Почему люди не могут потерпеть друг друга? Парсуна священника Иоанна Перевезенцева

А вот если вернуться к моему вопросу о ожидании вашим перед рукоположением, что это будет, и вот реальностью, с которой, в которой вы живете, вот что было для вас самым неожиданным именно в жизни священника, о чем вы, может быть, думали совсем иначе? Или всё как вы представляли, так оно и сложилось?

Ну, наверно, было опасение, что будет все гораздо сложнее и труднее, и переживательнее и испытательнее. Но Господь дает прям вот такую утешительную радость и легкость. И вот таких действительно трудных, глубоких моментов, которые бы прямо как-то тяжело было пережить, их на самом деле очень-очень немного. Не знаю, это только у меня или у всех священнослужителей, но, действительно, радость священнического служения — она очень большая. И,, когда ты видишь эти человеческие души, которые обретают радость первой встречи с Богом, радость первого покаяния, конечно, она ни с чем не сравнится, что существует. Даже в медицине, когда ты выписываешь больного, наверное, радости… ну она есть, конечно, о том, что он поправился, все хорошо, но радость вот о этой покаявшейся душе, о которой мы знаем в Евангелии, и как говорит Господь, что нет больше той радости на Небесах, как душа единого покаявшегося грешника — она, конечно, для священника является очень таким большим утешением всегда.

А вот мы в теме «Вера» находимся. А можно сказать, что за эти годы не только священнического служения, а вообще жизни в Церкви вы как-то ну переосмыслили веру, иначе стали какие-то вещи воспринимать, передумали что-то?

Ну, наверно, есть такое понимание, что как-то людям, может быть, стоит более аргументированно доносить, что спасение, оно возможно только во Христе, и других путей для нас Бог не открыл. С другой стороны, некое понимание, что с людьми все-таки священник должен обходиться, с одной стороны, строго, но помягче. Как хирург, то есть он не может ну совсем без операции обойтись, но и оставлять больного без обезболивания в послеоперационном периоде тоже нельзя. Ему нужны и ласка, и забота, и поддержка. И наверно, в духовной жизни тоже важно, чтобы священнослужитель, он чувствовал вот это устроение человеческой души, и там, где нужно, применял бы резание, а там, где душа ранена, и тягостна, и болезненна, там нужно применять и примочки, и обезболивающее, и теплоту, и ласку, и любовь, и прощение, и некое такое снисхождение.

А у вас были ситуации вот в пастырской практике, когда вы вот, ну я не знаю, как вам казалось, вскрывали гнойник, а потом оказывалось, оказывалось, и вы понимали, что надо было там примочки, ласку, то есть, когда вы понимали, что вы ошибались?

Ну, наверно, так, да. Мне нравится выражение о том, что: лучше согрешить в милости, чем в строгости. И действительно это лучше всегда делать. Семья — это же тоже малая Церковь…

Малая Церковь, да.

…поэтому здесь тоже пастырская твоя деятельность, мне даже матушка иногда говорит: «Батюшка, не забывай, что мы тоже твои прихожане».

Да. (Смеется.)

И иногда бывает, что дома там, где-то чуть строго как-то с детишками, взыщешь с них, и потом ты понимаешь, что ну не стоило. То есть и без этой строгости, просто простым объяснением все бы понял, все бы осознал, раскаялся бы и начал бы по-другому.

А дети вам исповедуются?

По-разному. Я их об этом не прошу, на этом не настаиваю, поэтому как они принимают решение, где им каяться пред Богом… Исповедь — она же Богу. Другой вопрос духовного окормления, это ну человек сам принимает. Все же мы разные: кому-то нужен построже; кому-то нужен помягче; кому-то необходим тот, кто может долго выслушать; кому-то необходим священник, который много чего расскажет, в чем наставит. И детки разного возраста, наверно, они могут выбирать тоже себе и пастыря по возрасту. Потому что батюшка такой молодежный, молодой — вот он как-то ближе к подростковым переживаниям, потому что еще сам недавно вышел из этого периода. А, когда ребенок уже взрослеет и переходит в новый такой статус, у него возникают взрослые вопросы, и ему уже хочется спросить какой-то мудрости, наверно, у священника, у которого уже даже есть внуки, как он там воспитывал своих детей, как быть в семейных отношениях, как строить отношения до замужества. И здесь, наверно, детки тоже. Ну, я считаю, что они не должны быть привязаны к своему отцу, если он является священнослужителем. Если это так, то, мне кажется, это тоже неплохо.

А вы не раз говорили, что на вашем пути вам попалась в свое время книга схиигумена Саввы, и она сыграла большую роль в понимании каких-то вещей. А вот помимо этой книги были еще какие-то книги художественные или философские, богословские, которые вы тоже можете выделить, которые вот лично для вас были значимы или сейчас значимы?

Наверное, на первом этапе богопознания она как-то прозвучала сначала даже с усилием такая... — это «Лествица» Иоанна Лествичника. И сейчас она —это книга, которую я сейчас, к сожалению, реже читаю, но много слушаю. И там очень много для себя…

То есть аудио.

В аудиоформате, да. Ну вот, например, переезд из Рыбинска в Москву, он занимает четыре с половиной часа, и здесь много что можно услышать. Читать за рулем нехорошо.

Не, не надо.

А слушать…

Можно не доехать.

…очень, очень даже замечательно. Мне кажется, в этой книге есть что услышать человеку в любом духовном возрасте: как только в начале своего духовного пути, так и на исходе. Потому что понимание и осознание того, что, даже если ты очень много чего-то сделал в этой жизни и люди как-то тебе об этом говорят, на самом деле является ничем, то есть все, что мы сотворили, — всего лишь те таланты и дары, которые дал нам Бог, и мы всего лишь их реализовали, нашей заслуги, по большому счету, в этом вообще никакой нет. Все, что мы имеем: зрение, слух, всё, телесность, которая у нас есть, вся материальность, которой мы окружены, дети, жены, нам данные, — это же все не наше, это же все Богом сотворенное, Богом приведенное к жизни и Богом управленное на служение нам по сути дела. Важно для священника понимать это, осознавать, что не ты творишь вот эти добрые дела, которые происходят вокруг тебя, что это Бог тебя посещает Своим вразумлением, Своим наставлением, мысли тебе дает правильные и нужные, как действовать, что есть люди, которые молятся за тебя.

Важно это осознавать, чтобы как бы не улететь в космос куда-то, да?

Да, да.

Чтобы не начать думать…

Чудотворить там, где нет чудотворения, и возомнить из себя, что ты какой-то там особенный, специальный, наверно, нет. Ты такой, каким тебя сделал Бог и…

Скорее вопрос: все ли ты используешь?

Да, все ли ты делаешь так, как хочет Бог, или ты, наоборот, своей самостью пытаешься где-то сделать себе в угоде, а не сделать в угоду Богу.

НАДЕЖДА

Вы очень много сейчас с добровольцами посещаете новые регионы. И вот можно сказать, что люди как-то раскрываются или вы что-то, новое увидели вот в человеке, благодаря этим поездкам и этому служению? И тем, кто — я не имею в виду только добровольцев, но и тех, кому оказывается помощь. Вот что-то?..

