Воскресенье, 2 октября 2022 года: что будет в храме?

Отец Федор родился в семье протоиерея Алексея Петровича Соловьева, настоятеля храма преподобного Симеона Столпника за Яузой. Мальчика при крещении назвали в честь великомученика Феодора Тирона.

Его отец — Алексей им Петрович Соловьев (1804 — 1882), был потомственным священником, родом из г Дмитрова. За сорокалетнюю педагогическую деятельность ему было пожаловано потомственное дворянство. Супруга его Мария Федоровна помимо семьи приняла на себя заботу о рано осиротевших брате и сестре. Своих детей у нее было десятеро: две девочки и восемь мальчиков. После ее смерти от холеры в 1854 году остались сиротами старшая дочь Анна (в замужестве Владимирская), восьмилетний Федя и младшая Катя (в замужестве Беневоленская). Она умерла в 1854 году, когда Федору исполнилось только 8 лет.

После смерти жены забота о детях легла на плечи отца. Полнейшей откровенности и послушания он добивался от них только лаской и нежностью. Огорчить отца было для детей настоящим мучением. От него они унаследовали главное — христианскую любовь к Богу и людям.

Федор боготворил отца: его личность и образ жизни были основой нравственного и духовного становления будущего старца. Федор строго постился с самого раннего возраста, как себя помнил. Он с малых лет прислуживал в алтаре своему отцу, выходя со свечой и подавая кадило.

С детства сестры уважали и слушались Федора. Частенько дети в спорах обращались к нему с просьбой, чтобы он их рассудил. Фёдор был очень музыкальным, у него были отличные слух и голос, и, научившись играть на рояле, он исполнял церковные песнопения, пел в церковном хоре.

Федор грамоте учился у своего будущего тестя, диакона церкви во имя святого Климента папы Римского на Варварке отца Павла Смирнова. После окончания Андрониевского духовного училища он поступил в Московскую духовную семинарию. Фёдор Соловьёв завершил семинарское образование вторым в списке выпускников, хотя учеба давалась ему нелегко. Он отдавал ей все время, исключив постороннее чтение и всякие развлечения. Свой день юноша начинал с чтения главы из Евангелия и Апостола. После семинарии Федор не стал поступать в Духовную Академию, потому что не чувствовал в себе особого призвания к богословской науке.

Перед получением сана Фёдор Алексеевич женился на любимой с детства Анне Павловне Смирновой, старшей дочери отца Павла Смирнова. 12 февраля 1867 году состоялось их венчание. Ко времени свадьбы невесте было только 16 лет. А 19 февраля того же года отец Федор в Чудовом монастыре был рукоположен в диакона.

Митрополит Московский Филарет (Дроздов) назначил отца Фёдора в храм Святителя Николая в Толмачах, где служил друг его отца — Василий Петрович Нечаев.

Молодая семья поселилась в церковном деревянном доме в Большом Толмачевском переулке, где тогда находились квартиры для настоятеля храма и диакона.

Первые годы пребывания в Толмачах были самыми благостными. Семейная жизнь складывалась благополучно. Любимая жена Аннушка была кротка и добра, с удовольствием ходила в гости и принимала друзей у себя. Отец Фёдор купил фисгармонию, научился играть на ней и исполнял различные пьесы, отрывки из опер, романсы и, конечно, церковную музыку. 23 июля 1868 года у отца Федора родился сын Михаил.

На жизнь и духовное совершенствование отца Фёдора, безусловно, оказал огромное влияние настоятель храма отец Василий, который сразу почувствовал высокие духовные качества молодого человека, он полюбил молодого диакона и стал относиться к нему по-отечески. Федор Алексеевич был еще молод и совершенно неопытен в церковных делах. Отец Фёдор огорчался, когда не все получалось, даже плакал, сетуя на свою неловкость. Настоятелю пришлось учить его всему, начиная с того, как носить облачение, обращаться с причастниками, кончая всеми тонкостями совершения богослужения.

Однако на пятом году супружества горе вошло в дом отца Фёдора: в январе 1872 года супруга скончалась от чахотки. Для отца Феодора это был страшный удар. Когда отпевали Анну Павловну, у отца Фёдора не было сил служить. Начиналась иная, одинокая, жизнь, полная тоски и сожалений. Отца Фёдора одолевала безысходная тоска, он запирался дома и плакал.

