Знаменитый пушкинский афоризм из «Путешествия в Арзрум» — о нашем безволии и интеллектуальной летаргии — никогда не казался мне, как считают некоторые ученые, чем-то «снисходительно-сочувственным». Увы, мы (то есть я сам, простите) и впрямь — «ленивы и нелюбопытны». Но какая же, поверьте, радость — встреча с талантом, о котором ты до поры не знал!
Совместный проект журналов «Фома» и «Новый мир» — рубрика «Строфы» Павла Крючкова, заместителя главного редактора и заведующего отдела поэзии «Нового мира».
…Спасибо тем, кто недавно открыл мне творчество поэта и рок-музыканта Александра Непомнящего. Как хорошо, что его — живого — можно видеть и слушать на просторах интернета; что вышла книга стихов, выпущены диски с песнями, а в родном Иванове — сборник исследований о них и о нем. В феврале — дата его рождения, и я чувствую, что наша прошлогодняя, тоже февральская, подборка стихов и песен Александра Башлачева (1960–1988) духовно аукается с нынешней публикацией младшего поэта-собрата.
Искусство, которым эти поющие стихотворцы дышали (и помогали дышать другим), уникально и, судя по многим сегодняшним горячим откликам, тянется в будущее.
Я хочу сказать, что то, чем занимались, изнуряя себя до полной отдачи, СашБаш, Янка Дягилева, Егор Летов, светлый и славный Веня Д’ркин — лежит в поле служения, а подчас, думаю, и подвига. Приношения их памяти — тоже тема: послушайте вдохновенный кавер на башлачевское «Время колокольчиков», спетый Дмитрием Ревякиным, или «Апофатию» Непомнящего в исполнении музыкантов «Проекта ХБ».
Вспоминая Сашу Непомнящего, его земляк, поэт и прозаик Игорь Жуков, очень точно обмолвился о русском мальчике из Достоевского, которому только покажите карту звездного неба, и наутро она будет возвращена исправленною.
А вечером он попросит ее назад, и всё повторится снова — тихо добавим мы от себя.
Оскольская
Победили навсегда холода,
Лес продрог, и горизонт постарел.
Одиноко, как любая высота,
Беспредельно, как любой предел.
С точки зрения облаков, лишь тот прямой
Путь, где каждый день по новой слова — костру.
Победить — значит прийти в пустыню домой —
Знают как и умирают по одному.
Остаётся молчать в ответ вьюге в окно,
В первый раз удивляться, видеть новым деревья.
Остаётся знать, что где-то, вопреки, заодно,
Наш огненный отряд посреди неверья.
Исчезали мы кругами с глади озёр,
Замерзали чёрным взглядом полыньи,
И летел во вражьи спины верный топор
Ниоткуда — ни из-под земли, ни из синевы.
Пусть солдаты ищут кошек по тёмным углам,
В облачка стреляют и копают огород.
Пусть бегут, спешат по нас не знавшим следам —
Там нас нет, а здесь — лес, утро, солнце встаёт.
Остаётся молчать в ответ вьюге в окно,
В первый раз удивляться, видеть новым деревья.
Остаётся знать, что где-то, вопреки, заодно,
Наш огненный отряд посреди неверья.
Мы смотрели друг на друга сквозь прицел
И не оставляли права не судить.
Честными грехами пишет грязный мел
Летопись на снеговую нить.
А цыплят сочтёт по осени одна —
Не дожившим, не простившим и не жившим — всем! —
Непришедшая, несбыточная Весна
В чёрном небе над городом Вифлеем.
И не страшно смотреть в ответ вьюге в окно,
В первый раз удивляться, видеть новым деревья.
Остаётся знать, что где-то, вопреки, заодно,
Наш огненный отряд…
Свидригайловская банька
Ах, неспетая моя песенка,
Ветреное красное солнышко,
Скользкая, крутая в небо лесенка,
Розовое крашеное стёклышко.
Приходили по ночам гости дальние,
Мне сулили чудеса несказанные,
Только где же их весна долгожданная,
И как верить поутру обещаниям.
С пауками по углам, да с чеpтями по дверям?
Вечно душно и тепло, свечку сажей замело —
Свидpигайловская банька от земли до звёзд…
Как могли, встречали, славили песнями,
Деньги, пряники совали, да почести,
А лицо у Христа было детское,
Но морщинкой сквозь лицо — одиночество.
И полпяди не хватило нам до мудрости,
И полвдоха не хватило до радости,
И полчуда не хватило нам до вечности —
Сказки, слёзки лишь, и прочие сладости
С пауками по углам, да с чертями по дверям.
Если пусто, засыпай — чего хочешь, выбирай —
Свидригайловская банька от земли до звёзд.
«На развалинах
геометрии…»
На развалинах геометрии
Расцветёт дивным цветом папоротник,
И поймет Волгу-реку пескарь-дурак,
И неправильный квадрат заполнит круг.
На руинах гордого разума
Сорняки ядовитой плесенью
Отпируют Вальпургиеву ночь.
Наше утро навсегда, любовь моя.
А поля, израненные вечной войной,
Мёртвой да живой водой польёт дождь проливной,
И разбудит всех погибших тишина,
Позовет во тьме предрассветной благовест.
На могиле смерти слёзы долгожданных встреч,
Вино из одуванчиков для Кая и Герды,
Детские забавы говорящих зверей,
Земляничные поляны навсегда.
Так закончатся эти небо и земля,
Засияет радугой лестница.
Только б не ослепнуть недостойным во тьму…
Присносущий Свете, буди милостив мне.
Посевная
Падал ниже земли. Что ж вы, кони мои?
Привередливые, как четыре стены,
Под откосом луга, снегом жарче костра,
Тише эха войны и честнее меня…
И рвала на кусочки победой гроза,
И молола зерно посолонь мельница,
Ну а там, за туманом, всё, что выжгла зима —
Ничего, испечётся, взрастёт да не денется.
Зря последней паскудой я просился домой,
И октябрь бесконечный торговался с душой.
Шпалы рельсами крыла упрямая гать —
Матерком неурочной капели понять
Тридевятое царство, которого нет,
И живые цветы на оборванных стенах,
Лебединый и юный, чёрный огненный свет,
И себя в темноте перед ним на коленях.
Сын ушел на войну, но не станет войной
Фронтовой треугольник, мол, я, мама, живой,
Потерялся навек в партизанской весне,
Проскакал над росою на красном коне…
И очнулся ребёнком загнанный лев,
Нарисованный город стёр ластик упругий,
Бог в холщовой рубахе начал новый посев
В сердце-поле — и нет никакой Кали-Юги.
Просто Солнце взошло, воскресло, взошло.
Просто Солнце взошло…