Ну это не мое свидетельство, это свидетельства тех людей, которые бывали, бывают и еще, Бог даст, будут там, и те люди, которым помогают наши добровольцы: вообще, надежда жизни иногда возвращается к людям. То есть реальные ситуации, когда наши добровольцы встречали бойца, который потерял одну из конечностей, частично потерял зрение, и, встречая его на больничной койке, это буквально вот первые сутки после поступления, он встречает их со словами: «Принесите мне что-нибудь, чтобы я не жил». А уже через несколько дней этот же самый раненый боец уже присылает через службу доставки букет цветов со словами благодарности и признательности в той любви, которая была дарована ему, утешено его сердце и вернуло его к жизни. Конечно, эта надежда на изменения и перемены для тех людей, которые живут вот в этих новых регионах наших, где продолжаются эти тяжелые события этой войны, они дают точно совершенно надежду на то, что они не оставлены, не брошены. И они чувствуют эту поддержку. И как-то за… 17 октября будет 2 года, как началась наша еженедельная миссия поездок добровольцев, и они это говорят: мы уже даже, говорят, не представляем, как наши больницы будут функционировать без вас. То есть наши добровольцы стали частью вот этого медицинского коллектива и той помощи, заботы, любви, поддержки, которую они приносят туда своими силами. А сами добровольцы, конечно, очень сильно меняются. У нас много добровольцев, которые впервые исповедовались после поездок. У нас есть несколько добровольцев, которые крестились после своего…

Изменили свою жизнь, я слышал, да?

Да.

Кто-то там поменял работу, да?

У нас порядка пяти, наверное, сейчас добровольцев, которые вообще уехали туда жить, на новые территории. То есть все они оставили свои привычные места жилищ, там, где они были прописаны, и уехали туда помогать. С вопросом: «На сколько?», они сказали: «Ну до окончания событий точно, а дальше, как будет».

Как Бог пошлет, да.

То есть их сердце уже не смогло оторваться от той беды, которая там происходит, и они чувствуют, насколько они там нужны и нужна их поддержка и помощь.

А обратных не было случаев? Ну то есть, когда, я имею в виду, вот люди, кто-то впервые причастился, исповедовался, а кто-то вот, ну, условно говоря, стал задавать Богу какие-то вопросы.

Ой, нет. Иногда люди спрашивают: почему, зачем столько боли, зачем столько жестокости, зачем столько скорби, ее же действительно очень много. И если мы понимаем, что любящий Небесный Отец, как врач– хирург, он тоже любящий. Врач- хирург, он же делает болезненные резания и операции не для того, чтобы сделать больному больно, а для того, чтобы врачевать какой-то недуг, который в нем живет. Так и Бог посылает человечеству различные испытания для того, чтобы в тех обстоятельствах, которые есть, как можно большее количество человеческих душ были спасены. И наши добровольцы, когда глубже начинают рассуждать над этими событиями, они тоже с этим соглашаются, что, действительно, человечество просыпается тогда, когда появляется боль и скорбь. Потому что иногда вот в этой сладости, сытости, и довольстве люди забывают о том, что есть заповедь не только любить Бога, про нее-то тоже многие забывают, но еще есть заповедь любить человека. Не самого себя — человека, а того человека, который рядом с тобой. И жертвенность, самопожертвование — это то, что заложено в каждом из нас. И к сожалению, если человек не помнит об этом и не живет так, то это чувство угасает в нем. А Бог не хочет этого. Бог хочет, чтобы мы все-таки поддерживали друг друга и любили друг друга. У Бога же все очень просто, и земные аналогии, они очень понятные, то есть любящий отец в семье, он хочет, чтобы его дети, братья, родные сестры, то есть его сыновья и дочери, они друг с другом общались всегда по-доброму, друг друга поддерживали, друг друга утешали, приходили на взаимовыручку друг дружке. Точно также и Бог, как Творец всего видимого мира, хочет, чтобы люди имели именно такое отношение друг к другу.

А вот скажите, пожалуйста, с одной стороны, вы говорите о том, что важно помнить, что все, что ты делаешь, это делает Господь. Это же не только вам важно, это всем вашим добровольцам, всем, кто что-то делает. С другой стороны, мы говорим о том, что и люди меняются, и они дают другим надежду, и сами обретают надежду. Мы понимаем, что наша единственная, такая придельная надежда — это Господь, да. Но вот такая вещь, как надежда на человека, вот она может в нашей жизни быть?

Может. Но (Cмеются.) Но.

Но.

Да, но. Почему? Потому что в Священном Писании мы же знаем эту цитату: «Не надейтеся на князи, на сыны человеческия, в нихже несть спасения».

Да, да.

И на самом деле оно так и есть. То есть все обстоятельства жизненные, человеческие, конечно, мы вот можем доверять другим людям, и нужно доверять. И абсолютно точно нужно доверять, ни в чем не сомневаясь, даже если человек уже нас несколько раз подвел, но еще не отрекся от нас, все равно нужно доверять. И Господь Иуду все-таки вел до конца, пока он не совершил преступление. И Он как-то ждал, ждал, ждал, что в нем что-то произойдет. Но не произошло. И в земной жизни бывает так, что мы уповаем на людей, ну, обстоятельства как-то меняются по-другому. А это учит нас не осуждать. Это учит нас прощать. Это учит нас принимать человека таким, каким он есть. Это учит нас молиться за человека, даже если он не видит своей собственной греховности в этом состоянии, когда даннык какие-то обязательства, обстоятельства, поручения, он не выполняет, тем самым подводит кого-то. Ну мне кажется, в этом тоже есть плюсы, а не минусы. У нас была ситуация, когда у нас не обрелось одного водителя. Ну как-то вот так получилось, что он как-то немножко.

Растворился, да. (Смеется.)

Растворился, да. И мы не могли не дозвониться ни ему, ни его супруге. Ну думали: что-то случилось, какие-то может, что-то, не знаю, куда-то уехали, что-то в семье там, кто-то в больнице. Ну.ю в общем.ю как-то вот всё. Ну Господь все управил. У нас была доброволица в команде, которая могла ездить за рулем. Правда она последние там несколько лет ездила только на коробке-автомат. Ну ничего, мы ей устроили экспресс-обучение на механической коробке. Они доехали, слава Богу, все хорошо, с другим водителем, вдвоем так. Ну.ю все Господь управляет. Мне кажется, и в этой жизни тоже. И если нам какие-то обстоятельства не сложились, ну это не значит, что это плохо, может быть, это хорошо. Если мы просим и чего-то не получаем, это же неплохо. Ведь наверняка Бог нас от чего-то избавил, что могло бы случиться, когда мы получили просимое.

То есть в принципе расстраиваться по поводу неполучения ожидаемого, что бы это ни было…

Вообще, вообще не стоит.

…вообще неправильно ни при каких обстоятельствах?

Мне кажется, так. Мы же говорим: «Да будет, Господи, воля Твоя». Ну всё.

Ну, мы говорим, что «да будет воля Твоя на земле, как на Небе». И мы знаем, что воля Божия на Небе — это гармония, да. Значит, мы, собственно, не в смысле говорим, что: пусть будет не так, как я хочу, а пусть будет гармония.

Да.

А если нам кажется, что мы стремимся к этой гармонии и не получаем, значит, мы просто не понимаем.

Нам кажется.

Да, ключевое слово «кажется». (Смеются.)

