Сбор рождественских стихотворений в преддверии праздника оказался для наших «Строф» испытанием — ясным, таинственным и счастливым.
Вот когда подтвердилось, что во второй половине прошлого века поэтических обращений к сей теме — пригоршня, даже учитывая труды Иосифа Бродского, писавшего о Рождестве с 1961-го по 1995-й. Иногда, как вы увидите, год за годом.
Почти в каждом из десяти произведений, представленных здесь, проступают линии личной судьбы русских поэтов, подчас необычно переплетенные с «вознесением ума к Вифлеему», говоря словами из предпраздничной службы. Так, не мною было замечено, что преображенное стихами бегство Святого Семейства на Восток иногда совмещается во времени с темой самого Рождества — как у того же Бродского.
И как не изумиться смелости лирического героя Заболоцкого, отождествляющего себя с Богомладенцем? …Чтобы потом — ближе к концу баллады — пережить вместе с автором память о его сораспятье, когда великий поэт дробил, теряя сознание, горную породу на каторжном карьере… Спасибо Светлане Васильевне Кековой, которая обратила на это мое внимание.
Я, конечно, думал о том, как естественно-нежно Борис Пастернак переместил Вифлеем в воспетый им подмосковный окаём (ныне варварски застроенное поле у дома-музея).
…Всматриваюсь сейчас в беженский «белый домик с верандой» у того же Николая Заболоцкого: а не переделкинское ли это дачное гнездо прозаика Вениамина Каверина, приютившего семью вчерашнего арестанта, чудом выскользнувшего из лап дракона?..
«Не веруем, но жаль души утраченной…». Это стихотворение Инны Лиснянской вышло в «Строфах» двадцать лет тому назад (написано было в 1981-м, еще «советском»).
Кончалось оно тревожно: «…А вдруг душа воспомнит и воротится, / И не найдет такого уголочка, / Куда б могла поставить Богородица / Корыто для Спасителя-сыночка».
Слава Богу, рождественские стихи у сегодняшних поэтов рождаются и живут.
Рождественская звезда
Стояла зима. Дул ветер из степи. И холодно было Младенцу в вертепе На склоне холма. Его согревало дыханье вола. Домашние звери Стояли в пещере, Над яслями теплая дымка плыла. Доху отряхнув от постельной трухи И зернышек проса, Смотрели с утеса Спросонья в полночную даль пастухи. Вдали было поле в снегу и погост, Ограды, надгробья, Оглобля в сугробе, И небо над кладбищем, полное звезд. А рядом, неведомая перед тем, Застенчивей плошки В оконце сторожки Мерцала звезда по пути в Вифлеем. Она пламенела, как стог, в стороне От неба и Бога, Как отблеск поджога, Как хутор в огне и пожар на гумне. Она возвышалась горящей скирдой Соломы и сена Средь целой вселенной, Встревоженной этою новой звездой. Растущее зарево рдело над ней И значило что-то, И три звездочета Спешили на зов небывалых огней. За ними везли на верблюдах дары. И ослики в сбруе, один малорослей Другого, шажками спускались с горы. И странным виденьем грядущей поры Вставало вдали все пришедшее после. Все мысли веков, все мечты, все миры, Все будущее галерей и музеев, Все шалости фей, все дела чародеев, Все елки на свете, все сны детворы. Весь трепет затепленных свечек, все цепи, Все великолепье цветной мишуры… …Все злей и свирепей дул ветер из степи… …Все яблоки, все золотые шары. Часть пруда скрывали верхушки ольхи, Но часть было видно отлично отсюда Сквозь гнезда грачей и деревьев верхи. Как шли вдоль запруды ослы и верблюды, Могли хорошо разглядеть пастухи. — Пойдемте со всеми, поклонимся чуду, — Сказали они, запахнув кожухи. От шарканья по снегу сделалось жарко. По яркой поляне листами слюды Вели за хибарку босые следы. На эти следы, как на пламя огарка, Ворчали овчарки при свете звезды. Морозная ночь походила на сказку, И кто-то с навьюженной снежной гряды Все время незримо входил в их ряды. Собаки брели, озираясь с опаской, И жались к подпаску, и ждали беды. По той же дороге чрез эту же местность Шло несколько ангелов в гуще толпы. Незримыми делала их бестелесность, Но шаг оставлял отпечаток стопы. У