В это время с особой силой проявилась любовь и забота отца Василия о своем дорогом дьяконе. Он загрузил его работой в редакции «Душеполезного чтения», и тому пришлось трудиться даже вечерами. Людям, жалевшим диакона, отец Василий объяснял, что для того сейчас в работе облегчение. Редакционные заботы пробудили интерес к литературной деятельности, и отец Фёдор стал писать в журнал статьи, некоторые из которых были изданы отдельными брошюрами. Первым печатным трудом отца Фёдора стала краткая история Николо-Толмачевской церкви, написанная по материалам церковного архива, которая до сих пор не потеряла своей актуальности. Последней печатной работой уже не отца Федора, а старца Алексия была статья в мартовском номере журнала «Душеполезное чтение» за 1899 год в связи со смертью П. М. Третьякова.

Отец Фёдор всегда был необычайно благочестивым и усердным церковнослужителем: он приходил в храм первым, а уходил последним. Перед уходом обязательно обходил, не спеша, весь храм и молился, кладя поклоны перед каждой иконой. Епископ Виссарион вспоминал впоследствии, что как он ни старался порой придти в храм раньше дьякона, ему это ни разу не удалось.

Известные впоследствии писатели Иван Шмелев и Николай Дурново, которые в то время учились в соседней 6-й гимназии, всегда тепло вспоминали о годах учебы и о добром диаконе отце Фёдоре, приходившем в гимназию служить молебны по праздничным дням. Они также часто встречали его, идя на уроки, когда отец диакон шел после ранней обедни, окруженный толпой нищих, щедро оделяя их милостыней. Кроме такой ежедневной раздачи денег нищим, отец Фёдор вообще всегда помогал беднякам, никому из просивших не отказывая. Многие приходили к нему домой, и всех он кормил. На Пасху отец Федор христосовался со всеми бедняками, несмотря на их неряшливый вид и рваную, грязную одежду. Однажды на улице диакон снял с себя верхнюю рясу и отдал дрожавшему от холода бедняку. У отца Фёдора как-то украли хорьковую шубу, все начали волноваться, а он сказал: «Ну что же случилось? Взяли у меня одну шубу, а у меня есть другая. Пошлите за ней. Вот и все». Он был настоящим бессребреником.

Отец Фёдор очень много читал, но удожественные произведения он не любил, Л. Н. Толстого резко осуждал, говоря, что тот отчуждает людей от Церкви. Прочитав по совету друзей «Братьев Карамазовых» Ф. М. Достоевского, он сказал, что ему понравились страницы о старце Зосиме, но вообще в романе много грязи.

Кроме богослужений в храме, отец Фёдор участвовал вместе с отцом Алексием Мечевым, тогда еще диаконом, в народных чтениях. Одновременно он безвозмездно преподавал Закон Божий в сиротском приюте, а также в частном приюте Смирновой и в нескольких домах прихожан.

В 1891 году на месте старого деревянного дома для причта построили новый кирпичный, более просторный. Небольшой, но уютный садик около дома был сохранен. В новом доме были устроены две квартиры: для священника — из девяти комнат и для диакона — из шести. Отцу Фёдору, жившему с сыном Михаилом, оканчивавшим Московское Императорское техническое училище, жить стало просторней, и это вскоре пригодилось, т. к. заболела теща, Анна Фёдоровна. Ухаживать за ней было некому, и отец Фёдор взял ее вместе с младшей дочерью в новую квартиру.

7 апреля 1892 года по единодушному желанию причта и прихожан, а также по благословению митрополита Московского Леонтия, был отпразднован 25-летний юбилей служения отца Фёдора в Николо-Толмачевском храме в сане диакона.

После ухода отца Василия прихожане хотели, чтобы священником стал диакон Фёдор Алексеевич. Они просили его об этом, предлагали ходатайствовать за него перед епархиальным начальством. Но отец Фёдор решительно отказался: он считал себя не вправе быть преемником отца Василия и по своей скромности полагал, что для такого прихода, как Толмачевский, нужен более мудрый и образованный настоятель.

В ту пору в Успенском соборе Московского Кремля начались перемены: митрополит Московский Сергий решил восстановить в нем древнее, так называемое «столповое» пение, при котором вместо псаломщиков на клиросе поют пресвитеры и диаконы в унисон. Увеличили в соборе штат клириков, стали искать по приходам голосистых дьяконов.

Владыка Сергий знал о прекрасном Толмачевском дьяконе и пригласил его пресвитером к себе в Успенский собор Кремля. Приглашение служить в Кремле было признанием высоких духовных и служебных качеств отца Фёдора, но сначала он, по своему великому смирению, отказался. Однако, позднее, поразмыслив, отец Фёдор все-таки согласился. И в мае 1895 года отец Федор покинул Николо-Толмачевский приход после двадцативосьмилетнего служения.

4 июня 1895 года отец Фёдор был рукоположен во пресвитера и определен в штат главного Собора России. Причт собора участвовал во всех богослужениях по случаю важных событий, отмечавшихся в Кремле.