Нам кажется, да, то есть человек ни в чем не может быть совершеннее Бога. Это точно, ну никак. Как маленький ребенок, наверно, он не может быть мудрее отца. Хотя ему кажется: ну вот так точно, пап, ну вот точно надо, ну вот сейчас, ну вот прямо давай, вот сделай, как я хочу. А папа говорит: «Слушай, ну не так. Ну подожди, ну не сейчас. Давай сделаем немножко по-другому». И в итоге все равно получается лучше и радостнее так, как ты примешь из рук своего любящего отца. И христианин православный все обстоятельства жизни, если научно принимать именно так, то место для скорби, наверно, совсем в его сердце не останется. Хотя некоторые опечаливания о каких-то событиях, конечно, они присущи точно совершенно. И мы знаем, что и Господь не просто восходил на Крест и молился в Гефсиманском саду со слезами.

А вы помните, когда вы в последний раз унывали, так вот получилось?

Ну слава Богу, Господь миловал от этого тяжкого греха. И дай Бог, чтобы он и не посещал сердце. Какие-то опечаливания небольшие такие бывают, короткосрочные. Но, они обычно очень быстро растворяются и уходят.

А вот вы вспомнили Иуду. А какие вы к нему чувства испытываете?

Жалость. Жалко, жалко. Жалко видеть человека, который знал Бога, отвернулся от Бога. Жалко видеть человека, который имел возможность познать Бога и не пошел по этому пути. Жалко видеть родителей, которые приводят своих детей крестить, и священник им много объясняет и говорит о том пути, на который они восходят, но дальше он не видит ни этих детей, ни этих родителей на этом пути. Хотя простая аналогия вот случилась: 1 сентября, и радостные родители привели радостных школьников с портфелями, цветочками. А теперь представить, что все эти родители, все эти дети 9 лет не будут показываться ни в одном учебном учреждении, куда они пришли, а через 9 лет они придут с подросшими своими детьми с требованием выдать им аттестаты за девятый класс. Так же не бывает. И в духовной жизни это тоже так не бывает. И священнику, конечно, от этого скорбно, и ему жалко, что это семя посеянное где-то пока лежит, еще не взошло. Хотя мы знаем, что брошенное семя иногда всходит, даже не в этот год, когда оно упало в землю, а иногда и через несколько десятков лет.

Отче, еще хочу у вас спросить. Сейчас появилось такое модное слово «выгорание». Все его обсуждают: вот выгорание, выгорание. И даже нередко обсуждают выгорание в священнической среде. И я беседовал не раз на эту тему, отношение у разных людей разное к этому. Но вот что вы думаете вообще по поводу?.. Вроде как раньше и слова не было, и выгорания, может быть, не было, да. А сейчас как-то это все, и все серьезнее и серьезнее: и надо как-то вот бороться с выгоранием. Вот как вы к этому относитесь?

Ну я отношусь так, как будто этого слова не было. Мне кажется, его и не было. Было слово «усталость». Человек может устать. Ну точно совершенно он может устать, и здесь ничего не поделать. Когда ты едешь за рулем, и ты понимаешь, что на какие-то секунды ты потерял контроль над автомобилем на дороге, потому что ты закрыл глаза и провалился в сон, то можно сказать, что ты выгорел, двигаясь за рулем, а можно признаться, что твой организм устал и хочет спать, ему надо дать отдохнуть. То же самое бывает с перегрузкой в любом, мне кажется, труде, когда человек берет некую чрезмерную ношу на себя, он устает, ему нужна пауза, просто чтобы отдохнуть. И мне здесь ближе всего рассуждение о выгорании владыки Пантелеимона Шатова, который говорит: «Выгораешь, ну иди поспи. Проснулся, чувствуешь, что еще выгораешь, ну еще поспи».

Еще поспи.

Да. «Ну когда уже чувствуешь, что спать не хочется, уже вставай, иди работай».

Выгорание закончилось.

Наверно, с точки зрения там глубины как-то все сложнее, наверное, устроено, я не знаю. Ну у меня отношение именно такое к этому процессу. Можно везде устать. Для меня самый тяжелый труд, на самом деле, вот который я вижу рядышком — это многодетные мамы. Мне кажется, им-то вообще сложнее всего. То есть священнику просто, он сегодня здесь, завтра там: тут у него одно мероприятие, там другое событие; там он руководитель отдела, там он настоятель храма; тут его позвали в школу, тут его позвали в роддом, где женщина отказывается от ребенка, чтоб с ней поговорить; тут его пригласили на какой-то там форум, на какой-то там слет; тут еще какое-то там мероприятие молодежное; тут вот студия телеканала «Спас». А у многодетной мамы каждый день — день сурка. То есть ты  встал, вот они би-би, вот они, памперсы, вот они, кастрюли, вот кто-то пришел, вот что-то нужно сделать, вот нужно постирать, вот нужно обиходить, нужно какой-то еще дать выход этим детишкам, что-то с ними позаниматься; тут они подросли и пошли в школу друг за другом. И это очень тяжело на самом деле. И им-то выгореть гораздо, мне кажется, сложнее, но они понимают, что материнство — это их служение Богу. Мне кажется, священник, который выгорает, должен посмотреть на таких многодетных матерей и перестать выгорать уже.

Успокоиться.

Да, и начать свое доброе пастырское служение дальше с радостью и благодарностью Богу за то, что Господь ему дает.

ТЕРПЕНИЕ

А вот получается, что в каком-то смысле сложнее всего терпеть вот эту повторяемость одних и тех же событий — или нет?

Ну, наверно, для каждого человека своя сложность что-то претерпевать. Кому-то сложно потерпеть боль физическую. Кому-то сложно потерпеть какие-то некомфортные жизненные обстоятельства. Кому-то сложно претерпевать присутствие лжи, обмана все время рядом с собой. Кто-то не терпит каких-то внешних условий иногда, да. Кто-то не терпит жару, кто-то не терпит холод. Поэтому терпение — это тоже дар Божий, который дается. И когда мы хотим научиться терпению, как только мы сказали: Господи, научи меня терпению, дальше мы должны помнить о том, что мы сами напросились. Господь будет учить терпеть: где там свет не туда монтажеры направили; где пробка какая-то образовалась, там, где ее никогда не было; где у тебя колесо вдруг спустило на машине; где вдруг муж стал сварливей, чем был раньше; где дети стали чуть непослушней, чем до этого были; где какая-то физическая боль в твоем теле усилилась, которую тоже можно немножко претерпеть; где люди поменяли к тебе отношение, и ты хочешь научиться их терпеть такими, какие они есть. И в зависимости от того, насколько человек хочет научиться этому терпению, настолько Господь, наверно, и глубоко научает его этому.

А не слишком такая линейная связь? Ну то есть получается, что вот человек попросил, и там Господь так раз — так там какой-то тумблер повернул, и, значит, оно пошло.

Ну мне кажется, она линейная.

Да? То есть вполне попросил и получай?