камня толпилась орава народу. Светало. Означились кедров стволы. — А кто вы такие? — спросила Мария. — Мы племя пастушье и неба послы, Пришли вознести Вам Обоим хвалы. — Всем вместе нельзя. Подождите у входа. Средь серой, как пепел, предутренней мглы Топтались погонщики и овцеводы, Ругались со всадниками пешеходы, У выдолбленной водопойной колоды Ревели верблюды, лягались ослы. Светало. Рассвет, как пылинки золы, Последние звезды сметал с небосвода. И только волхвов из несметного сброда Впустила Мария в отверстье скалы. Он спал, весь сияющий, в яслях из дуба, Как месяца луч в углубленье дупла. Ему заменяли овчинную шубу Ослиные губы и ноздри вола. Стояли в тени, словно в сумраке хлева, Шептались, едва подбирая слова. Вдруг кто-то в потемках, немного налево От яслей рукой отодвинул волхва, И тот оглянулся: с порога на Деву, Как гостья, смотрела звезда Рождества. 1947 Борис Пастернак (1890–1960)
[25 декабря]
Быть может, мрак последний встретив, Уже прикрученный к кресту, Он вспомнил игры в Назарете, Он вспомнил яслей теплоту. И в мир, где пытки и распятья, Не потому ль, не помня зла, Его сегодня Богоматерь Опять младенцем принесла? [12 ноября] 1939 Николай Стефанович (1912–1979)
Бегство в Египет
Ангел, дней моих хранитель, С лампой в комнате сидел. Он хранил мою обитель, Где лежал я и болел. Обессиленный недугом, От товарищей вдали, Я дремал. И друг за другом Предо мной виденья шли. Снилось мне, что я младенцем В тонкой капсуле пелен Иудейским поселенцем В край далекий привезен. Перед Иродовой бандой Трепетали мы. Но тут В белом домике с верандой Обрели себе приют. Ослик пасся близ оливы, Я резвился на песке. Мать с Иосифом, счастливы, Хлопотали вдалеке. Часто я в тени у сфинкса Отдыхал, и светлый Нил, Словно выпуклая линза, Отражал лучи светил. И в неясном этом свете, В этом радужном огне Духи, ангелы и дети На свирелях пели мне. Но когда пришла идея Возвратиться нам домой И простерла Иудея Перед нами образ свой — Нищету свою и злобу, Нетерпимость, рабский страх, Где ложилась на трущобу Тень распятого в горах, — Вскрикнул я и пробудился… И у лампы близ огня Взор твой ангельский светился, Устремленный на меня. 1955 Николай Заболоцкий (1903–1958)
Рождество
В том стандартном посёлке, Где троллейбус кончает маршрут, В честь рождественской ёлки Пляшут, пьют и поют. В доме — племя уборщиц, Судомоек и нянь из больниц, Матерщинниц и спорщиц, Работяг и блудниц. Не ленивы как будто, Не бегут от шитья и мытья, Но у них почему-то Не бытуют мужья. У красивой Васёны Настроенье гулять и гулять. Аппарат самогонный Поработал на ять. В деревенских частушках Есть и воля, и хмель, и метель. В разноцветных игрушках Призадумалась ель. Сын смеётся: «Маманя, Ты не видишь, что рюмка пуста!» И, глаза ей туманя, Набегает мечта. А на небе Сыночка В колыбели качает луна, Словно мать-одиночка, Ожиданья полна. 1963 Семен Липкин (1911–2003)
Рождественская звезда
В холодную пору, в местности, привычной скорей к жаре, чем к холоду, к плоской поверхности более, чем к горе, Младенец родился в пещере, чтоб мир спасти: мело, как только в пустыне может зимой мести. Ему все казалось огромным: грудь матери, желтый пар из воловьих ноздрей, волхвы − Балтазар, Гаспар, Мельхиор; их подарки, втащенные сюда. Он был всего лишь точкой. И точкой была звезда. Внимательно, не мигая, сквозь редкие облака, на лежащего в яслях Ребенка издалека, из глубины Вселенной, с другого ее конца, звезда смотрела в пещеру. И это был взгляд Отца. 24 декабря 1987 г. Иосиф Бродский (1940–1996)
Бегство в Египет
…погонщик возник неизвестно откуда. В пустыне, подобранной небом для чуда, по принципу сходства, случившись ночлегом, они жгли костер. В заметаемой снегом пещере, своей не предчувствуя роли, Младенец дремал в золотом ореоле волос, обретавших стремительный навык свеченья — не только в державе чернявых, сейчас, — но и вправду подобно звезде, покуда земля существует: везде. 25 декабря 1988 г.