Отец Фёдор пользовался в Соборе всеобщей любовью и уважением. В Успенском соборе отец Фёдор служил, как всегда, благоговейно, истово и не спеша, часто внеочерёдно, за других. Если служил другой клирик, он молился в алтаре. Утром, войдя в собор, отец Фёдор первым делом подходил к образу Владимирской иконы Божией Матери и молился перед ней, затем шёл в алтарь. После литургии он с радостью служил молебны перед великой иконой, а вечером, покидая собор и, по своему обычаю, обходя с молитвой и поклонами все святыни.

О своем служении в Успенском соборе старец Алексий всегда вспоминал, как о светлом времени своей жизни, говорил при этом, что собор — центр Кремля, духовный центр Москвы и России.

Уже через два года по принятии им священнического сана он был единогласно избран духовником соборного причта, а ещё через год, незадолго до ухода в монастырь, стал протопресвитером и был награжден камилавкой.

Однако постепенно ему стали в тягость и соборная обстановка, и торжественные службы, — времени для уединенных занятий оставалось немного. Он давно ушел бы в монастырь, в тишину и безмолвие, но надо было поставить на ноги сына, содержать тещу и свояченицу. Наконец, Господь определил все так, что давнее желание смогло осуществиться. В апреле 1897 года его теща скончалась, свояченица получила хорошее место, а сын завершил учебу и женился на Ольге Петровне Мотовой, дочери богатого лесопромышленника.

Первоначально отец Фёдор не знал о Зосимовой пустыни. Он просто искал подходящее место для строгого затвора. Получив благословение свыше, протопресвитер Фёдор Соловьев ушел из Успенского собора в октябре 1898 года, прослужив в нем три года и четыре месяца. 30 ноября 1898 года отец Феодор был пострижен игуменом Германом в иеромонаха с именем Алексий, в честь Святителя Алексия, митрополита Московского. День его Ангела празднуется 12 февраля. Именно в этот день 31 год тому назад состоялось его венчание с Аннушкой.

Отец Герман, принимая в свою обитель всеми уважаемого протопресвитера Успенского собора опасался, что у того могли проявиться гордость и самомнение. И он сразу начал смирять инока Алексия. Обращались с ним сурово, ставили во время службы ниже братии, облачения давали самые плохие. Первыми послушаниями его были клиросное пение. Регент, иеромонах Нафанаил, резким тоном выговаривал отцу Алексию, когда он стал петь по-соборному:

— Это не Успенский собор, вы не забывайтесь, здесь реветь нельзя.

Отец Алексий смиренно, от всей души, просил прощения у отца регента. Тот долгие годы с умилением вспоминал об этом.

Вскоре отец Герман стал духовником отца Алексия и впоследствии исповедовал его до конца жизни. Он узнал высокие душевные качества инока, его искреннее смирение и богатый опыт священнослужителя, понял его светлую душу. Настороженность сменилась уважением. Число исповедников у отца Алексия постоянно увеличивалось, его духовными детьми стали многие молодые монахи. Через несколько лет он стал духовником и самого игумена Германа.

Уроки смирения, преподанные отцу Алексию игуменом Германом, не прошли даром. Кому бы отец Алексий ни доставлял нечаянно или по рассеянности самой малой неприятности, он кланялся в ноги и просил прощения. Он поступал так со всеми, в том числе и со своими учениками, и с келейником.

Игумен отец Герман, увидев, как много людей стало приходить к отцу Алексию, отменил все другие послушания, назначив ему только старчество и духовничество. По свидетельству многих его духовных чад, старец был больше похож на мать, чем на отца, — столько ласки и нежности, столько терпения он проявлял ко всем. К нему, как к свету, стремились самые разные люди: архиереи, государственные деятели, священнослужители, монахи, военные, врачи, чиновники, учителя, профессора и студенты, рабочие и крестьяне. Особую группу его посетителей составили педагоги и студенты Московской Духовной Академии, которые появились у него одними из первых.

Иногда отцу Алексий приходилось принимать народ почти безвыходно по многу часов. Со временем пришлось ввести специальные билеты для исповедников: 110 билетов на два дня.

Весной 1906 года, Великим постом, постоянно осаждаемый исповедниками, он стал изнемогать, здоровье его пошатнулось, и он тяжело заболел крупозным воспалением легких. В то время он жил в северо-восточной угловой башне. Помещение было сырым и холодным, и его перенесли в игуменские покои. Положение было настолько серьезным, что лечивший монаха доктор Мамонтов открыто говорил о вероятности летального исхода. В Великий четверг отца Алексия соборовали, при этом присутствовали все братия, а приехавший сын его Михаил, плакал как дитя. Когда он подошел проститься с отцом, тот тихо сказал:

— Молитесь. Я надеюсь на Бога. Ради ваших святых молитв Господь дарует мне здоровье.

