.

«Вот мы придурки. Гуля-то по Пионерской тропе ходила, а мы, идиоты… Ради чего? Зачем?!!»

Он снова глянул вниз. Прозрачный воздух доносил оттуда чистые и ясные звуки: позвякивание троллейбуса, шипение шин, чей-то тихий смех. Судя по всему, они залезли достаточно высоко. Но он помнил, что ближе к вершине склон горы выглядел более покатым, в то время как над головой по-прежнему продолжалась почти отвесная стена.

Он отвернулся. Пересилив себя, полез дальше почти наощупь, отодвигая от глаз кривые пучки каким-то чудом уцепившихся за склон колючек.

«Хорошо что под ногами обрыва не видно, а то было бы страшнее», — подумал Том, и в этот момент земля под ногами стала таять, быстро превращаясь в нечто мягкое и невесомое, как вата. Он судорожно вцепился за торчащий перед лицом камень, и вовремя: из под ног с каменным скрежетом ушел вниз целый кусок склона. В одну секунду Том оказался висящим на отвесной стене. Медленно повернув голову, глянул вниз, через плечо. Обрыв было видно метров на десять. Дальше склон терялся в поднявшейся пыли и невнятных ночных тенях.

«Человеку для смерти трех метров хватит. — Вспомнил он слова дяди Саши. — А мне, конечно, нужно больше. Но где? Эльбрус? Эверест? Нет, невысокая, вдоль и поперек излаженная школьниками гора! Более идеального места для самой дурацкой смерти не найти!»

Он висел над склоном, еще пытаясь бодриться, но уже чувствовал, как откуда-то из-за спины, с легким ознобом нарастает холодный и скользкий, отчаянно трезвый ужас безвыходности. Положение осложнялось тем, что грунт вокруг был сыпучий, и камни, за которые он держался руками, могли легко вывернуться и полететь вниз, вместе с ним.

— Саня! — Заорал Том что было сил. — Саня, я завис.

— Выбирай дорогу полегче! — Услышал он откуда-то сверху беспечный голос Монгола.

— Саша, мля, едрить твою канитель! Мне капец!

Чтобы хоть чуть-чуть облегчить руки, он попытался зацепиться ногами хоть за что-то внизу, но ничего не нащупал. И его вдруг прорвало.

Болтаясь над пропастью, он крыл матом все, что можно. Орал, не чувствуя, как медленно, в судороге, стынут руки, не слушая своих слов, давясь ими, будто истекая ненавистью ко всему на свете. Наконец, выкричался.

— Бросай посох. — Донесся из темноты негромкий встревоженный голос Монгола. До него, кажется, дошло.

Все еще пытаясь зацепиться ногой за какой-нибудь камень, Том слегка повернулся на руках. Посох выскользнул из-под ремня сумки, и с сухим деревянным звоном застучал по камням вниз.

— Бросай сумку! — Заорал Монгол.

— Ну уж дудки. Сумку я не брошу. — Побелевшими от напряжения костяшками пальцев Том упрямо ощупывал перед собой камни.

Шипя и ругаясь, он ткнулся телом в небольшой валун, торчавший на уровне живота. Оторвав левую руку, вставил пальцы в какую-то щель рядом. Отпустив правую, подергал камень. Тот шатался, но выбора не было. Том взялся за него осторожно, стараясь не переносить на булыжник весь вес, все еще вися на кончиках пальцев левой руки. Затем уцепился правой рукой еще ниже, за корень куста, схватил его кулаком, стараясь упереться в склон, чтобы корень не вырвался из земли. Наконец, оторвал левую руку, зацепившись еще ниже, не обращая внимания на пульс с висках и бешено колотящееся сердце. Чтобы дать отдохнуть пальцам, он несколько раз лихорадочно пытался стать ногами хоть на чем-то, перенести на них часть нагрузки, но каждый раз камни выворачивались из-под ног, содрогая все тело, опасно дергая руки, а сумка предательски норовила соскользнуть на живот. Он быстро бросил эту затею, используя только пальцы, стараясь не раскачиваться, не обращать внимания на боль, цепляясь за очередной камень и медленно спускаясь вниз.

Реальность будто сбросила с себя тонкую липкую пленку всегдашней уютности и неуязвимости, с которой он так свыкся, иногда даже в глубине души полагая, что всё вокруг — понарошку. Что, как он не поступи, — с ним никогда и ничего плохого не случится. Он всегда хотел почувствовать, где этот край вседозволенности, наивно считая, что если его в чем-то ограничивали, то за этим краем сокрыт какой-то секрет, запретная комната с тайным знанием. Он исподволь шел навстречу этому краю, лез на рожон, а оказалось… Он просто играл в жизнь и заигрался, сам пришел к тому, чтобы однажды случились с ним эти самые обстоятельства, где он — не хозяин положения, а их беспомощная жертва. Но что дальше? Что он искал в этом? Тайну? Истину? Здесь нет ничего, кроме смерти. Боже, какой бред!

Все эти мысли, плохо осознанные, в миг пронеслись в его голове, но ему почти не было до них дела.

Метров через шесть ему, наконец, удалось перенести вес на ногу и немного ослабить сведенные судорогой пальцы, как вдруг камень вывернулся… Не удержавшись, Том полетел навзничь вниз… И через секунду мягко ткнулся спиной в густую, как щетина, крону небольшого колченогого дерева. Дерево устояло, угрожающе нагнулось; он сполз с него, успев схватиться за кривой ствол, торчавший над небольшой плоской площадкой, и, наконец, поставил на нее ноги. Боясь шевельнуться, не отпуская дерева, еще долго стоял, молча приходя в себя. А еще через минуту уже стоял в самом низу стенки, с которой только что чуть не полетел. Отдышался, и, собравшись с силами, взял левее, — туда, где поднимался Монгол. Новый маршрут оказался более скалистым, словно лестница, и от этого менее опасным.

— Я здесь! — Монгол сидел на небольшой каменной плите. Она образовывала потолок крохотной, не больше гроба, пещерки. — Живой?

Вместо ответа Том показал Монголу свои скрюченные, сбитые в кровь пальцы. Руки дрожали.

— А я тут пещерку нашел. Похоже, что это и есть жопа Медведь-горы!

— Не то слово. — Выдохнул Том, стараясь успокоиться. — Все, привал. Дальше пойдем с утра. Давай спать.

— Давай! — Монгол втиснулся в пещерку. Том залез на ее плоский потолок-плиту, вытащил найденные накануне штаны, и, не в силах переодеться, подложил их под себя. Глянул вниз. Под ним, над склоном торчали из пещеры кеды Монгола.

Положив сумку под голову, он вытянулся на плите. Здесь, сверху, места было еще меньше: его ноги тоже свисали над обрывом. Устроив их на развилке ствола худосочного деревца, тянувшего свой ствол откуда-то снизу, он провалился в сон.