Как понимать счастье и несчастье с христианской точки зрения, и как христианин должен относиться к скорбям и страданиям?
Это частая тема для дискуссий в «ортоСМИ» и даже в спорах в Фейсбуке (деятельность организации запрещена в Российской Федерации) у церковной и околоцерковной общественности. Помнится, большое обсуждение на этот счет было и на сайте «Фомы» пару лет назад, начатое замечательной статьей Дмитрия Соколова-Митрича «Будьте несчастны»
Главные возражения в дискуссии вызвал сам призыв автора быть несчастными. Ему, в частности, отвечали, что дело вообще не в субъективном настрое на счастье или на несчастье, в том числе и потому, что при последнем раскладе так легко впасть в прелесть. От такого смирения за версту может разить особой гордостью – гордостью собственного смирения.
И правда, прямолинейно понимаемый призыв быть несчастным даже ради Бога разве не отдает нездоровым мазохизмом? И разве мы не просим в своих молитвах о лучшем: о здоровье, семейном благополучии, в общем, о простом житейском счастье, – как бы оно ни понималось?
Или опять-таки, разве мы на Литургии не просим «избавитися нам от всякия скорби, гнева и нужды», «о благорастворении воздухов (т.е., благоприятной погоде), изобилии плодов земных и временех мирных (т.е., о мирной жизни)»?
Все это довольно очевидные аргументы и доводы. Однако есть и то, что при всей их очевидности мешает мне с ними согласиться. Я вспоминаю, например, известные слова святого Луки Войно-Ясенецкого: «Я полюбил страдание». Или то, что многие святые сознательно искали именно страданий ради Христа, которые они принимали с радостью. Добровольный выбор креста в условиях, когда этого можно не делать, – разве это не добровольный выбор несчастья, если судить о нем с земной точки зрения? Когда в эпоху начавшихся коммунистических гонений на Церковь, в самый разгар революции и кипевшей гражданской войны такие люди как тот же святой Лука или философ Сергей Николаевич Булгаков принимали священнический сан, разве это не было добровольным выбором тесного пути, пути страданий? Разве они не захотели в определенном смысле быть именно несчастными, если мерить их выбор земной мерою, мерою «простого житейского счастья» – здоровья, достатка и семейного благополучия?
В «Деяниях» рассказывается, что когда синедрион запретил апостолам проповедовать Христа, то они все равно продолжали это делать. Когда же они были схвачены и жестоко избиты, то «пошли из синедриона, радуясь, что за имя Господа Иисуса Христа удостоились принять бесчестие» (Деян. 5, 41). То есть, в страдании Христа ради апостолы находили для себя огромную радость.
Я соглашусь с критиками статьи «Будьте несчастны» в том, что, конечно, страдания и скорби – это не самоцель и даже не цель. Но они необходимы, потому что это парадоксальный, христианский способ обрести радость. Во-первых, добровольно и осознанно на страдание человек может идти только во имя великой любви. То есть, выбор тесного пути – это жертва, совершаемая во имя любви. А любовь, настоящая любовь – это и есть радость. И при такой добровольно совершаемой жертве сквозь скорби и страдания у тех, кто смог их вместить, всегда просвечивает и радость. Кстати, как правильно написал в ходе дискуссии Андрей Рогозянский, что «всегда радуйтесь» у апостола Павла – это «не о жизни на своё усмотрение, а о том, чтоб не терять духа в любых обстоятельствах». .
Во-вторых, выбор и принятие скорбей и страданий с радостью, как у апостолов, также возможны лишь при особом настроении или особой мысли, «мысли веры», как говорил христианский философ Кьеркегор. «Это мысль о том, что всё это во благо, что тяжкое страдание идёт во благо тебе. Но в то, что тяжкое страдание тебе во благо, в это нужно верить, увидеть это нельзя. <…> … только то иго – Христово, о котором страдающий верит, что оно во благо ему». Значит, конец пути – благо, причем благо единственно подлинное, но иного пути к нему, как через скорби и страдания – нет.
И тут я хочу сделать важнейшую оговорку. Я думаю, что на такой подлинно духовный, то есть продиктованный непосредственно Святым Духом выбор способны были и есть только святые или близкие к святости люди. Это совсем не про нас, грешных (и из них же первый есьм аз), которым вместить хотя бы ту максиму, что «не хочешь скорбей – не греши; а если грешишь – терпи приходящие беды и не ропщи». Очень возможно, что это тот максимум (точнее, минимум) совершенств, на которые способны мы, подавляющее большинство современных людей.
Добровольный же выбор страданий ради Христа и будущего Царства Небесного – это высшая планка совершенства, вообще доступного людям, на которое способны были лишь святые. Это они смогли подражать безгрешному Христу, который ради великой любви добровольно выбрал несчастье и смерть (и смертью смерть попрал). Но утеряй мы эту высшую планку из виду, забудь мы про эту соль, без которой все станет пресным, – и все, христианство медленно, но верно испарится из мира. Мир окончательно испортится, протухнет, хотя внешне он будет блистать и купаться в изобилии и чувственных удовольствиях.
Конечно, очень тяжело, да практически невозможно жить по Евангелию. В заповедях блаженства указана почти немыслимая мера совершенства. Но ведь они и есть – заповеди счастья по-христиански, которым и мы, грешные и несчастные, в меру своих скуднейших сил должны следовать. Нищета духа, плач, кротость, миротворчество и при этом преследования и гонения за правду – это и есть счастье, указанное самим Господом. Дело в том, что стоящее в греческом тексте Нового Завета слово μᾰκάριος (makarios) в переводе на русский означает «блаженный», «счастливый», «благоденствующий», «богатый». То же самое – прилагательное μάκαρ (makar). А существительное ἡ μᾰκᾰρία (makaria) означает блаженство, счастье.
И поэтому заповеди из Нагорной проповеди на самом деле вполне можно на русский перевести и так:
И Он, отверзши уста Свои, учил их, говоря:
Счастливы нищие духом, ибо их есть Царство Небесное.
Счастливы плачущие, ибо они утешатся.
Счастливы кроткие, ибо они наследуют землю.
Счастливы алчущие и жаждущие правды, ибо они насытятся.
Счастливы милостивые, ибо они помилованы будут.
Счастливы чистые сердцем, ибо они Бога узрят.
Счастливы миротворцы, ибо они будут наречены сынами Божиими.
Счастливы изгнанные за правду, ибо их есть Царство Небесное.
Счастливы вы, когда будут поносить вас и гнать и всячески неправедно злословить за Меня.
Радуйтесь и веселитесь, ибо велика ваша награда на небесах… (Мф. 5: 3-12).
Кто способен на такую радость земных несчастий? На такое счастье? Конечно, очень немногие способны это вместить, но мы не вправе забывать, что это и есть то самое высшее христианское счастье.
Читайте также ответ протоиерея Павла Великанова на колонку Дмитрия Соколова-Митрича — о «неудобной» вере и Кресте Христовом:
Ответ писательницы Ирины Лукьяновой на колонку Дмитрия Соколова-Митрича:
Побей меня, или Травматическое богословие
Ответ публициста Виталия Каплана:
Полоса препятствий — или камера пыток?
Мнение публициста Елены Фетисовой:
Сухая старуха в подвенечном платье
На заставке: Мученики 20000, в Никомидии в церкви сожженные. Миниатюра Минология Василия II. Константинополь. 985 г. Ватиканская библиотека. Рим