После этого отец Алексий стал поправляться. Летом он перебрался в небольшую избушку-келлию, построенную на средства его сына.

Летом 1909 года в Троице-Сергиевой Лавре состоялся монашеский съезд, и старец Алексий был среди его участников. Его голос имел там большое значение, и большая часть постановлений была сделана под его непосредственным влиянием.

Можно сказать, что он, безусловно, оказал решающее влияние на становление и развитие известнейших деятелей Русской Православной Церкви начала ХХ века. В числе духовных чад было много в будущем канонизированных святых, в том числе: священномученик архиепископ Иларион Троицкий, священномученик епископ Серафим Звездинский, священномученик епископ Игнатий Садковский, преподобномученица Великая Княгиня Елизавета Федоровна, его келейник преподобномученик иеросхимонах Макарий Моржов, протоиерей Новодевичьего монастыря священномученик Сергея Лебедев, священномученик протоиерей храма Святителя Николая в Толмачах Илья Четверухин.

Духовными чадами старца Алексия была и целая плеяда известных священнослужителей: архимандрит Чудова монастыря Арсений Жадановский, архиепископ Феодор Поздеевский, архиепископ Варфоломей Ремов, матушка Фамарь (в миру грузинская княжна Т. А. Марджанова), отец Павел Флоренский, протоиерей Сергий Булгаков, протоиерей Петр Ильич Лагов — настоятель храма Григория Неокесарийского на Полянке. Кроме того, у него окормлялись известные религиозные писатели: Николай Николаевич Дурново, Павел Иванович Новгородцев, смотритель Успенского собора в Кремле Александр Викторович Пороховников и множество других верных христиан, которые пронесли свою святую Веру в самые тяжелые годы жизни нашей Родины.

Здоровье старца Алексия пошатнулось, т. к. он буквально изнемогал от непрерывного потока страждущих. И Батюшка стал просить об уходе в затвор. В конце концов, было принято решение об уходе его в полузатвор и ограничении потока исповедников. 3 февраля 1908 года старец ушел в полузатвор, сначала временно, до Пасхи.

Вход в его избушку был закрыт для всех мирян, кроме семейства сына. Даже братия могла входить на откровение только в определенные часы по пятницам. Мирских исповедников старец Алексий принимал в церкви только по субботам и воскресеньям. В полузатворе Старец Алексий был с 1908 по 1916 годы.

Стремление к безмолвию, потребность уединиться, чтобы сосредоточиться на внутренней молитве, а также телесная немощь вынудили старца Алексия просить разрешения уйти в полный затвор. Его просьба была частично удовлетворена в феврале 1916 года, когда он ушёл в более строгий полузатвор. Исповедников из братии старец принимал в церкви только по субботам и воскресениям, но для мирян стал уже недоступен.

Наконец 6 июня 1916 года семидесятилетний старец получил разрешение уйти в полный затвор. В последний день старец принимал народ безвыходно с 3 часов утра до 12 часов дня.

В затворе старец поселился на втором этаже братского корпуса. Его келья размещалась вплотную к алтарю надвратной церкви Всех Святых, и батюшка через особую дверь мог входить прямо в алтарь, не показываясь прихожанам. По правилу жизни в затворе отец Алексий каждый четверг исповедовался и каждую пятницу причащался. Старец считал таинства исповеди и причастия самыми важными для спасения души и относился к ним с величайшим благоговением.

15 июля 1917 года в Троице-Сергиевой Лавре открылся предсоборный монашеский съезд. Старец Алексий принимал в нём участие и был избран членом Всероссийского Поместного Собора. Собор 1917 года стал самым ярким событием жизни старца Алексия. После тех трагических изменений, которые произошли в России в конце октября 1917 года, было решено безотлагательно восстановить на Руси Патриаршество. Когда в октябре 1917 года начались ожесточенные сражения, Кремль находился под постоянным обстрелом. «Пока я читал утренние правила, в мою келью влетел в окно снаряд, но, слава Богу, не убил меня, хотя пролетел совсем близко», — вспоминал Старец. Отец Алексий перешел с другими соборянами жить в монастырский подвал. «Целую неделю скрывались мы в подземелье, как в катакомбах, и как-то особенно чувствовали Бога». Сразу после взятия Кремля большевиками вход на его территорию был ограничен: все ворота были закрыты и выставлены караулы«.

