В прошлом году мне довелось выступать на конференции с темой «Корней Чуковский — читатель Пушкина». Когда я сказал, что соседство этих имен — более чем органично, ибо речь идет о двух великих национальных поэтах, в зале, помню, засмеялись.
Тогда я напомнил, что именно с Чуковского начинается наша первая в жизни встреча с русской поэзией, потому что его поэмы и стихи мы слышим из уст взрослых, когда нам всего полтора или два года от роду (а он, действительно, наш самый первый поэт).
И ещё я добавил, что потом эта встреча длится всю нашу жизнь, — когда мы сами читаем детям и внукам «Мойдодыра» или «Муху-Цокотуху». Для пущего эффекта я даже предложил залу закончить «на память» — а памяти-то и не надо, всё это давно растворено в нас! — ту или иную чуковскую строчку или строфу. И сразу же прочитал начало «Тараканища» —
Ехали медведи
На велосипеде.
А за ними кот…
Зал, само собой, дружно закончил: «…задом наперёд!»
Рубрика «Строфы» Павла Крючкова, заместителя главного редактора и заведующего отдела поэзии «Нового мира», — совместный проект журналов «Фома» и «Новый мир».
Предупредив, что далее будет чуть труднее, я продолжил: «А за ним комарики…»
«…На воздушном шарике!!!» — загремело под сводами музея имени Пушкина.
Смотрите, шутливо заметил я, вы так легко декламируете мне про шарик, хотя можно поискать и другие варианты, «…на смешном кораблике» — например. Но ведь точно так же поступили бы миллионы людей разных возрастов и профессий.
Именно про шарик.
О том, что Чуковский — виртуозный поэт, славно участвовавший в строительстве нашего бытового и литературного языка, говорилось не раз, в том числе и поэтами – Валентином Берестовым, Арсением Тарковским, Александром Кушнером…
И сами стихи Корнея Чуковского тоже насквозь пропитаны нашей поэзией: от Пушкина до Гумилёва. При случае могу показать.
Представляю вам фрагмент его забытой военной сказки «Одолеем Бармалея», который многие знают просто как стихотворение, затем удивительное обращение к ленинградским детям (заметьте там близкую к нам дату) и — два «домашних», почти дневниковых этюда. Предполагаю, что для многих из нас эта встреча с Корнеем Чуковским окажется неожиданной.
Радость
Рады, рады, рады
Светлые берёзы,
И на них от радости
Вырастают розы.
Рады, рады, рады
Тёмные осины,
И на них от радости
Растут апельсины.
То не дождь пошёл из облака
И не град,
То посыпался из облака
Виноград.
И вороны над полями
Вдруг запели соловьями.
И ручьи из-под земли
Сладким мёдом потекли.
Куры стали павами,
Лысые — кудрявыми.
Даже мельница — и та
Заплясала у моста.
Так бегите же за мною
На зелёные луга,
Где над синею рекою
Встала радуга-дуга.
Мы на радугу
вска-ра-б-каемся,
Поиграем в облаках
И оттуда вниз по радуге
На салазках, на коньках!
1942-1945
Ленинградским детям
Промчатся над вами
Года за годами,
И станете вы старичками.
Теперь белобрысые вы,
Молодые,
А будете лысые вы
И седые.
И даже у маленькой Татки
Когда-нибудь будут внучатки,
И Татка наденет большие очки
И будет вязать своим внукам перчатки,
И даже двухлетнему Пете
Будет когда-нибудь семьдесят лет,
И все дети, все дети на свете
Будут называть его: дед.
И до пояса будет тогда
Седая его борода.
Так вот, когда станете вы старичками
С такими большими очками,
И чтоб размять свои старые кости,
Пойдете куда-нибудь в гости, —
(Ну, скажем, возьмете внучонка Николку
И поведёте на елку),
Или тогда же, — в две тысячи двадцать
четвертом году; —
На лавочку сядете в Летнем саду.
Или не в Летнем саду, а в каком-нибудь
маленьком скверике
В Новой Зеландии или в Америке, —
Всюду, куда б ни заехали вы, всюду,
везде, одинаково,
Жители Праги, Гааги, Парижа, Чикаго
и Кракова —
На вас молчаливо укажут
И тихо, почтительно скажут:
«Он был в Ленинграде... во время
осады...
В те годы... вы знаете... в годы
... блокады»
И снимут пред вами шляпы.
1944
* * *
Никогда я не знал, что так весело быть стариком.
С каждым днем мои мысли светлей и светлей.
Возле милого Пушкина, здесь на осеннем Тверском,
Я с прощальною жадностью долго смотрю на детей.
И, усталого, старого, тешит меня
Вековечная их беготня и возня.
Да к чему бы и жить нам
На этой планете,
В круговороте кровавых столетий,
Когда б не они, не вот эти
Глазастые, звонкие дети,
Которые здесь, на моём
Грустном, осеннем Тверском,
Бездумно летят от веселья к веселью,
Кружась разноцветной своей каруселью,
В беспамятстве счастья, навстречу векам,
Каких никогда не видать старикам!
1946
* * *
Пете Евтушенко
Бывают на свете
Хорошие дети,
Но вряд ли найдутся на нашей планете
Такие, кто был бы прелестнее Пети,
Смешного, глазастого, милого Пети.
Я, жалкий обломок минувших столетий,
Изведавший смерти жестокие сети,
Уже в леденящей барахтался Лете,
Когда сумасшедший и радостный ветер
Ворвался в мой дом и поведал о Пете,
Который, прибыв в золочёной карете,
Мне вдруг возвестил, что на свете есть дети,
Бессмертно весёлые, светлые дети.
И вот я напряг стариковские силы
И вырвался прочь из постылой могилы…
1969
