Главный редактор
У Клайва Стейплза Льюиса есть очень интересное замечание: когда мы говорим «Бог есть любовь», мы на самом деле зачастую подразумеваем «любовь есть Бог». В чем же разница?
Льюис обращает внимание, что любовь — как мы ее нередко понимаем — есть не что иное, как максимальное проявление наших желаний. И раз «любовь есть Бог», то в конечном итоге мы оправдываем любое свое желание. «Почему ты ушел от жены?» — «Другую полюбил, а любовь — это Бог». Рассуждая в этой логике, нельзя обманывать старую жену, надо признаться в любви к той, которая придет ей на смену. То есть наше желание извиняет любой наш поступок, если мы считаем, что в его основании лежит столь замечательное чувство, как любовь. Но разве о такой любви идет речь в христианстве?
Совсем нет. Когда мы говорим, что Бог есть любовь, мы подразумеваем, что с Богом, Которого мы не способны постичь, мы все-таки можем вступить в личные отношения. И это — отношения любви. Той, которую, по-моему, лучше всего описал апостол Павел в знаменитом «Гимне любви» в Первом послании к Коринфянам, той, которая долготерпит, милосердствует, не ищет своего и так далее.
Это отнюдь не та любовь, о которой мы говорим, утверждая, что «любовь есть Бог». Здесь речь не о признании любого своего желания священным, а, наоборот, о самоумалении перед другим — и ради него. Речь о том, чтобы уподобить свое отношение к этому другому отношению Бога к человеку. Уподобить настолько, насколько это вообще в человеческих силах, ведь планка задается предельно высокая. Вдумайтесь хотя бы во фразу апостола «любовь все покрывает». Смысл этих слов мне даже трудно осознать, за ними — бездна невозможного для человека.
В своей телепрограмме «Парсуна» я всегда посвящаю часть разговора любви. И в том числе прошу некоторых гостей дать ей свое определение. Мне запомнился ответ Льва Маратовича Карахана, который сказал, что любовь для него — это открытость.
Такое определение мне кажется очень точным: ведь это о том самом первом ударе по любви, который был нанесен таинственным, не до конца понимаемым нами событием — грехопадением прародителей, после которого они увидели, что наги, и устыдились, и стали закрываться и от Бога, и друг от друга.
А что такое заповедь возлюбить Бога и ближнего, как не преодоление этой закрытости? То есть Господь дает нам рецепт исцеления этой раны. Без восстановления открытости путь к той любви, которую описывает апостол Павел, отрезан: ты прячешься от Бога, значит, не можешь вынести Его любви и закрываешься от ближнего. Ты, конечно, можешь присвоить своим желаниям статус божественности, но ты лишен всей глубины чувства, сокрытого в словах «Бог есть любовь».
