От людей, которые занимаются изучением подвига новомучеников, я не раз слышал очень, на мой взгляд, важные слова: мы почитаем их не потому, что они страдали или погибли, а потому что они любили Христа и Его Церковь. Но ведь страдание и смерть за веру — факт, и очень конкретный. А как конкретизировать любовь? Как измерить ее и сделать вывод: да, количество любви, необходимое для святости, достигнуто? Однако абсурдность, на которую эти вопросы пытаются указать, свидетельствует не о том, что на них нет ответа. А о том, что с помощью нашей обычной логики его не найти. Потому что христианство выходит за рамки этой логики.
У Сергея Сергеевича Аверинцева в книге «Другой Рим» есть такие размышления: «Заповеди и определения, моральные и обрядовые требования того же иудаизма, того же ислама исполнять трудно. Не будем врать, что легко, — очень трудно. Праведников, которые исполняют до конца свой религиозный долг, в каждой из этих религий, конечно, очень мало. Но можно представить себе человека, который в системе иудаизма или в системе ислама исполнил бы ВСЕ, что от него требует религия, и честно знал бы, что все в порядке. Христианину такая перспектива не угрожает. Он не может выполнить ВСЕГО».
В центре веры христиан — Сам Христос. А верить — значит следовать за Ним во всем, понимая, что твоих сил для этого недостаточно. Конечно, с точки зрения логики, если идеал заведомо недостижим, возникает вопрос: какой смысл к нему стремиться? Но для христианина здесь нет сущностного противоречия. Потому что святой — это не человек, который все исполнил. Святой — это человек, который смог войти в резонанс с Богом.
Вот откуда слова о любви как о свидетельстве святости. Она не результат праведной жизни, который можно измерить. Она способ этой жизни, практика синхронизации ее с Промыслом Бога. Именно практика, потому что, несмотря на всю недостижимость идеала, христианами нас делает волевое усилие движения в его сторону. Вот мы говорим: мученики любили Христа. Что это означает? Да то, что все их отношение к миру — к жизни, к людям, к ситуации, в которой они оказались, — было не таким, как у других, и мы, прославляя их, говорим: то, как они себя вели, как относились к тем, кто был рядом, к тем, кто их мучил, — на это способен только человек, который любит Бога. Потому что такой человек не может не стараться жить так, как заповедал Христос, Который на кресте молил: Отче, прости их, ибо они не ведают, что творят (Лк 23:34).
И в заключение. Христианство не просто ставит перед человеком запредельно высокую планку — иначе оно превратилось бы лишь в изощренный способ издевательства над его слабостью. Да, христианство говорит, что настоящая жизнь возможна только по достижении этой высоты, да, тебе не подняться на нее самому. Но главная его весть в другом: Бог не безучастно смотрит на твои усилия. Две тысячи лет назад Христос пришел к нам и в день Воскресения разрушил стены, которые отделяли человечество от Бога. И каждому, кто стремится перебраться через их высокие обломки, Он протягивает Свою руку. Потому что Бог есть Любовь. И эту Любовь действительно невозможно измерить.