Да, да. И болезни, мы знаем же, например святых, когда они просили болезни, им казалось, что им Господь, ну не слышит их прошений, не давал им эту болезнь. Но она приходила через несколько лет, и они потом каялись пред Богом за то, что, Господи, прости, что я тут за Тебя решил времена и сроки, когда мне послать. Ты дал мне эту болезнь, но Ты дал ее тогда, когда Ты посчитал нужным, а не тогда, когда я у Тебя просил. Так же и здесь: научите… нет, это не то, что значит сейчас попросили, и у нас свет в студии погас, чтобы научились терпеливо ждать, когда он там загорится. Но если ты попросил, то жди, это будет. Кто-то не исполнит твоего прошения, которое тебе обещал; где-то что-то изменится в тех обстоятельствах жизненных, на которые ты так сильно надеялся и уповал; что-то отменится, на что у тебя было прямо такое искреннее желание. Всегда Господь дает потерпеть. Появится какое-нибудь предательство у человека, появятся зложелатели вокруг тебя, которые будут исполнять благодатные заповеди Божии, когда человека злословят, хулят, клевещут на него, можно же по-разному к этому отнестись. Можно сказать: что это такое, редиска, нехороший человек, зачем он такой мне тут нужен, я не хочу с ним общаться. А можно вспомнить о том, что это хороший человек. Господь же сказал: «Блажени есте, егда поносят вам, и изженут, и рекут всяк зол глагол на вы, лжуще Мене...», то есть клевещут. А то хороший человек, он исполняет волю Божию, сам того не знает, ну он вот пришел сюда и рядом с тобой оказался, чтобы… ты же хотел научиться потерпеть — потерпи.

Вот эта заповедь о благодарении, когда тебя злословят, мне кажется, вообще, я не помню примеров в жизни, если не брать патериковые, когда нам, христианам удавалось за это благодарить. Причем всегда же благовидный предлог: это же клевета, с клеветой надо бороться. Ты должен сказать, что это клевета. И человек приходит и искренне говорит: это неправда. Ты думаешь: ну, если бы это было бы правдой, то тебе вообще надо молчать. Но Господь сказал: молчать, когда неправда. Это почему так?

Ну, наверно, это потому, что правда, во-первых, она известна, и человек, который говорит неправду, он знает, что он говорит неправду. А по итогу-то любая неправда все равно станет явью. И в той вечности, где мы все соберемся, все всё увидят без всяких доказательств, без всяких оправданий, без всяких свидетельств и видео-, фотофиксации все всё точно будут знать, как было на самом деле. А скорее всего, человек, совершивший такой поступок и оклеветавший другого, если он не встретит противления, то голос Божий, звучащий в его сердце, то, что люди называют совестью, наверно, он гораздо быстрее пробудит его к покаянию и раскаянию в том поступке, который он совершил.

А вам приходилось сталкиваться вот с такими вещами?

Ну, наверно, нет пока еще. Наверно, не готов. Был бы готов, Господь бы уже послал, а пока, наверно, пока нет. Ну так, какие-то маленькие обстоятельства, где что-то нужно просто помолчать и не оправдываться. Ведь клевета на самом деле — это самое лучшее средство лечения гордыни человеческого сердца. Но чтобы быть готовым принять ее, нужно, наверно, как в предоперационном периоде: не каждого пациента можно сразу брать на операционный стол, он иногда не готов соматически, он не выдержит просто и наркоза, и длительности операции. И его готовят к операции. Иногда готовят в реанимации. И когда видят, что телесность готова к принятию этого резания, тогда его уже поднимают в операционную. И в духовной жизни, мне кажется, Господь также очень внимательно, с большой любовью следит, что с нами происходит. Если он видит, что человек ну хотя бы стал исполнять простые вещи, борясь со своей гордыней, то есть перестал лезть с советами там, где их не спрашивают, перестал спорить и доказывать свое, начал первый просить прощения и перестал заниматься самооправданием — ну мы же виноваты бываем часто в разных обстоятельствах. Когда Господь видит, что вот ну человек вот этого достиг, тогда потихонечку Он начинает уже посылать вот те обстоятельства, которые горькие, скорбные, больные.

До клеветы еще, в общем, надо дорасти. Тут правды хватает…

Да, да.

…обличающей, так что, да. А вот вы сказали, что каждому из нас, у него свои сложности в плане того, что человеку сложно терпеть. А вот вам что сложнее всего терпеть, если можно такой вопрос задать?

Наверно, ложь.

Ложь?

Ложь. Это то, что тяжелее всего принимается, как научиться не осуждать человека, который обманывает, и вот как-то бесскорбно пронести вот это обстоятельство.

Если обратиться вот к пастырскому опыту, опыту исповедей, как вам кажется… я понимаю, что нет такого усредненного понятия «современный человек», и вы с этого начали, что у каждого свое, но все-таки вот именно в плане терпения что нам тяжелее всего дается? Есть какие-то, как сказали бы социологи, тенденции, выраженные здесь?

Люди почему-то не хотят друг дружку потерпеть, друг другу уступить немножко, послушать другого человека и принять его жизненную позицию, а не осудить его за его жизненные взгляды. Как рассказал один психолог, что они с мужем ссорились первые полгода из-за того, как у них тарелочки стоят в сушилке: вот так или вот так. Ну то есть их можно поставить по-разному.

Это серьезный вопрос.

У кого как в семье было принято. И вот они полгода с мужем препирались из-за того, кто как тарелочки в сушилку поставит. Ну можно и такие обстоятельства назвать для себя очень тяжелыми и сказать, что это невозможно, я терплю свою жену, потому что я ставлю тарелочку налево изгибом, а она ставит направо изгибом. А кто-то терпит ну очень тяжелые обстоятельства. Есть люди, которые терпят дома мужа, который является страшным выпивохой, и доброго слова от него не слышали в семье уже давным-давно.

А надо его терпеть?

Я не знаю. Если силы есть на то, чтобы терпеть безропотно, наверно, да. В томе о семейной жизни у старца Паисия Святогорца описаны ситуации, которые являются неким таким пиком совершенства терпения, когда муж начал бесчинствовать и стал даже домой водить вот этих женщин. А жена, покрывая его перед детьми, рассказывала, что это его коллеги по работе, знакомые, туда-сюда. Ну закончилось тем, что он ушел из дома, тяжело заболел, оказался лежачим пациентом, и вот эта любящая жена забрала его домой к себе и ухаживала за ним до конца его дней. И он покаялся. Каждый ли на это способен? Не каждый, точно. Нужно ли каждого терпеть? Нет, если у тебя нету сил это претерпевать и твое сердце от этого ропщет и исполняется гневом, злобой, конечно, это не будет полезно никому. Нужно ли молиться о таком человеке? Конечно, нужно. Нужно ли его жалеть? Нужно, да, потому что, если это человеческое сердце не остановится и не покается перед Богом, конечно, тут ни о какой радости в вечном царствовании надежды, конечно, нету.

А вот когда вам, как духовнику, приходится сталкиваться с такими вопросами, правильно я вас понимаю, что совет, если его от вас ждут, он будет связан не с каким-то правилом: вот терпи или не терпи, а с тем, насколько человек готов к одному или к другому?

Ну да, наверно, это всегда персональное решение вот в тех условиях, в которых пребывает человек. Здесь нет единого какого-то ответа и вопроса на все обстоятельства жизненные. И здесь, конечно, шаблона никакого быть, мне кажется, не может. Есть что-то схожее, похожее, но всегда смотрит, наверно, Господь еще, что еще есть рядом с человеком. Допустим, если у человека есть какая-то близкая поддержка еще в той же семье, если мы уж коснулись темы алкоголизма, она тоже страшная для нашего государства, это не мое свидетельство, это свидетельство продавцов в магазинах.  Когда вот ты видишь, что большое количество людей, проходящих мимо кассы, они несут все время с собой эти алкогольные напитки все дни недели, а не только в пятницу. И ты спрашиваешь у них: «А их много?» Они говорят: «Чуть ли не 90 % покупателей идут с алкоголем». Если, например, в семье есть дети, которые поддерживают второго родителя, который не выпивает, ну это уже другое обстоятельство. Это уже легче. Это уже проще перенести. А если этих детей, например нету, и ситуация один на один, то это гораздо тяжелее. А если эти дети маленькие и не защищенные, то это еще…

Еще.

