Андрей Леонов: «Живую любовь отца я чувствую и сейчас»

Когда происходит чудо

— Вы не раз говорили, что пришли к вере, когда Евгений Павлович перенес клиническую смерть и выжил.

— Именно так и было. На тот момент мне было тридцать три года, я был далек от Церкви, как и многие мои соотечественники. Но когда с человеком происходит нечто, выбивающее его из рамок привычной спокойной жизни, он, часто даже непроизвольно, начинает поворачивать голову к Богу. Даже те, кто позиционируют себя атеистами, в таких случаях почти автоматически начинают шептать: «Спаси, Господи!». И вот, когда все случилось с папой, я ходил под окнами больницы и старался вспомнить слова молитв, слышанных в кино, прочитанных в художественной литературе... После случившегося с отцом в Гамбурге он стал говорить: «Меня Господь спас», хотя он тоже был далек от Церкви.

— Он был традиционным советским атеистом?

— Ни в коем случае. Стопроцентных атеистов я вообще не встречал. Ведь люди остаются атеистами до поры до времени, пока гром не грянет... А вот тогда они если и не становятся верующими, то начинают более осторожно поднимать вопросы веры и неверия. Ведь Господь живет в каждом сердце, только дорога к Нему у каждого своя.

Тогда в Германии с папой произошло настоящее чудо. Начиная с того, что инфаркт случился в Гамбурге, и не на улице, а в госпитале, куда его привезли. Иначе бы врачи просто не успели, ведь сердце у него уже остановилось... Папа лежал с аппаратом искусственного дыхания семнадцать дней. А врач сказал нам, что шанс выжить у него один из тысячи. Ну то есть намекал, что шансов скорее нет и нам нужно просто проститься... Но папа выжил и был с нами еще пять лет. Более того, работал: снимался, в том числе, в фильме у Данелии, а главное — сыграл в спектакле «Ленкома» «Поминальная молитва».

— Что-то в вашей жизни изменилось, когда Вы вернулись из Гамбурга?

— Вернувшись из Германии, я поехал к другу в Днепропетровск. И там окончательно понял, что мне необходимо креститься. Это был полубессознательный поступок: я как-то почувствовал изнутри, что это срочно необходимо сделать. Это вовсе не означало, что я потом начал воцерковляться и регулярно ходить на службы. Но не ощущать себя частью Церкви я тоже уже не мог.

У каждого из нас свой путь. Мой был таким. Моя жена еще до нашей встречи стала ходить в церковь. И сейчас церковное общение становится для нее все большей необходимостью. Несмотря на рождение ребенка, она регулярно находит время побывать в храме.

Мой сын решил пойти в храм после того, как на его глазах моей маме, его бабушке, стало плохо. Я остался с ней в больнице, а сын решил, что ему нужно помолиться за бабушку именно в храме. Всё это ситуации, когда мы не чувствуем себя покинутыми, одиноким, но откуда-то знаем, к Кому можем обратиться...

— Считаете ли вы «Письма сыну» (Е. Леонов. Письма сыну. М., 1992. — Ред), написанные Евгением Павловичем, своего рода духовным наследством?

— Папина книга — это самое дорогое наследство и самое главное богатство, которое у меня осталось от него.

— В «Письмах» много философских размышлений. А в повседневной жизни Евгений Павлович был склонен философствовать?

— Он был серьезным, думающим человеком. Размышлял о явлениях жизни. Но занимали его не только глобальные и вечные вопросы. Ведь ему нужно было заботиться о нас с мамой и еще о многих людях. Он постоянно за кого-то просил, кому-то помогал. День его был расписан по часам. Такой Винни-Пух — хлопотун за всех, кто попросит помощи.

— Откуда такой жанр — письма?

— Когда у меня возникали какие-то проблемы, я, конечно, советовался с папой. Мы обсуждали с ним и какие-то рабочие моменты, тем более что работали в одном театре.

Но, честно говоря, не всегда получалось поговорить свободно и спокойно: не хватало времени, папа уезжал на гастроли, подолгу не виделись и просто о чем-то говорить было у нас не принято, каких-то вещей я стеснялся, каких-то — он. А потом, после смерти папы, я понял, что мы, хоть и были внутренне близки, так и не наговорились с ним. Видимо, он сам ощутил это еще при жизни, вот и стал писать эти «письма», которые сложились в книгу. Ведь в письме можно выразить сокровенное, чего иногда, к сожалению, между отцом и сыном в обычной жизни не происходит. И вот мне остались эти бесценные размышления.