Избрание Патриарха было назначено на воскресенье 5 ноября в храме Христа Спасителя. 30 октября были избраны три кандидата в Патриархи: архиепископ Харьковский и Ахтырский Антоний (Храповицкий), архиепископ Новгородский и Старорусский Арсений (Стадницкий) и митрополит Московский Тихон (Беллавин). Избрание Патриарха должно было решиться жребием. Вынуть жребий поручили старцу Алексию.

Итак, после 214-летнего перерыва возобновилось на Руси Патриаршество, и первым Патриархом Московским и Всея Руси стал по Воле Божией Митрополит Московский Тихон.

С некоторыми перерывами старец принимал участие в работе Собора почти до самой Пасхи 1918 года, но незадолго до нее по немощи, был освобожден от посещений и вернулся в Зосимову пустынь.

Жизнь в тихой обители под мудрым управлением игумена Германа шла пока по-прежнему. Однако старец решил принять более высокий монашеский подвиг. И 28 февраля 1919 года иеромонах Алексий был пострижен в схиму. Имя у него осталось то же, но день Ангела стал праздноваться не 12 февраля, а 17 марта — в день святого праведного Алексия, человека Божия.

В конце 1920 года Зосимова пустынь была превращена в сельскохозяйственную артель, и монахи уже не выполняли послушания, а просто ходили на работу.

17 января 1923 года после принятия схимы почил отец игумен Герман. Сразу же на следующий день после погребения игумена Смоленской Зосимовой пустыни из Александрова приехала комиссия для выполнения большевистского декрета о ликвидации всех монастырей. Ему было уже 77 лет, его мучили болезни. А жить ему было негде. Старец со своим келейником отцом Макарием (Моржовым) переехал в Сергиев Посад. Два дня пожив в гостинице, они нашли приют в маленьком домике духовной дочери старца Веры Верховцевой, которая уезжала из Сергиева Посада, чтобы поселиться в Сарове, где ещё продолжалась монашеская жизнь. Духовные дети старца оказывали им посильную материальную помощь. Старец Алексий, когда ему что-то привозили, всегда смиренно кланялся и благодарил, говоря: «Я ведь теперь нищий, живу подаянием».

До 1925 года старец Алексий ещё немного ходил по комнаткам, несколько раз добирался до храма. Старец из последних сил старался вычитывать все дневные службы. Когда он уже не мог стоять, то вычитывал службы сидя.

Он поминал на молитве живых и усопших и келейнику говорил, чтобы тот никому не отказывал и от всех просящих принимал записки и передавал ему. В свое время на проскомидии Старец около двух часов вынимал частицы по своему поминанию.

После 1927 года отец Алексий уже только лежал, с трудом поднимая голову, и шевелил пальцами правой руки. Принимал он только своих близких духовных чад и монахов, и то не всех.

2 октября в 8 часов утра старец по обыкновению причастился святых Таин и вскоре после этого он тихо скончался.

Погребение было отложено до четвертого дня, т. к. народ так любил Старца, что люди день и ночь толпами стояли у гроба, даже дети подходили и целовали ему руки. Не было тут неутешного плача, как при мирских погребениях, все чувствовали, что это — праздник.

Погребён был старец 22 сентября 1928 года в Сергиевом Посаде на Кокуевском кладбище у алтаря храма Всех Святых. Позже, в связи с закрытием кладбища, прах был перенесён на новое городское кладбище. Перед смертью он многим говорил: "Когда вам будет тяжело, приходите ко мне на могилку",— показывая, таким образом, что и после смерти его любовь будет помогать им.

26 июля 1994 в Зосимову пустынь прибыл Патриарх Московский и всея Руси Алексий II и совершил молебен местночтимому святому Зосиме Владимирскому. Затем гроб с останками старца Алексия был перенесен с крестным ходом в Смоленский собор Зосимовой пустыни и поставлен в пределе во имя преподобных Зосимы и Савватия Соловецких.

Старец Алексий Зосимовский был причислен к лику святых угодников Божиих для всероссийского церковного почитания на Юбилейном Архиерейском Соборе Русской Православной Церкви в августе 2000 года.

День его памяти установлен в день его мирной кончины 2 октября.

Смена городской, устроенной жизни на мирное течение сельских будней не омрачила нрава молодого священника. Он всегда был жизнерадостен, весел, добр, очень любил шутки и прибаутки. Своей матушке Анне с улыбкой говорил: «Не тужи, матушка. Меня убьют, и три раза будут хоронить, а ты будешь скрываться под двумя фамилиями. А ты, Дмитрий, сын мой, будешь священником, и будет у тебя большая семья!» Так оно и вышло. В годы гонений его матушка скрывалась под двумя фамилиями.