* * *
Как по знаку срываются с крон в ближнем Страхове, бедном посёлке, нешумливые стаи ворон, словно брошены тучам вдогон вверх скуфейки, ермолки... Третий год притекаю сюда, ветеран, незадачливый воин, тот, что брал и сдавал города, в холода отдышаться у дымных промоин. У твоих полыней, омутов и ракит я ветшать не готов. Для Второго Пришествия тут, для какой-то невиданной цели уже прибраны хлев и закут со снежком, залетающим в щели. В темноте родового гнезда ты со мною на вы: — Вы не спите? Нет, не сплю: дожидаюсь, когда над некрепкою кровлей звезда вдруг проклюнется в мутном зените. 2004 Юрий Кублановский
* * *
Тонкая нить светового луча, или горящая тихо свеча, или сияющая лампада, или луны благовонный янтарь нам говорят, что рождается Царь в зарослях ночи, среди снегопада. Мёрзлой травы неживые пучки, зимних светил ледяные зрачки, ветви дерев, бессловесные звери, беглой звезды исчезающий след нам говорят, что рождается Свет в мире страдающем, в тёмной пещере. Ангелы, дети, волхвы, пастухи, испепелённые наши грехи, слёзные капли в окрестности мглистой, выдох последний и прерванный вздох нам говорят, что рождается Бог в тёмном вертепе от Девы Пречистой. В муках рождаются Хлеб и Вино, Слово становится плотью. Оно нам для спасенья дано, и отныне ветер гудит в проводах, как орган, дремлет Голгофа, блестит Иордан мёртвой водою на русской равнине... [2015] Светлана Кекова
* * *
Обнимемся, живые, неживые, Спасенные, ладони на плече, Переплетайтесь, ветви меховые, Воскресшие в распахнутом луче Звезды межмировой, любви отверстой, Входили в жизнь мы отроками в печь И уцелели чудом, снег окрестный Сиянием бросает в слёзы, встреч Не перечесть, и живы все родные, Глядят в глаза крупицами зимы, Во дни хвалы и славы выходные Вышагивая душами из тьмы Живым навстречу, ничего не надо С любовью нашей делать — жив и слаб Шевелится Младенец — мы и рады, Чуть стряхивая снег с еловых лап. 2015 Андрей Анпилов
Шестопсалмие
Все прожито, все сказано, молчи, молчи, молчи! Вина уже доказана, потеряны ключи. Все сказано, все прожито, всё ровно, всё равно. И кто теперь поможет-то, когда вокруг темно? Ни слов, ни снов не нажито, не жди, не спи, не верь. И кто теперь подскажет-то, и кто откроет дверь? Бессмысленно кружение рождений и годин. В последнем приближении — один, один, один. Но век, иль год, иль час тому назад сказал Давид, Что снег по лесу частому под полозом скрипит, Что нам не видно многое, что там, где снег лежит, Лошадка мохноногая торопится, бежит. Бежит, бежит, торопится, кивает головой, Туда, где печка топится, где дедушка живой, Где в небе спит Медведица, ржаной печется хлеб, Где светом тихим светится рождественский вертеп. 2024 Елена Монич
Рисунки Анны Доронкиной
