Меня не раз спрашивали: почему в публичных высказываниях людей Церкви по самым разным поводам часто только и слышишь: «мы с этим не согласны», «мы этого не принимаем», «мы считаем это пагубным»? Неужели Церковь — это только про критику? Где же, мол, положительная программа? Да, в мире идут какие-то процессы, может, это развитие, может, наоборот, деградация, все это нужно как-то осмыслить. А Церковь только твердит: «мы против», «мы не хотим» — и не предлагает ничего взамен.
Конечно, подобный взгляд основывается на чрезмерном обобщении, а, как советуют мудрые люди, в попытке найти правду лучше останавливаться по крайней мере в шаге от обобщений. И тем не менее речь о реальной проблеме.
Да, Церковь, как бы это кого-то ни раздражало, всегда называла и будет называть белое белым, а черное черным. Исходя не из огульного критиканства, а из четкого понимания того, что все большее размывание границ добра и зла в современном мире не так безобидно, как это пытаются представить нам поборники тотальной толерантности. Однако сложившееся у многих впечатление, что положительной программы у верующих нет, действительно большая наша беда. Часто, увы, мы не находим таких слов, чтобы сказать о главном, какие зацепили бы сердца далеких от Церкви людей не меньше даже пусть и праведных в своем гневе обличений.
Ну вот возьмем, к примеру, позицию Церкви по отношению к семье, к деторождению. Нельзя ее просто свести к тому, что Церковь против абортов, — это плоское и неверное восприятие. Главное не то, что Церковь против абортов, а то, что она — за жизнь. Значение вроде одно, а смыслы разные. И согласитесь, если вот так по многим вопросам объяснять, что Церковь не столько «против», сколько «за», это создаст совсем другой образ. Хотя «против», конечно, намного быстрее разносится по медиа и резонирует.
Но даже без привязки к тому, что и как набирает популярность в СМИ, давайте вспомним, что в Библии заповеди начинаются не с запретов. Любые запреты — следствие главной положительной фундаментальной истины: Я Господь, Бог твой (Исх 20:2). Это то, что определяет все последующее, без чего оно как минимум приобретает другой смысл, а уж в новозаветной перспективе тем более. Ведь любые запреты — естественное следствие стремления ко Христу, вне этого стремления они лишаются сути. Так, в эпоху поздней античности христиане полемизировали с противниками семьи и с теми, кто гнушался физической близостью мужчины и женщины, и отцы Церкви многократно говорили, что монашество — это устремление ко Христу, а не отказ от тела как чего-то нечистого. То есть, выражаясь современным языком, для Церкви важнее всего остального именно положительная программа.
Мы приближаемся к Великому посту. Скоро вновь вспыхнут горячие дискуссии о том, что в этот период нельзя, что Церковь запрещает и т. д. Но вот только сможем ли мы словами и делами показать миру, что все постовые «нельзя» — только путь? И что в конце его нас ждет самая положительная новость на свете?