Даже грех о. Николай обличал с юморком. Сохранилась история о том, как на свадьбе батюшка обличил бедного жениха, женившегося на богатой слабоумной невесте. Дома невесту учили, что если батюшка спросит ее, сколько есть заповедей, чтобы она отвечала — десять. А о. Николай возьми да и спроси, сколько ей лет. Тут-то она и ответила — десять.

Прозорливость святого была даром Божиим, который он стяжал молитвой и трудами. Девочке, укравшей 5 рублей у деда, батюшка указал место в сарае под дровами, где были спрятаны деньги. Он погладил ее по головке и со словами: «Твоему отцу нужно месяц работать, чтобы заработать эти деньги» велел вернуть их. Другому, у которого украли коней, о. Николай сказал, где искать пропажу. Третьему пророчествует о будущем, сообщая ему, что его раскулачат, он будет несколько раз сидеть в тюрьме, но умрет своей смертью на свободе.

Молитвенность, забота о людях всегда отличали пастыря. Он вычитывал бесноватых, врачевал больных, молился об исцелении скота. Его молитвенные труды, стяжали ему известность далеко за пределами Елисаветградской губернии. С разных мест, например из Тулы, что отстоит более чем на тысячу верст, приезжали к нему страждущие и жаждали исцеления.

Многие приходили послушать проповеди и становились свидетелями чудесных исцелений. Вот лежит на земле женщина, и ее сильно бьет о землю (черная болезнь). Отец Николай читает над ней Евангелие, и она поднимается здоровой. Вот он исцеляет мужчину по имени Тимофей при помощи слова Божия. Исцелившись, Тимофей остается жить у о. Николая, обрабатывает землю и помогает безмужним матерям-одиночкам.

В своих проповедях о. Николай нередко говорил о грядущих испытаниях. Он пророчествовал о своей смерти: священник сорвется, как цветок, а церковь будет стоять нерушимой. Другой же церкви он предсказал разрушение (Покровская церковь в Лозоватке) и исчезновение без следа.

В последний день своей жизни 2 октября 1919 года, священномученик отслужил Литургию, затем отпустил людей по домам, а сам остался на колокольне. Во второй половине дня налетел отряд красных, которые, избивая, стянули мученика с колокольни, волоча за волосы. После издевательств они вывели батюшку на кладбище и расстреляли. Тело исповедника обнаружили женщины, шедшие с поля. Они прикопали тело, прикидали его ветками, а затем вместе с другими перезахоронили его в другое место. Через год, в 1920 году, приехало много священников, которые совершили третье погребение о. Николая за алтарем церкви. Свидетели этого события утверждали, якобы тело исповедника было нетленным, будто его убили сегодня.

Пройдет долгих восемьдесят лет, сменятся времена и правительства, память об о. Николае сохранится в сердцах православных. К нему неотступно будут обращаться с молитвой все приходящие на могилу и на святой источник, почувствуют его пастырскую заботу и предстательство. Мальчик, привезенный с Севера России (а ему приснился о. Николай и источник), стал ходить. Калека — шахтер оставляет свои костыли у источника и отправляется домой, благодаря святого. Силу чудотворного источника ощущают на себе нынешние поколения православных, оставляя в храме теплые слова благодарности священномученику.

17 сентября 2001 года Божией милостью совершилось обретение честных мощей священномученика Николая. Сегодня они почивают в стеклянной гробнице Кресто-Воздвиженского храма с. Искровка. (Кировоградская область Украины).

Священномученик протоиерей Константин Богословский родился в селе Борисоглебском Вологодской губернии в семье священника. Окончил Вологодскую Духовную Семинарию и Казанскую Духовную Академию, и в 1895 году был рукоположен в сан священника. Всю жизнь отец Константин преподавал: в епархиальном женском училище в Вологде, в духовном училище в Усть-Сысольске, где он был учителем русского и церковно-славянского языка, чистописания и арифметики, в Вологодской Духовной Семинарии, в которой он был назначен преподавателем на кафедре истории церковного раскола.

В 1921 году отец Константин был арестован вместе с архиепископом Великоустюжским Алексием (Бельковским) и двумя другими членами епархиального совета по обвинению в организации «незаконного» сбора средств на церковь. Его приговорили к 5 годам лишения свободы, но вскоре освободили по амнистии.

Отец Константин продолжил служение в городе Великий Устюг. В следующем году его снова арестовали и приговорили к 2 годам заключения в Архангельском концлагере. В обвинительном заключении сказано, что священник Богословский «тормозил исследование иконных риз... следствием чего было волнение среди устюжских граждан... Такое его поведение указывает на сторонника „Тихоновщины“ открыто ставшей на сторону контрреволюции».

С 1923 по 1925 год отец Константин находился в Соловецком лагере, а потом — в ссылке в Архангельске. Вернувшись из ссылки, он служил в Вологодских храмах и был председателем Вологодского епархиального совета.

