Искусствовед, сценарист, актер, режиссер, телеведущий, 20 сентября 2002 года он вместе со своей съемочной группой пропал без вести в Кармадонском ущелье. Ему было всего 30 лет, а его — вернее, образ, созданный им в двух фильмах Алексея Балабанова, «Брат» и «Брат-2», — уже называли символом поколения, героем нового времени. А его слова: «Я вот думаю, что сила в правде: у кого правда, тот и сильней!» — для многих стали жизненной философией. И при этом мало кто заметил, как из крылатых слов Александра Невского «Не в силе Бог, а в правде» выпало слово Бог.
Как выяснилось в одном из интервью, не помнил эту фразу дословно и сам Сергей Бодров, которого многие ассоциировали с его киногероем. Хотя сам он пытался бороться с этим «эхом».
На круглом столе в редакции интернет-журнала «Умницы и умники» с участием журнала «Фома» он рассуждал: «Действительно, герои фильма живут сейчас какой-то своей жизнью. Опасно ли это? Пожалуй, да, опасность существует. Но мы же понимаем, что этот герой всего лишь образ. Это мы наполняем его жизнью. Может быть, задача комментаторов, участников подобных дискуссий как раз в том, чтобы приглушить это “эхо”?.. Может быть, эмоциональный заряд в фильме получился чересчур сильным. Люди реагируют на картину не как на предмет искусства, а как на реальность. Я сам чувствую это в общении с людьми. Но никто не знает, “чем наше слово отзовется”».
И все же, по-видимому, чувствовал он себя в этой ситуации неуютно. Иначе не спорил бы так горячо со сложившейся в русской культуре традицией наделять художественное произведение некоей миссией и видеть в писателе — пророка, а в книге — учебник жизни.
«Когда режиссер Балабанов снимает кино, он в меньшей степени думает о каких-то безумных тинейджерах, которые после этого могут взять в руки оружие, — утверждал Сергей Бодров. — Он думает о том, чтобы снять кино. Есть художники, которые могут четко объяснить, о чем их произведение. А есть художники, которые не в состоянии четко сформулировать словами, что они хотят сказать, поэтому они снимают кино… Не надо упрощать картину мира, какой ее видят тинейджеры. Не надо думать, что люди воспримут это буквально. Они пришли в кино отдохнуть, а не учиться жизни».
И все-таки, похоже, совесть не давала ему успокоиться. Иначе, размышляя о втором фильме дилогии, в котором Данила едет в незнакомую страну, куда никто его ехать не просит и где его никто не ждет, помогать брату своего армейского друга, человеку, которого он толком не знает, он не констатировал бы: «Он наказывает тех, кого, в общем, не надо наказывать и прощает того, кого наказать, быть может, и надо было».
Подводя итог своим размышлениям, Сергей Бодров так отвечает на один из главных вопросов, поставленных двумя культовыми фильмами о Даниле Багрове: «Я представляю себе это так: в эпоху хаоса и злой первобытной природы люди сели у костра, они только начали говорить, и один из них сказал несколько слов, и они звучали как “Надо защищать своих! Надо защищать женщину! Надо защищать брата!”. Но дальше они пока не двинулись. Пока не двинулись. Это потом будет все остальное. Потом они обретут Христа. Но пока они дальше не двинулись…»