Сериал со знаком плюс

— Работая над образом многодетного папы Сергея Васнецова в сериале «Папины дочки», вкладывали ли Вы в него черты собственного отца — Евгения Павловича Леонова?

— На самом деле при работе над ролью обычно вкладываешь многое: и где-то что-то замеченное, и чужой опыт, да и собственные представления и фантазии. Процесс этот сложный, и не всегда нужно зрителю обо всем этом знать. А вот сходства с папой я старался избегать сознательно: подходил на первых порах к режиссеру и к оператору и просил, чтобы они говорили мне, если возникнут какие-то параллели и ассоциации. Герой сериала — это одно, а мои воспоминания о папе — совсем другое. Не хотелось бы всё смешивать.

— А что главное в Ваших воспоминаниях?

— Вспоминая детство, я всякий раз ловлю себя на мысли, как же мне повезло: у меня был добрый и любящий отец. Про любовь можно просто говорить, а можно ее проявлять делом. Папа никогда не декларировал «я люблю тебя». Он просто на самом деле любил. Вспоминаю, как он приезжал ко мне в армию, в город Ковров — двести километров от Москвы. Была зима, а у папы не было зимних шин. Он раньше не управлял машиной зимой, но всё равно садился и приезжал. Несмотря на мои строгие запреты: «Если еще раз приедешь, останусь на сверхсрочной». «Сынок, я же волнуюсь как ты здесь живешь», — отвечал он и вновь приезжал, привозил какие-то гостинцы, которые мы с ребятами сразу же съедали. Он принимал сердечное участие во всей моей жизни. И я всегда чувствовал себя под его мощной защитой, которая для меня, наверное, самое важное в жизни. Даже сейчас я ощущаю его любовь. Так что для меня семья — в первую очередь образ папы. Я очень хочу, чтобы и мой сын чувствовал во мне такой же надежный тыл.

Вообще у меня такое ощущение, что папа незримо присутствует в моей жизни по сей день. Ну, например, когда у меня что-то происходит не так... и я включаю телевизор (сколько же раз такое было!), то там всегда идет какой-нибудь фильм с папиным участием. И я вижу его лицо. Мне бы очень не хотелось его подвести, совершить поступок, который ему не понравился бы.

— Что-то из Вашего общения с Евгением Павловичем Вы перенесли в свое отцовство?

— С ребенком никогда нельзя лукавить. Если бы папа был другим человеком, если бы он говорил одно, а вел себя иначе, то это двоемыслие могло бы разрушить меня в итоге. А так — я старался тянуться за ним. Все наши попытки воспитания будут иметь смысл, только если мы будем искренними с ребенком. А еще я постоянно чувствовал папино присутствие, даже когда он находился на съемках, на гастролях. Потому что ему всегда была интересна моя жизнь, он откликался на то, что меня в данный момент волновало. И я доверял ему в ответ, всегда что-то о себе рассказывал.

Думаю, мне удалось выстроить подобные отношения и с сыном. Несмотря на то что жизнь сложилась так, что с 1997 года мы живем с ним в разных странах, я всё равно духовно старался быть рядом, быть участником его жизни. И сейчас, когда он стал взрослым, я чувствую, что наша внутренняя связь еще больше укрепилась, мы с полуслова понимаем друг друга.

— А каких ошибок, допущенных в воспитании своего сына, вы постараетесь избежать с дочкой?

— Однажды я забыл золотое правило: никогда не заставляй! Меня вот заставляли играть на пианино, так я его возненавидел. А потом — сам заставлял сына читать. К счастью, его отношение к чтению от этого не пострадало. Была еще одна история: я запрещал сыну трогать мою деревянную флейту. Однажды, вернувшись с гастролей, увидел, как он играет с инструментом. Я так рассвирепел, что сломал флейту об пол. И со временем забыл об этом случае, а вот Женя запомнил на всю жизнь, настолько его потряс вид рассерженного отца... Надеюсь, что я стал мудрее, и постараюсь избежать с дочкой подобных ошибок.