Последний раз протоиерей Константин Богословский был арестован в Вологде в июле 1937 года. В обвинении сказано, что он «проводил активную контрреволюционную деятельность, распространял провокационные слухи, пропагандировал фашизм, ... собирал сведения о закрытых церквях и репрессированных служителях культа, о чем информировал митрополита Сергия. По его инициативе была написана клеветническая в антисоветском духе жалоба во ВЦИК РСФСР о якобы незаконном закрытии Богородского кладбища».

Священномученика приговорили к смерти и расстреляли в Вологде.

Священномученик Нил родился в селе Пересыпкино Кирсановского уезда Тамбовской губернии в семье учителя народной школы Михаила Смирнова. Мать Нила Михайловича была дочерью священника.

Окончив Кирсановское городское училище, Нил Михайлович с 1897 по 1921 год работал на железной дороге в должностях: конторщика товарной конторы, помощника товарного кассира, помощника билетного кассира, билетного кассира, телеграфиста, заведующего хозяйственной частью Юбилейного поселка рабочих и служащих Московско-Казанской железной дороги.

В 1921 году Нил Михайлович подал прошение о рукоположении и принятии его в клир города Москвы. Диаконом он служил в церкви Воскресения Христова в Сокольниках. Через две недели после рукоположения в диаконы, 22 октября 1921 года, отец Нил был поставлен во священника к храму святых бессребреников Кира и Иоанна при Сербском подворье в Москве.

В ноябре 1921 года Патриарх Тихон утвердил его в должности штатного священника Воскресенской церкви в Сокольниках. В августе 1923 года отца Нила перевели в храм Успения Божией Матери при погосте Картин Можайского уезда. В ноябре 1925 года отца Нила вновь назначили в церковь Воскресения Христова в Сокольниках. В 1930 году он стал исполнять обязанности настоятеля, а через год был утвержден в этой должности. В 1931 году отец Нил был возведен в сан протоиерея.

23 февраля, давая показания следователю, отец Нил сказал: «Я принял сан священника в то время, когда борьба с неверием приняла ожесточенные формы, когда начался усиленный отход верующих от Церкви, и я, видя такой отлив народа от православия, решил ей посвятить свою жизнь и стать церковным деятелем... В своих проповедях, произносимых в церкви, я старался призывать верующих к соблюдению нравственных правил, все эти проповеди призывали к борьбе с неверием и безбожием... В предъявленном обвинении виновным себя не признаю».

Особое Совещание при Коллегии ОГПУ 22 марта 1933 года приговорило отца Нила к высылке в Северный край сроком на три года. Наказание он отбывал в городе Каргополе, работал на разгрузке леса с плотов, складывал его в штабеля, а также на пилке дров.

Вернувшись из ссылки в 1936 году, отец Нил был назначен служить в Богоявленскую церковь села Буйгород Волоколамского района Московской области.

В мае 1937 года отец Нил по приглашению священника Бориса Недумова стал служить в Иоанно-Предтеченском храме села Ивановское на Ламе Лотошинского района.

Прокурор Лотошинского района уже в апреле 1937 года направил начальнику местного районного отделения НКВД два письма, в которых излагал контрреволюционные действия священников и предписывал произвести расследование. В одном из них говорится, что «священник (кто именно, не называется) Афанасиевской церкви учеников вызывает к себе и заставляет их читать молитвы, за это он некоторым дает деньги. Так это было с десятилетним учеником... которому священник дал 50 копеек за то, что он рассказал ему молитву».

В другом письме излагались конкретные факты контрреволюционной деятельности священников Бориса Недумова и Нила Смирнова, «которые, находясь в селе всего полтора месяца, приняли ряд мер к оживлению религиозной пропаганды. Оба священника имеют фисгармонию, баян и скрипку, при помощи которых они собирают вечеринки... на которых, помимо музыкальных номеров, ставили вопрос о поднятии духа религии... Организовали хор, в котором... подобраны враждебные люди... Причем, по утверждению некоторых лиц, имеют своей задачей обслужить и колхозников, если они будут согласны на это... Ведут агитацию, содержание которой сводится к тому, что церковь 1 мая работать не будет и что они вместе со всеми колхозниками хотят выйти на демонстрацию... Производят сбор средств... и, по разговорам, сбор выражается по 50 копеек и 1 рублю. Всего собрано, по условным данным, до 1000 рублей...»

В августе 1937 года отец Нил ездил в Епархиальное Управление с просьбой о назначении его в село Нижнее Васильевское Лотошинского района, но, еще до принятия решения, был 20 августа арестован и заключен в Таганскую тюрьму в Москве.