…тяжелее обстоятельства, да. И конечно, духовное устроение самого человека: на сколько он готов именно, наверно, положась на волю Божию, молитвенно укрепляясь. И тоже надо видеть грань, потому что иногда же ну лишение родительских прав…

Отче, еще хочу вас спросить вот в этой теме об образовании. Мне попалось одно из ваших выступлений, где вы говорили о проблеме школьного образования и даже назвали эту систему обескровленной. И сказали, что вот если там ближайшие годы ничего не изменится, то страшные будут последствия. Для меня тема образования очень близкая, правда, в первую очередь высшего, которое я лучше знаю и чувствую. Но совершенно согласен с тем, что все проблемы высшего образования, они все коренятся в школьном. И в общем, тут уж краски и не нужно сгущать, они и так, в общем, весьма себе сгущены. Вот что именно вас беспокоит, потому что у нас опять же здесь у каждого может быть свой взгляд, вот что вас тревожит больше всего в плане образования? Что нетерпимо? Что нельзя терпеть в школьном образовании?

Мне кажется, Церковь на образование влияет косвенно, насколько это возможно. Слава Богу, у нас есть добрые примеры, где и священников приглашают в школы. Но менять школьные программы, конечно, их, необходимо. Из девяти детишек, которых Господь нам дал, у нас сейчас шесть уже находятся в периоде школьников, и ты понимаешь, что программа как-то очень хитро устроена. К четвертому классу у ребенка — не у каждого, но у многих — может сложиться стойкое желание не учиться. Что туда заложили, в эту программу, мне сказать сложно как человеку без педагогического образования. Но мне кажется, что устроено так, что некие базовые знания и навыки, которые должен обрести ребенок, вспоминая советскую школу образовательно, ребенок не получает. Дальше ему дают более сложные задания. Не зная базовых навыков, он не может перейти к этим более сложным заданиям. Дальше эти задания становятся еще сложнее. Он чувствует себя полным несостоятельным человеком, и он перестает за это цепляться, потому что он понимает, что он ничего сам решить не может. На помощь приходят интернет-решебники и прочая вся история. И на выходе — ну это как экзамен в ГАИ, то есть выучи 40 билетов по 20 вопросов, и ты сдашь успешно ЕГЭ. И на самом деле мы видим, что, наверно, средний ученик, он такой очень низкого уровня знаний базовых, с которыми он выходит из школы. Да, безусловно, есть ребята талантливые, хорошие, которые много в чем преуспевают, даже несмотря на все эти обстоятельства. Но мне кажется, это больше не правило, больше исключение из возникшей этой ситуации. Что с этим делать? Ну мне кажется, вообще начать с того: а какой статус у учителя сейчас?

О да!

Он вообще где? Как может учитель работать на такой зарплате. Среднестатистические данные, понятно, их там выставляют, пишут письма что все хорошо. А никто там не прописывает, сколько ставок вырабатывает учитель на эту зарплату, которую ему зачислили как среднестатистическую. Ну а как? Почему завод объявляет о том, что он ждет слесаря, даже не специалиста-инженера, а слесаря на зарплату от 90000 рублей. Где мы видели объявления в школе, что мы ищем учителя математики на ставку от 90000 рублей? Их нету. Они должны быть. Эти 90000 рублей должны быть не в Москве и Санкт-Петербурге, Екатеринбурге, Воронеже или Ростове-на-Дону, они должны быть в любой сельской школе, и тогда будет все по-другому. Я, когда учился в мединституте, здесь в Москве, во Втором меде, я подрабатывал на «Скорой». И была проблема: ты мог выйти на смену, у тебя 11 машин, а из них ездит только 8.

Потому что нет…

Нет, медиков нету. Проблему решили быстро: подняли зарплаты.

Да, да, да.

Да, в несколько раз. Не на сколько-то тысяч, а в несколько раз. И всё, всё появилось. И мне кажется, ну с учительством надо делать тоже самое. Со здравоохранением та же самая проблема. В регионах не хватает врачей. Их не будет хватать. Что это за действие такое, ну я думаю, что оно не случайно. Я думаю, что оно системно. Как-то кто-то очень грамотно работает в отношении нашего будущего, наших детей и здоровья того самого человечества и той самой русской нации, которая живет на этой территории.

И я не могу не рассказать. Я как-то получал справку какую-то там, причем там надо что-то было быстро, в платном центре. И доктор мне выписывает на компьютере, и я, то ли я номер свидетельства какого-то, в общем, я называю, говорю: «Вот там то-то, то-то римскими цифрами». Она смотрит на клавиатуру, врач, и говорит: «А где здесь римские цифры?»

А про высшее образование — немножко был период, когда я преподавал на кафедре оперативной хирургии Второго меда. И на четвертый год, наверно, там пришли такие студенты, что ну, в общем, как-то совсем все было плохо. И дальше ждать перспективности… ну это до введения ЕГЭ еще было, вся эта история.

С базовой подготовкой было, да?

Да, да, с обучаемостью вообще этих студентов. А это медики. Это не просто водитель экскаватора там или самосвала, на котором он может перекресток проедет, не туда щебенку высыпет. Это человек, который дальше будет лечить тела человеческие, где ошибки очень дорогие и стоят иногда человеческой жизни.

ПРОЩЕНИЕ

Вы говорили о связи вот того, что происходит с человеческой душой и с его телом, и то, что болезнь может не в теле начинаться, а как бы начинается изнутри. И в общем, это безусловно логично, и даже, наверно, с научной точки зрения мы можем это объяснить: психосоматика и прочее. Но, остается же вопрос о тяжело болящих маленьких детях и так далее. Здесь же вот эта линейность такая, она же, наверно, не безусловна? Когда вы приводите в пример людей, которые прекрасно там питаются, и прочее, прочее, но видимо не совсем хорошо себя ведут, и поэтому у них начинаются проблемы ЖКТ, здесь понятно, что это. А когда проблемы начинаются у младенца?

У Бога есть цель — ввести человека в вечное радование в вечности, где мы все окажемся. Какими инструментами воспользоваться для этого, мне кажется, Богу виднее. И иногда нам кажется, что наши собственные болезни, болезни очень близких людей, дорогих нам, что они как-то вот идут вразрез со всем тем, что нас приближает к Богу. Но Бог точно знает, что полезней. Согласится ли принять человек эти обстоятельства или нет, мы не знаем. Мы много же что черпаем в Евангелии и знаем эти истинные правды, которые принес Господь. Там были разные обстоятельства — и линейные, и не линейные. Были те, кто, кому Господь говорил: «Иди, получив здравие, и впредь не греши, да не будет тебе хуже первого».

Да.