— Для многих ваш образ многодетного отца стал образцом отношений родителей с детьми-подростками. Какие ситуации, с которыми пришлось столкнуться Вашему герою, показались Вам особенно интересными и полезными, применимыми к собственной жизни?

— Ну, например, когда одна из «моих» дочек начинает увлекаться движением «гóтов», в соответствии с этим меняя свой внешний облик. Мой герой не приходит в ужас от «черной романтики», а пытается понять девочку, и со свойственным ему энтузиазмом в ванной красит себе лицо в черный цвет. То есть делает попытки поговорить с ней на одном языке...

Так что можно сказать, что к рождению моей собственной дочки (которой сейчас полгода) я подошел, имея не только опыт по воспитанию сына (ему уже 23 года), но и киноопыт воспитания аж пяти дочек. (Смеется).

— Выходит, сериальное кино может быть полезным?

— Может, когда обращается к зрителю с добрым настроем. Телевидение и кино на самом деле — не всегда со знаком минус. Другой вопрос, что всякого рода «стрелялки» разрушают психику, особенно детскую. Поэтому, чтобы телевидение не было вредным, государство должно следить за тем, чтó выходит на экраны. А не перепоручать эту роль частным компаниям, которым выгодно показать жестокое кино, скандальные ток-шоу со «звездами», а иногда и нечто гораздо худшее.

— Случались ли на съемочной площадке ситуации, когда Вы возражали против развития ситуации в сценарии?

— На сюжет я влиять не могу. Если иногда по ходу съемок какие-то отдельные слова или фразы казались мне неуместными, грубоватыми, я просил их изменять. Но это случалось крайне редко: все-таки сериал рассчитан на детскую аудиторию, которая, к слову сказать, оказалась куда более широкой, чем мы ожидали. В каждой шутке есть доля шутки, и потому наша комедия оказалась интересной не только детям, но и родителям, которые оценили позитивный и добрый посыл. Кроме того, как мне кажется, в целом сериал превратился в своего рода схему: предлагал сложные психологические ситуации и модель выхода из них. Что по сегодняшним временам более чем важно.

Начать с себя

— Сейчас много говорится о том, что общество переживает кризис семьи. Людям все труднее налаживать и сохранять отношения. Почему, на Ваш взгляд, так происходит?

— На этот вопрос каждый должен ответить для себя сам, ведь от внешних обстоятельств это зависит в меньшей мере. Хотя, конечно же, на ситуацию влияет нестабильная обстановка в обществе. Все эти социальные революции, перестройки и экономические кризисы и перемены, которые приводят к внутреннему разладу нас самих, с самими собой мы не всегда можем наладить отношения. Теряя работу, люди колесят по стране в поисках счастья, оставляя семьи. Разве это может положительно влиять на семейные отношения? И, конечно же, эта внешняя нестабильность разрушает внутреннее содержание, меняет духовные ориентиры и ценности, выбивает почву из-под ног.

В эпоху СССР, когда общество жило определенными идеями, то и вопросу целостности семьи, воспитания детей уделялось должное внимание. Но вот советская идеология исчерпала себя, а на смену ей ничего не пришло. У общества сегодня безыдейное существование. А потому о каких семейных традициях может идти речь? Нужно начинать всё сначала, хотя одна из главных ролей здесь и отводится государству.

Прежде всего в семье должна быть любовь. Без нее ничего не получится. А еще уважительное отношение к каждому члену семьи, не важно, семьдесят ли, сорок ли ему лет или четыре месяца. Ведь что семью делает семьей? Когда все ее члены смотрят в одну сторону. Ребенок с детства должен видеть модель отношений между папой и мамой, тогда ему будет легче создать семью, где всё тоже будет строиться на любви и уважении.

— Ваш сериальный герой — многодетный отец. А есть ли у Вас знакомые многодетные семьи?

