Пытался найти ответ на вопрос о том, почему люди уходят из Церкви, — и «внутренний компьютер» начал привычно выстраивать в голове список причин: нумеровать их, разбивать на блоки, указывать «причину причины», делать выводы и т. д. Но потом я вспомнил слова своего духовника о том, что Бог может вести к себе человека любым способом, даже самым парадоксальным. И даже уход может оказаться просто очередным поворотом на пути к Богу. Не всегда, конечно, и может быть даже как исключение. Но ведь неслучайно говорится, что пути Господни неисповедимы. Пожалуй, одна из самых таинственных характеристик Бога — всеведение — предполагает, что Господь знает о человеке всё, — и сохраняет его свободную волю, всегда оставаясь при этом рядом с ним. Такова сущность Его любви. Поэтому человеку не так уж просто уйти от Бога окончательно и бесповоротно. И как бы далеко ты ни ушел, всегда можешь вернуться.
Вот, казалось бы, едва ли кто-то может отпасть от Бога больше, чем разбойник. Но в евангельском повествовании о распятом рядом с Христом разбойником мы видим близость грешника к Богу, в том числе и буквальную. И ему первому было сказано: ныне же будешь со Мною в раю (Лк 23:43). Так и в нашей жизни грешник может оказаться очень близко к Богу.
Был такой человек, Дэвид Бэлфур, духовный сын старца Силуана Афонского. Принял Православие, постриг, священный сан. Стал отцом Димитрием и жил на Афоне. Но не заладилось; был недоволен руководством старца и многим чем еще. С Афона его удалили. Старцу Силуану он предъявил ряд претензий — и старец решил: «Пусть живет, как хочет». Бэлфур отринул чин и сан, вступил в брак и долгие годы никакого отношения к Церкви не имел. А потом вернулся. Старца уже не было в живых, и он вступил в переписку с отцом Софронием (Сахаровым), конечно, уже как мирянин. И в этом качестве жил кротко, вдумчиво и благочестиво. Конечно, ничего хорошего в оставлении монашества и священства нет и быть не может, но милость превозносится над судом (Иак 2:13).
Напомню, что и у Льва Николаевича Толстого возможность соединения с Богом была, хотя гениальный писатель и решил добровольно уйти из Церкви — и не нашел в себе сил вернуться. И хотя мы не можем молиться о душе Толстого за богослужением, думаю, что есть люди, которые поминают его в личных молитвах и просят о милости Божьей к его душе.
...Однако внутренний компьютер тем временем продолжает работать и помогает обозначить одну из конкретных причин, по которым люди уходят из Церкви. Это нередко мы сами, называющие себя православными христианами. Ведь при всей интимности и таинственности отношений с Богом человек в этих отношениях не может не испытывать воздействия на себя других людей. Находясь в поиске, в том числе духовном, мы смотрим на людей, которые на этом пути уже продвинулись, чего-то, с нашей точки зрения, достигли, — как студент в институте слушает своего любимого преподавателя и думает: «И я хочу знать столько же». Этот студент хочет пройти тем же путем: читать те же книги, ездить на те же конференции. Но всегда остается опасность разочароваться в человеке, если он окажется не таким, как вы его себе представляли. Точно так же и в Церкви можно встретить недостойного священника, грубого мирянина и т. д. Но тут есть важный момент. Даже если священник кажется недостойным, то Таинства, им совершаемые, все равно действительны, потому что Таинство совершает Бог. И именно поэтому еще в первые века христианской Церкви прозвучали слова о том, что грехи людей влияют не на истину Церкви, а только на ее авторитет. Эта максима абсолютно верна на все времена церковной жизни. А авторитет Церкви формируется поведением людей, называющих себя верующими.
Отчего же мы — церковные люди со своим духовным опытом — можем оказаться в какой-то момент недостойными христианами? Наивный вопрос, если вспомнить, что мы по-прежнему прописаны в падшем мире, и поэтому причин, конечно же, много, но одна из них, как мне кажется, заслуживает особого внимания. В свое время в православных СМИ, в том числе и в журнале «Фома», много говорили о так называемом «синдроме неофита»: человек приходит в Церковь — и приступает к радикальному переосмыслению своей жизни. Это проявляется по-разному, но очень часто — во внешнем благочестии: в манере одеваться, в стиле речи, в выборе досуга и чтения. Например, любимый Достоевский выбрасывается, а его место занимают исключительно «Добротолюбие» и другие творения святых Отцов. Но в последее время мне кажется, что пора говорить и о другом синдроме — «синдроме давно воцерковленного человека». Это не менее далеко от подлинной жизни в Церкви. Такой человек привычно полагает, что соблюдение постов — для неофитов. Он не раз в разговорах ссылался на заповедь о неосуждении, но это не мешает ему, например, в блогах нарушать ее не то что ежедневно, а ежечасно. Таков эффект привыкания, которое может наступить не только в профессиональной или семейной жизни, но и в жизни духовной. Вернее, в попытках такую жизнь вести.
Не знаю, как часто мы задумываемся над словами: Царство Небесное силою берется, и употребляющие усилие восхищают его (Мф 11:12)? Судя по нашему поведению, не очень. И усилия, которые мы прилагаем к взятию высот духа, несопоставимы с усилиями, которые мы употребляем в заботе о теле и здоровье, в продвижении по карьерной лестнице и приобретении материальных благ.
Представьте себе социологический опрос: «Сколько времени в день вы уделяете личному спасению?». Не стану придумывать цифры, но мне кажется, картина будет печальная. И это грустно, потому что предельная задача христианина — это как раз личное спасение. Мы любим повторять фразу преподобного Серафима: «Стяжи дух мирен, и тысячи вокруг тебя спасутся». Но что это значит? Ведь ясно, что наша деятельность — общественная, профессиональная — если даже она приносит пользу Церкви, обществу, государству, не отменяет усилий по взысканию Града Небесного. Должность и статус никому не выдают автоматически «пропуск в рай».
Эффект привыкания можно достаточно точно перевести на церковный язык: отцы Церкви много говорили о таком состоянии, как окамененное нечувствие, и молились об избавлении от него. Давайте задумаемся: ведь они были не неофиты и не сомневающиеся, они были святые.
Взыскание Града Небесного — ежедневный тяжкий труд, и именно о нем так часто забывают. И если, приходя в Церковь, человек не видит этого труда — разочарование неизбежно. Эту болезнь легче диагностировать, чем лечить, но лечение у нее одно: Сам Христос; без Него — не выздороветь. А вот конкретные методы лечения выявляются только опытным путем. И сугубо индивидуально. Но — в Церкви, ибо Церковь замыслена Творцом как нечто, включающее в себя все человечество; точнее даже будет сказать, что человечество замыслено как Церковь.
При этом главное, во что я верю, — это в то, что неровности пути человека к Богу оставляют каждому шанс повторить слова разбойника, распятого рядом со Христом: Помяни меня, Господи, когда приидешь в Царствие Твое! (Лк 23:42).