А были те, когда Ему задавали вопрос: «Кто согрешил: он или его родители?» Он говорит: «Никто не согрешил: ни он, ни его родители. Но, он явился такой для того, чтобы вы сейчас увидели чудо». И мне кажется, с евангельских времен ничего не изменилось. То есть всё, что Господь приводит в этом мире, и вот эти болезни совершенно разные, и связанные с болезнью детишек, вот это… с аутизмом, которого сейчас достаточно много. Кто-то ищет причины: в чем? Причина неважна. Важен механизм спасения человеческой души. И я уверен, что Бог этих детей ведет зеленым коридором, точно совершенно. Согласятся ли родители пойти за этими детьми этим зеленым коридором, благодушно приняв такого ребенка, это вопрос к родителям. Может ли Бог исцелить? Да, Бог может исцелить любое обстоятельство, любую болезнь, какая бы она тяжелая ни была, мы это точно знаем. И Господь являет такие чудеса людям до сих пор и сейчас в этом мире. Самое большое чудо исцеления мы тоже знаем. Это четверодневный Лазарь, где Ему уже даже говорили, что и не подходи, уже смердит от этой плоти, которая стала разлагаться, и понятно с точки зрения биологии, физиологии и вообще любой медицины, какая бы ни была, уже вернуть к жизни такое тело не способна. У нас даже большие ампутации, там, например верхней или нижней конечности, вопрос всегда: пришивать или не пришивать. Почему? А потому что если неудачно все пришьется, то можно убить обе почки человеку сразу. Так он останется без конечности, а так он останется без почек. И поэтому здесь всегда большой вопрос. А Господь показал, что даже мертвенное тело можно вернуть к жизни, если это нужно и если это необходимо. Но и, как мы знаем, четверодневный Лазарь ведь тоже не остался жить вечно здесь на земле.

Да.

То есть его исход из тела все равно совершился, но чуть позже, уже понеся служение Церкви, Богу и той правде, истине, которую Господь принес. Наверно, и в наших жизненных обстоятельствах Бог посылает нам какие-то недуги тоже для того, чтобы мы увидели в них этот Промысел Божий. Например.ю врач-стоматолог, он же хороший специалист, он не только деньги зарабатывает, он еще и лечит зубки, которые нам помогают пищу употреблять. И например, возникает зубная боль. Сколько ее терпеть? Ну вопрос: насколько ты можешь ее потерпеть. Если ты ее можешь нести до самого излечения, ну она потом излечится, то есть там все изгноиться, гной убьет нервные окончания, там все погибнет, если у тебя, конечно, полчелюсти не разгноится, то, в принципе, все вылечится. Даже с этим, наверно, наш организм справится. Но если ты не можешь терпеть эту боль, то у тебя есть возможность дать другому человеку сделать тебе добро, за которое он тоже будет оправдан пред Богом. Ты придешь к дантисту, и этот чудесный доктор тебе исправит твою боль и сделает тебе доброе дело. А ты будешь с благодарностью Богу и ему ходить уже без всяких болезней и обстоятельств. Смерти и болезни у детей, конечно, это всегда очень тяжело. Принять или не принять — это трудно, всегда очень трудно. И нам хочется, чтобы эти детки жили долго, счастливо, радостно. Но и Бог, Он видит промыслительно что будет дальше в этих других, новых обстоятельствах. И Он, желая максимального блага, всегда изменяет этот жизненный путь человека, и скорбные болезни, и обстоятельства Бог хочет, чтобы человек принял как данное из рук Божьих. Насколько это тяжело? Да конечно, тяжело. Наверно, любому человеку тяжело. Любая утрата вообще для человека тяжела. Он потерял мобильный телефон и ходит три дня расстроенный. У него угнали машину, полгода места себе не находит. У него сгорела дача, и он сокрушается, хочет наказать виновных. Ну сгорела она и сгорела. Если бы ты сегодня умер, ну и неважно, что там сгорела, или она бы просто рухнула, или ее продали кому-то другому, ты же не скорбел бы о ней. Она тебе уже не нужна. Конечно, расставание с каким-то очень близким, родным человеком — это всегда для нас очень тяжело, если мы забываем о том, ради чего Господь создал весь этот мир, в котором мы живем, и смысл бытия человека. Если человек живет, действительно, с пониманием и осознанием того, что мы «чаем воскресение мертвых и жизни будущего века», — ну тогда все понятно. Тогда у Бога все не случайно, все не просто так. И тем более и скорби. А таких примеров очень много на самом деле, когда и дети, и взрослые люди принимали болезнь. И они утешали своих родственников, говоря: «Зачем вы плачете? Я знаю, что будет дальше, я знаю, куда я иду. И вы не скорбите. Вы мне сейчас делаете больнее от того, что вы так безутешно надо мной рыдаете». Человек, который в 20 с небольшим лет получает тяжелейшую черепно-мозговую травму, который даже близко не стоял к богопознанию, через 10 лет лежания, в прямом смысле лежания, потому что встать он больше не мог, на вопрос мамы: «Что ты делаешь? Почему ты не просишь, теперь тебе не надо ни радио, ни телевизора?» —  он говорит: «Я молюсь». И он пришел к этому не потому, что он посетил какое-то святое место, и Господь ему какое-то явил чудо. Нет, он пришел к этому, потому что ему проломили голову. Он перенес шесть тяжелейших нейрохирургических операций и потом постепенно, впервые в жизни исповедовавшись там через несколько лет, он пришел к богопознанию. Удивительно? Да, это очень удивительно. Больно ли матери смотреть на взрослого сына, на которого она возлагала чаяния и надежды, теперь на такого инвалида, который не может сам есть, который дышит через трахеостому, кормить которого надо через зонд? К ней пришло тоже это понимание и осознание. Но позже. Не в первый год и не во второй, и не в третий, а где-то лет через пять она действительно с благодарным сердцем уже принимала свое вот это служение, понимая, что произошло с ее сыном, на каком краю погибели он стоял и как Господь удивительно его вот через это обстоятельство перевел совершенно в иное, другое состояние. С точки зрения земного бытия и таких обычных человеческих ценностей и радостей, не каждый это может принять.

Да.

Поэтому Господь в Евангелии и сказал, что, вообще, так-то мир вас сумасшедшими будет считать.

А еще на в каком-то смысле медицинскую тему вопрос. Вы размышляли как-то о настоящем враче как о человеке, который никогда не должен забывать, что он лечит не просто телесную оболочку. И если я вас правильно понял, то это означает, что настоящий врач так или иначе должен быть верующим человеком. А как быть с врачами-атеистами, которые, во-первых, точно есть и они точно хорошие врачи? Или может быть, я чего-то недопонял?

Нет, все, все верно. И как быть с хорошими врачами, которые хорошие врачи.

Ну хорошие врачи.

Безусловно, они отличные специалисты…

Да.

…и очень грамотно и результативно выполняют свое служение и работу. Но если мы будем о них молиться, зная этих хороших врачей, чтобы Господь им еще открыл путь Того, кто дал им этот дар и что сокрыто внутри того тела, которое они лечат, то, мне кажется, их результаты будут еще лучше, а их сердца тоже придут к тому, ради чего их Бог сотворил. Не только ради того, чтобы реализовать свои вот эти медицинские таланты, а ради того, чтобы этим послужить людям и в познании Бога уже перейти из этой земной жизни в ту вечную радость, которая ждет все человечество.

ЛЮБОВЬ

У вас девять детей. А был момент, когда вы почувствовали, что вы много-детный отец? Или это как-то просто так вот естественно?