— Есть, правда у них не по пять детей, как у Васнецова, а по трое. Это здорово, когда в семье много детей! Но опять же без государственной поддержки многодетным не обойтись. Начиная с самого простого: у нас ничего не приспособлено ни для инвалидов, ни для мам с колясками: в магазин-то пройти сложно, не говоря о том, чтобы спуститься в метро. Пример того, как это может быть, дает нам Швеция: там в метро на каждой станции обязательно есть лифт. Маме с несколькими детьми, особенно с маленькими, не приходится мучиться над тем, как доехать до детской поликлиники. В автобусах там существуют специальные приспособления, чтобы было удобнее заехать с коляской. Кстати, там мама с ребенком имеет право на бесплатный проезд. Мелочи? Но из таких мелочей и складывается наша жизнь.

— А с чего в России, на Ваш взгляд, нужно начать решение «семейного вопроса»?

— Предполагаю, что с себя. Начать помогать друг другу. Вчера помог коляску с ребенком поднять по лестнице, сегодня — придержал дверь перед пожилой женщиной. Из таких крупиц и складывается наше отношение друг к другу, собирается жизнь.

Мир перевернуть не могу, но...

Как-то в одном из интервью Андрей Леонов сказал: «Отец говорил мне, что детство должно быть радостным». Может быть, поэтому актер в меру сил пытается помогать детскому дому. Впрочем, говорит он об этой своей помощи крайне неохотно:

— Да что говорить-то? — удивленно произносит Леонов. — Пришел в детский дом случайно. У меня есть друг, Вадим, мы вместе когда-то служили в армии, потом не общались долго, но вновь встретились. Тут и оказалось, что он директор детского дома. Человек бойкий, энергичный, деятельный, постоянно ради своих воспитанников что-то «пробивает», преодолевает разные трудности, решает какие-то суперсложные проблемы. Детский дом на госфинансировании, да плюс энергия Вадима, словом, быт у них там отлажен полностью. Все необходимое для жизни, развития детей есть. Когда я узнал, чем Вадим занимается, попытался чем-то помочь. А он мне и говорит: «Да есть у нас всё, детям одного не хватает — внимания». Слышать это было несколько удивительно, ведь мы привыкли думать, что отказники нуждаются в элементарном: чтобы было где спать, что есть, надеть, во что играть, кому учить. И даже в голову не приходило, что новый телевизор, одежда или игрушки — не самое главное для детей. Ведь действительно, в сто раз важнее внимание и чтобы было с кем и о чём поговорить. Вот я и начал время от времени приезжать туда. Со мной и другие актеры приезжали — из «Ленкома», из сериала «Папины дочки». Детей мы несколько раз возили на съемочную площадку. Я понимаю, что раза два в месяц, когда мне удается выбраться к ребятам, это — мало и никак не назвать полноценным общением. Тем более я не могу, увы, перевернуть мир, сделав жизнь этих детей принципиально иной. Но попробовать-то могу?! Вот и пробую.

Знаете, дети в детских домах очень привязчивые, особенно малыши. Они с порога уже называют вас мама-папа. Потому, наверное, многие взрослые, вроде бы готовые помогать таким учреждениям, предпочитают участвовать в разовых акциях — купил игрушек или одежду, или технику — привез. А мне кажется, что, даже если ты не собираешься ребенка в семью брать, нужно приходить и общаться. Кто-то  вместе рисует, играет, что-то изучает. Так делают некоторые мои знакомые.

В детском доме есть маленькая девочка. Она всех встречает словами: «Здравствуй, мама». Я понял, что к этому нужно просто привыкнуть. Хотя первый раз я и сам очень боялся. Не знал, как себя вести. Помню мы приехали, и Вадим стал показывать комнаты, где живут дети. И тут я увидел караоке. «Могу спеть», — предложил я, хотя петь-то не очень умею. Но от волнения и переживаний запел так громко, что привлек внимание ребят. С тех пор мы подружились. И сейчас у меня с некоторыми детьми доверительные отношения. Главное, что я понял: всем этим детям — открытым, отзывчивым, восприимчивым — недостает лишь внимания, которое одно только и может их согреть по-настоящему. Так неужели мы не можем помочь сделать их детство хоть чуточку радостнее? От нас требуется всего-то сделать шаг в их сторону. А ведь если человек идет с открытым сердцем, у него всё получится. Эти слова я отношу прежде всего к себе.

Читайте также:

Папина книга. Евгений Леонов: «Письма сыну»

Фото Владимира Ештокина