В детстве одной из самых главных зимних радостей для меня были ледяные дорожки на тротуарах. Мы раскатывали их сами по дороге в школу и обратно – сотнями детских сапожков, ботиночек, валеночек. Довольно быстро на белом утоптанном снегу получались темно-серые продолговатые «окна» льда, похожие на спины огромных рыб. По ним можно было, разогнавшись, лихо скользить, словно на коньках. Взрослые, ворча, обходили эти ледяные проплешины, специально посыпали их золой или солью. Но свою порцию детского восторженного визга, каждая из таких дорожек-рыб все же успевала получить.
Однажды, уже взрослым я зашел в небольшой магазинчик за батарейками для фонарика. На подоконнике сидел хозяин магазина – Олежка, мой старый знакомый. Симпатичный парень с хорошей доброй улыбкой. Когда-то он служил в налоговой инспекции, потом уволился и открыл торговлю. А попутно – делал населению ксерокопии различных документов. Еще редкий в те годы ксерокс стоял у него тут же, возле кассы.
Народу в магазине не было, Олежка явно скучал и смотрел в окно. Рассеянно ответил на мое приветствие и снова повернулся в сторону улицы. Я уже было хотел спросить насчет батареек, как вдруг хозяин оживился и, не отводя взгляда от окна, помахал мне рукой – мол, скорей иди сюда, смотри, чего происходит.
Я подошел. За окном на тротуаре чернела ледяная дорожка, точь-в-точь такая же, как в детстве. Возле дорожки стояла хорошо одетая пожилая женщина и производила какие-то странные манипуляции: то носком, то каблуком сапога она неловко колотила по льду так, будто пыталась что-то из него выковырять. Потом вдруг спешно убирала ногу, в непринужденной позе озабоченно смотрела на часы, словно ожидала здесь кого-то. А через несколько секунд снова начинала ковырять лед сапогом, зачем-то оглядываясь по сторонам.
Олежка довольно захохотал:
- Видал?
- Ну да. Что это за балет?
- Да, понимаешь, я тут сделал ксерокопию стодолларовой купюры и утром залил в лед. Вот, сижу уже второй час, наблюдаю – никакого цирка не надо!
Я сразу забыл про свои батарейки. Ситуация была настолько неожиданная и дикая, что сперва я не понял, как быть. Потом рванулся к двери – сказать женщине, что над ней просто потешаются. Но не успел. Увидев меня, она тут же развернулась и почти бегом засеменила прочь по тротуару.
Я опять зашел в магазин. Олежка понимающе кивнул, не отводя взгляда от своей приманки:
- Видишь, они такие… Один мужик даже с молотком вернулся, прикинь. Интеллигентный, в очках. И с молотком! Тоже так, оглянулся туда-сюда, типа – не видит ли кто. Только присел, чтобы лед долбить, и тут я на крыльцо: «Вы что это тут, мужчина делаете, а?» Он как подпрыгнет – чуть из очков не выскочил. Бормочет: «А, так это ваше… извините», и – ходу. Во народ!
А на вмороженную в лед ненастоящую купюру уже нашелся следующий охотник. Какая-то деревенская бабуля в линялой кроличьей шапке, с повязанным крест-накрест шерстяным платком поверх телогрейки, тащила за собой тяжелые деревянные санки. Остановилась у магазина, разглядывая это невиданное чудо – иностранные деньги в русском льду. Но, слава Богу, здесь мне и выходить не пришлось. Видимо, крестьянская сметка быстро подсказала бабуле, что без шанцевого инструмента купюру не добыть. Поэтому она не стала даже пытаться. Сердито плюнула на лед, опять впряглась в свои допотопные саночки и побрела к автовокзалу.
Олежка пришел в бурный восторг:
- Во бабка дает! Молодец, наш человек! А то перед твоим приходом тут пацаны из школы шли, так чуть не подрались – чей это стольник. Еще не отковыряли, а уже делят, жлобье малолетнее.
Я посмотрел на него с интересом.
- Олег, скажи, а вот тебе их всех… ну… совсем не жалко, да? Совсем-совсем? (Тут нужно пояснить, что дело было в самом конце девяностых, после очередного дефолта, когда многие люди внезапно обнищали, а на сто долларов примерно месяц можно было кормить семью.)
Олежка улыбнулся своей красивой, почти детской улыбкой:
- Сань, я понимаю, о чем ты. Нет, совсем не жалко. Они же ничего не потеряли, правда? Просто подумали, что нашли. А оказалось, что халявы не бывает. Нужны тебе деньги – иди, вон, на рынок, торгуй семечками – верное дело. Нет, понимаешь, хотят все, чтоб с неба на них упало. Вот пусть и получают урок. Может, хоть что-то про себя поймут.
- Да ты педагог, Олежка! – не удержался я, услышав столь замысловатую концепцию. – Ну а про себя-то ты все уже понял? Или тоже надеешься на открытия?
Олежка опять улыбнулся. И ничего не ответил. Лишь спросил:
- Ты зачем пришел-то?
- За батарейками.
- Вот хорошие. Настоящие японские, не Китай. Тебе сколько?
- Четыре штуки.
Он уже начал пробивать на кассе чек. И тут я вдруг понял, какую еще вещь мне срочно надо купить в этом магазине:
- Слушай, а самый дешевый молоток у тебя сколько стоит?
Олег назвал цену.
- Годится, тащи.
Он аккуратно упаковал батарейки, принес молоток, выбил чек. И лишь увидав молоток у меня в руке, понял, зачем я его купил. Снова понимающе кивнул:
- Давай. Иди, спасай честь соотечественников. Мне не жалко, я ведь эти бумажки могу как Федеральная Резервная Система печатать. Машинка, видишь, на ходу, – Олежка мотнул головой в сторону ксерокса, – завтра еще вморожу.
- Олег, - тут уже расплылся в улыбке я, - а я ведь и завтра приду.
И покрутил в руке только что купленный молоток.
- Спасибо за покупку! Приходите к нам еще, - Олежка невозмутимо улыбнулся в ответ, и снова отправился к окну – теперь уже смотреть, как я вырубаю изо льда его ненастоящую купюру.
На следующий день я, как и обещал, с молотком в сумке пришел к магазину. Но продолжения не последовало. Всю ночь шел снег, и вчерашнюю ледяную дорожку перед окном затоптали редкие прохожие. На дверях магазина висел замок, наверное, Олежка уехал за товаром.
Почти двадцать лет прошло с тех пор. Давно уже не катаюсь я по скользким темным полоскам льда на тротуаре. Разучился… С легкой завистью смотрю, как хохочут от радости дети, устраивая на ледяных дорожках кучу-малу. Мимо них, как и прежде, торопятся куда-то взрослые. И по-прежнему никак не могут понять про себя что-то очень важное. А с неба все так же падает на землю белый пушистый снег.
На заставке фрагмент фото Admiring the Swirl