Ну их много, да.

(Смеется.)

Нет, ну вот так, что многодетный… они как-то, Господь их давал так одним за другим, и как-то сразу эта многодетность, наверно, быстро она пришла. Вот. Поэтому там же три — уже многодетный. А когда пять уже, мне кажется, не сильно важно сколько их: 5, 6, 7, 8, 10.

Система сама организовывается. (Смеется.)

Да, система сама организовывается, и старшие начинают помогать младшим. И в этом всем процессе, когда еще, например приходят в гости, там иногда кто-то спрашивает: «Батюшка, а можно, наши очень хотят к вам в гости прийти? Там у вас и так своих много». Я говорю: «Да вы поймите, когда их там уже больше пяти, то есть ну сколько их там будет дальше: 9, 11 или 15 — ну уже не принципиально. Все с ними будет хорошо. Не переживайте, приходите». Наверно, это чувство многодетности, мне кажется, любой священник, он же многодетный. Ну а как, вся вот эта паства, которую Господь ему дает, — это же его чада, и о каждом нужно заботиться. То есть мы переживаем за своих детей, что с ними происходит, что живет в их сердцах, какие у них эмоции, чувства, страхи там, болезни, еще что-то. А как остальные все, да, которых тебе Господь дает, приводит к тебе. Они же тоже твои чада, ты тоже о них заботишься. Ты тоже должен за них переживать, ты должен интересоваться, что живет в их сердцах. Ты должен уделять им какое-то внимание. Ну уже молитву-то уж точно должен как бы для них совершать, переживать.

Ну все равно это, к своим все равно еще вот такое непосредственное отцовство, все равно же…

Ну, наверно, да, потому что еще здесь большая ответственность. То есть взрослый человек, пришедший на духовный путь, если он как бы идет, тебя слушая, да, тут ты несешь за него полностью ответственность. Если он идет, тебя не слушая, то здесь ты за него не можешь понести за него никакой ответственности, он сам. А маленький ребенок в чем отличается? Что все, что ты ему дашь, ты за это за все и ответишь. Он не может тебя не слушаться, пока он маленький. Когда он подрос, он уже может начать брыкаться. Вот с этого момента — пожалуйста, он может быть самостоятельным. Но пока он маленький, ты как родитель, которому Бог дал этот дар, на тебе лежит обязанность его воспитания, и его формирования, и его научения. И наверно, самое большое, чему мы можем научить наших детей, это пониманию близости Бога и жизни с Богом и в Боге. Если это получится сделать, то, мне кажется, все остальное Господь в их жизни управит и совершит так, как нужно. Ну это, это всегда очень тяжело. Почему? Потому, что мы наших детей наставляем, наверно, не очень много времени в течении суток. А вот те, кто противится роду человеческому, они все время пытаются их толкнуть куда-то в другую сторону и чему-то их научить тому, что Богу противно. Но это и есть та самая духовная борьба, которая вот так с детства прививается. И любовь родительская к детям, мне кажется, она в этом и должна проявляться. Не в том, что ты купишь там ему любимую игрушку, или отвезешь его на какой-то любимый аттракцион там или на любимое место отдыха, или еще там чем-то утешишь его какие-то желания, а любовь вот именно вот в этой заботе о том, что происходит в духовном мире этого маленького человечка, который Господь тебе даровал. В этом весь смысл. Конечно, материальные нужды, они тоже существуют, но они не должны быть приоритетными. И маленькие дети на самом деле являют нам ну некий такой пример, как ко всему этому относиться. Они же просто играют. То есть когда они хотят поиграть, им дорогие игрушки не нужны, они готовы найти каких-то шишек, банок консервных, листочков, еще что-то насобирать, и из этого у них уже получится целое мероприятие. Ну а потом уже, когда они взрослеют, там, конечно, требования возрастают, и уже получается почти как со взрослым человеком: это не такое, это не хочу, эти носки к рубашке не подходят — так тоже иногда бывает у этих маленьких, но уже подросших человеческих сердцах. Ну а в целом, конечно, это любовь и забота о душе человеческой. И здесь, наверно, самое сложное — заставить себя оторваться от своих нужд и дел, от своих каких-то желаний и стремлений, и дать это время этому маленькому человечку.

А когда возникает ситуация, наверное, они в любой семье возникают, когда вам нужно ребенку сказать что-то неприятное для него, что он в чем-то неправ, что здесь вы его не одобряете, что вы его любите, но не можете вот это поддержать, вот вы какой выбираете способ? Опять же, понимаю, что, наверно, слишком общий вопрос, очень разные обстоятельства. Ну.ю условно говоря, бывает, когда вы это говорите предельно жестко? Как у меня была одна гостья, которая сказала: «Да, ты мой сын. Но вот сейчас я тебя не люблю», что-то такое даже было.

Ну здесь еще, мне кажется, важно, что ты хочешь от этого, ну скажем так, ну пускай все равно взыскания,  наказания, взыскания, того, что ты сейчас ты ему об этом будешь говорить. В многодетной семье есть такая закономерность, что старшим всегда достается больше. Почему? Ну, на самом деле все просто. То есть они как штурмовики, они идут впереди, поэтому все, что первое встречается на пути, прилетает именно в них. Те, кто идут сзади и видят, что с ними произошло, и, соответственно, тем же путем уже не ходят, начинают искать обходные какие-то новые маршруты, иногда удачно, иногда неудачно. Но в целом понятно, что старшим точно всегда достается больше именно поэтому. И когда эти обстоятельства могут, скажем так, научить более младших детей не ходить этими путями, то, наверно, это больнее и для меня, и для ребенка, но я буду его, скажем так, изобличать при всей семье. Если это уже что-то, что его отдельное, индивидуальное и о чем другим знать не надо, то это будет сказано уже по-другому, в обстановке один на один. Насколько строго? Ну, вот к началу разговора, где вы спрашивали о перемене понимания священнического служения, вот точно вот понимание строгости, оно точно переменилось. И поэтому лишний раз как-то повышать голос, грубость и… ну мне кажется, вот этого вообще не нужно. можно говорить с человеком спокойно, он тебя услышит. Можно говорить даже очень тихо, он тебя услышит. Он все прочувствует: всю твою боль твоего сердца, все твои переживания, он все услышит точно совершенно, и это не вызовет в нем отторжение, это не вызовет в нем противления и гнева. Он будет чувствовать, что ты ему это говоришь не потому, что ты хочешь его как-то обидеть, накричать, наругать, а ты это говоришь потому, что ты действительно искренне его любишь, за него переживаешь и хочешь, чтобы он не ходил тем путем, который он выбрал.

Ваша старшая дочь ездила в Донецк в качестве добровольца. Это было ее личное, решение?

Да, она дважды съездила. Она ездила прошлым летом и в этом году, тоже на каникулах.

Ну то есть это не то что вы там предложили: подумай.

Нет.

Она просто, видя, что…

Да, она, видя все эти события, она спросила: «Папа, можно я поеду?» Я говорю: «Ну…

Сразу?

