Уходящий год отметился — помимо прочего — памятными датами: традиционными обращениями к литературному календарю. Среди имен и событий — столетие со дня рождения поэта и публициста Наума Коржавина. Слава Богу, газеты и телевидение отозвались; невыносимо печальное стихотворение нашей подборки («Уже июнь. Темней вокруг кусты…», 1972) прочитал в эфире программы «Наблюдатель» поэт Ефим Бершин.
Открывающее подборку старинное «Мужество» я взял из единственной выпущенной в Советском Союзе коржавинской книжки. Редактором поэтического сборника «Годы» (1963) был ровесник автора Евгений Винокуров. Пройдут океаны времени, и в знаменитых воспоминаниях Коржавина «В соблазнах кровавой эпохи» прочитаем: «Никакого пафоса гражданственности у Винокурова не было, — он был, скорее, эстетом и мыслителем, но его эстетизм и мысль никак не монтировались с существующим строем. <…> Он не совершил ни одного дурного поступка. За ним нет ни одного предательства». Словом, с редактором — повезло.
«Строфы» — совместный проект журнала «Фома» и «Новый мир» о творчестве поэтов XX-XXI веков. Автор проекта: Павел Крючков.
Ко времени издания той первой книги за спиной поэта остались послевоенный арест, долгое следствие и сибирская ссылка (лагерную статью заменили формулировкой о «чтении стихов идеологически невыдержанного содержания»), затем восстановление в Литинституте, публикация в легендарном альманахе «Тарусские страницы»... А впереди — подписание «защитных» писем, вынужденная эмиграция в 1973-м и заокеанское житье-бытье, сопряженное с напряженной литературной работой и нарастающей потерей зрения. И как всегда — «неистов и упрям».
…Вспоминаю первые московские встречи Коржавина с читателями при переполненных залах в конце 1980-х. И — с ним самим, на квартирах его друзей (выпадало счастье редкого общения). Мы говорили обо всем на свете: о переменах убеждений и о фанатизме, о революциях и «застоях», о книгах. О том, что душа человека — есть прямое доказательство бытия Божьего, а тот, кто может сказать о себе
«у меня нет души» — просто безумец…
Спасибо, что Вы были, Наум Моисеевич, спасибо за стихи.
Ваши целебные уроки — с нами.
Мужество
Когда, что нужно, сказано вначале, А нового пока не написать, Оно приходит — мужество молчанья, Чтоб даром слов на ветер не бросать. Мы отдыха не просим, а напротив — Нам стоит крови каждый перерыв... И у поэта вечно где-то бродит Пока что неосознанный мотив. И если он звучит немного тише, Не взял за горло и не бросил в дрожь, Не тронь пера. Ведь если ты напишешь — Напишешь дрянь и сам ее сожжешь. Как дразнится бессилием сознанье И тяжело смотреть в глаза друзьям... Нет! Это вправду мужество — молчанье В те дни, когда еще сказать нельзя. 1945
* * *
Шла вновь назад в свою судьбу плохую. Решительно. Свирепо. Чуть дыша… Борясь с тоской и жалобно тоскуя, Всем, что в ней было, мне принадлежа. Шла с праздника судьбы в свой дом убогий. Шла противозаконно в дом не мой. Хотя моими были даже ноги, Которые несли ее домой. 1958
* * *
От созидательных идей, Упрямо требующих крови, От разрушительных страстей, Лежащих тайно в их основе, От звезд, бунтующих нам кровь, Мысль облучающих незримо, — Чтоб жажде вытоптать любовь Стать от любви неотличимой, От правд, затмивших правду дней, От лжи, что станет им итогом, Одно спасенье — стать умней, Сознаться в слабости своей И больше зря не спорить с Богом. 1969
* * *
Уже июнь. Темней вокруг кусты. И воздух — сух. И стала осень ближе. Прости меня, Господь… Но красоты Твоей земли уже почти не вижу. Всё думаю, куда ведут пути, Кляну свой век и вдаль смотрю несмело, Как будто я рождён был мир спасти, И до всего другого нет мне дела. Как будто не Тобой мне жизнь дана, Не Ты все эти краски шлешь навстречу… Я не заметил, как прошла весна, Я так зимы и лета не замечу. …Причастности ль, проклятья ль тут печать Не знаю… Но способность к вдохновенью Как раз и есть уменье замечать Исполненные сущности мгновенья. Чтоб — даже пусть вокруг тоска и зло, — Мгновенье то в живой строке дрожало И возвращало суть, и к ней влекло, И забывать себя душе мешало. Жизнь все же длится — пусть в ней смысл исчез. Все ж надо помнить, что подарок это: И ясный день, и дождь, и снег, и лес, И все, чего вне этой жизни нету. Ведь это — так… Хоть впрямь терпеть нельзя, Что нашу жизнь чужие люди тратят, Хоть впрямь за горло схвачены друзья, И самого не нынче завтра схватят. Хоть гложет мысль, что ты на крест идешь, Чтоб доказать… А ничего не будет: Твой светлый крест зальет, как море, ложь, И, в чем тут было дело, — мир забудет. Но это — так… Живи, любя, дыша: Нет откровенья в схватках с низкой ложью. Но без души — не любят… А душа Всевластьем лжи пренебрегать не может. Все рвется к правде, как из духоты. Все мнится ей, что крылья — в грязной жиже. …Мне стыдно жить, не видя красоты Твоей земли, Господь… А вот — не вижу. 1972
* * *
Дети, выросшие дети, Рады ль, нет, а мы в родстве. Как живется вам на свете — Хоть в Нью-Йорке, хоть в Москве? Как вам наше отливалось — Веры, марши, плеск знамен? Чем вам юность открывалась В дни почти конца времен? И какими вам глазами Видеть жизнь теперь дано? — Хоть в Париже, хоть в Казани, Хоть в Кабуле — все равно. Что для веры остается Вам?.. Над чем скорбеть уму?.. Как обжить вам удается Мир, сползающий во тьму? 1987