«18 лет исполнится,  — я говорю, — пожалуйста, поедешь». Я говорю: «У мамы спроси, — я говорю, — мама, если не будет сильно против». Матушка сказала: «Да нет, ну пускай едет. Все, уже большая, самостоятельная». Да, это ее личный выбор. И, съездив один раз, она потом захотела съездить еще и даже с собой школьных подружек еще двух тоже уговорили. И они потом приходили в гости и очень благодарили за эту возможность, потому что для них увидеть жизнь вот в таком служении другому человеку и увидеть всю ту правду, но уже другими глазами, мне кажется, очень важно, особенно вот для подрастающего поколения. Потому что 18 лет — вроде это как бы уже взрослый человек, самостоятельный, но зачастую бывает так, что он вырос в очень таких мягких, тепличных условиях и какой-то вот такой правды жизни он еще нигде не видел и с ней не сталкивался. И ему кажется, что вот жизнь — это такой маленький «Диснейленд», где нужно жить, развлекаться, получать радости и удовольствия. А о том, что нужно еще жертвовать собою и делиться с кем-то тем, что ты имеешь, его еще никто не успел научить. А это ведь очень важно после той первой заповеди, о которой мы тоже знаем, что когда мы познаем Бога, и наше сердце прилепится к Нему и будет жить ради той вечности, куда мы идем, то тогда не любить человека просто невозможно. Ну а как по-другому? Если молодой человек знакомится с девушкой, у девушки хомячок, допустим, или кролик, или шиншилла какая-нибудь, ну или змея у нее пускай живет.

Да, паук. (Смеется.)

Питон какой-нибудь, Да, вот. Ну хочешь не хочешь ты, ты, может быть, не любишь этого питона, ну тебе как-то придется все-таки ну...

Принимать его во внимание, да.

…приучаться к нему, да, что вот он есть, она тоже там как-то…. То есть ты не можешь просто его взять и выкинуть из окна, потому что он тебе противен. Ты все равно как-то будешь его терпеть, снисходительно к нему относиться там, стараться научать себя его любить. Как в большой семье родители, конечно, хотят, чтобы дети любили друг друга, искренне любили и заботились друг о друге. Так и Бог, конечно. Если мы говорим, что мы любим Бога, то как мы можем не любить человека? Ведь человек – это творение Божие. И если мы говорим, что мы любим Творца, то, конечно, мы должны любить Его творение.

Про мальчиков и девочек еще хочу вас спросить, ну вот, знаете, что есть такие, что воспитывать по-разному: папа одно, мама другое должны давать и так далее и так далее. Один мой гость говорил, что: «Мальчиков надо готовить к испытаниям, девочек надо просто любить», их там больше никак не надо воспитывать, по крайней мере, вот по отцовской линии. Вот у вас есть какое-то свое здесь ноу-хау, простите за выражение?

Да нет. Откуда ноу-хау, если человек живет уже несколько тысячелетий на планете Земля, и все ноу-хау уже они, только технические ноу-хау какие-то приходят, а воспитательные, они заложены в любви. Конечно, они разные. И мужчины, и женщины, они же разные, Богом сотворенные. Женщина создана в помощь мужчине, и они не могут, мне кажется, воспитываться одинаково. И природа женская, она восполняет мужскую такую суровость, сухость, строгость своей лаской, любовью, теплотой, вниманием — то, чего в мужчине-то во взрослом бывает очень редко. И мне кажется, и воспитание, поэтому как-то внутри человек ощущает сердцем, что нельзя одинаково воспитывать мальчиков и девочек, потому что они разные по природе. И даже матушка иногда у меня ругается, что ты этих девчонок, вот мальчишкам там все время нагоняи устраиваешь, а этим там лишний раз ничего там не сделаешь, и все ты там ты им прощаешь там. Наверно, действительно это так. Поэтому даже если так вот посмотреть, мне кажется, что есть такой момент, что девчата — они к папе больше ластятся, который вот так их воспитывает, а мальчишки, которым от отца больше достается, — они к маме.

К маме.

Мне кажется, в этом нет ничего плохого, это все равно сближает и сердца родителей. Мальчик — он, действительно, он будущий отец, у него больше ответственности за все события происходящие, и с него, наверно, так побольше можно требовать и в отношении помощи дому, всяких событий. Например, ну от мальчишки сильно требуют, чтобы он маме там помогал по кухне много и в каких-то таких женских делах там. Можно, чтобы помогал, но не сильно. А от девчонок требуют, чтобы он с папой занимался там какими-то техническими вопросами. Наверно, тоже особо не нужно, грузы какие-то тяжелые таскал. А общечеловеческое воспитание и воспитание в вере, истине и правде Христовой, мне кажется, здесь не отличается ничем. Во Христе же нет ни мужеского пола, ни женского. Поэтому вся правда Божия, она  должна быть и в мальчишках, и в девчонках. А вся неправда, она как бы максимально должна пытаться искореняться и в том, и в другом сердечке. Ну и, конечно, чтоб мальчишки тоже понимали, что девочки — они девочки, и как бы вот с юных лет уже все-таки к ним относились бережно. Ну почему? Потому что они же будущие отцы. И как отец относится к супруге, апостол сказал: «Любите яко свои телеса» — значит, очень бережно, очень внимательно, с большой любовью. И не значит, что вседозволенность у нее должна быть. Нет. Но действительно нельзя обижать ее, нельзя дерзить, хамить, грубить ни в коем случае, нет. Этой любви если научить сына к сестре, то, мне кажется, это очень большую пользу сыграет в его будущей семейной жизни, когда у него правильное отношение к девушке и будущей его супруге, к матери детей будет именно такое.

Спасибо огромное, отче, за наш разговор. У нас еще финал. Я хочу вам предложить такую, может быть, немножко странную цитату из писателя Кафки. У него есть такая книжка «Размышления об истинном пути». Кафка, конечно, не православный богослов, ну вот меня зацепила эта фраза. А он там пишет афоризм такой: «В каком-то смысле добро безутешно». «Согласиться нельзя возразить» — где вы поставите знак препинания?

Ну точно возразить Кафке можно. Добро — оно всегда утешает человека. Бог есть источник добра. Бог есть источник утешения. И самое главное, чтобы ты понимал, что фраза, которая живет в русском языке «Не делай добра, не получишь зла», она имеет очень глубокий смысл духовный. Когда ты согласился творить волю Божию, то духи злобы сразу включают механизмы противостояния. И если ты устоял на пути до совершения этого доброго дела, они пытаются сунуть палки в колеса во время совершения этого доброго дела. Если ты прошел второй этап и все-таки это доброе дело совершил, у них остается последний шанс. Как сожженные книги писателей, как разорванные картины художников, как разбитые скульптуры или горшечные изделия мастеров, нужно отказаться от того, что ты сделал. И дальше духи злобы пытаются поссорить благотворителя с благополучателем. То есть ты уже все сделал, оно уже твое, всё, прими спокойно поношения и поругания того, кому ты сделал добро, и это дело в вечности окажется навсегда твоим и окажется в той самой небесной копилке, где тати не крадут и не подкапывают, и ржа ничего не испортит. Но если человек в этом не устоял и сказал фразу: «Да зачем мне это нужно было делать! Да лучше бы я тебе ничего не делал», то твое добро обнулилось, и вместо радости ты понесешь большую скорбь. Может быть, об этом писал когда-то Кафка. (Смеются.)

Спасибо огромное, отче, дорогой. Спасибо. Очень вам признателен за разговор. Это был священник Иоанн Перевезенцев. А мы продолжим писать «парсуны» наших современников через одну неделю.