— Следствие располагает материалами, что вы состоите членом контрреволюционной группы и активно вели контрреволюционную работу. Предлагается вам дать правдивые и откровенные показания по этому вопросу.

— Это я не признаю и отрицаю.

— Вы даете ложные показания. Следствие имеет факт, что 26 июля 1937 года в проповеди верующим вы заявили: «На духовенство наложили большие налоги, я прошу прихожан помочь духовенству деньгами». Этот факт признаете?

— Да, признаю...

— Во время пасхальной службы 1937 года вы обратились к верующим и заявили, что по новому закону теперь Церковь государственной не является и советское правительство не имеет права к ней прикасаться. Признаете это?

— Да, это действительно было, и я так говорил.

— В мае месяце 1937 года вы распускали нелепый слух о том, что скоро будет жить лучше, так как вождь партии решил объявить себя президентом?

— Нет, этого я не говорил и этот факт отрицаю.

— Состоя членом контрреволюционной организации, вы вели агитацию о том, что полет на Северный полюс — дело темных сил и что тут Божией помощи нет, что все это приведет к гибели?

— Нет, этого я не признаю.

— Проживая на территории Лотошинского района, вы проводили контрреволюционную агитацию среди населения. Признаете вы это?

— Я в своей работе никаких контрреволюционных действий не вижу. Действительно, я очень часто выступаю среди верующих с амвона с проповедями... По вопросу привлечения молодежи в церковь я говорил, как приятно видеть в церкви много детей. И я им обещал помощь Божию, и если вы ее будете принимать, то у вас жизнь будет цветущая. По вопросу антирелигиозной работы среди молодежи в школе я директору школы заявлял, чтобы они не насиловали людей антирелигиозной работой.

22 сентября протоиерей Нил Смирнов был в последний раз допрошен в Таганской тюрьме.

— Вы арестованы за антисоветскую деятельность. Признаете себя в этом виновным?

— Нет, не признаю.

На этом допросы были закончены.

9 октября 1937 года тройка НКВД приговорила отца Нила к десяти годам заключения в лагере.

Протоиерей Нил Смирнов был отправлен в Бамлаг Амурской области на станцию Известковая, где и скончался 2 октября 1938 года и был погребен в безвестной могиле.

Преподобномученица Мария родилась в селе Дединово Зарайского уезда Рязанской губернии в семье крестьянина Ивана Шашина. Девочка окончила сельскую школу. После смерти отца она устроилась работать по найму, а в 1914 году ушла послушницей в Колычевский женский монастырь, посвященный Казанской иконе Божией Матери, располагавшийся в 18 верстах от города Егорьевска.

Безбожная власть в 1920 году закрыла монастырь. Вместе с другими сестрами она поселилась в родном селе. Основным занятием ее было шить одеяла. Во время богослужения она пела на клиросе, а также по просьбе верующих читала Псалтирь по усопшим.

Власти в 1930 году намеривались закрыть в селе храм, поскольку община не могла выплатить большой налог. Монастырские сестры обошли дворы соседних деревень и собрали необходимую сумму, а также ездили в Москву хлопотать о том, чтобы церковь не была закрыта. Часть сестер была арестована в 1930 году.

Тройка ОГПУ 28 июня 1931 года приговорила послушницу Марию к трем годам заключения в исправительно-трудовой лагерь. Этапом она была отправлена в Казахстан в город Акмолинск, где пробыла до августа 1934 года.

После возвращения на родину послушница Мария была избрана членом церковного совета. В 1936 году власти устроили в церкви склад. Как показал впоследствии секретарь сельсовета, послушница Мария среди колхозников говорила: «Вот, отобрали у нас православных последнее утешение, где же мы должны теперь молиться, разве у советской власти другого помещения не было под склад, кроме как церковь?»

Другой свидетель рассказывал, что слышал, как послушница Мария ругала сталинскую конституцию, говоря: «Вот конституция пишет, что всем предоставлены одинаковые права, а попробуй что-нибудь скажи, тебя сразу арестуют, где же тут свобода слова?», а во время уборки сена среди женщин говорила: «Как вам не стыдно, что вы отказываетесь совершенно от Церкви, в храм перестали ходить даже в престольные праздники, за это вам придет Божие наказание».

Во время массовых гонений на Русскую Православную Церковь 24 сентября 1937 года она была арестована и заключена в Рязанскую тюрьму. 25 сентября состоялся допрос.

— Почему у вас двойная фамилия? — спросил следователь.

— Фамилия Мамонтова по матери, по отцу моя фамилия Шашина. На селе больше меня знают как Мамонтову, фактически у меня двойная фамилия — Мамонтова-Шашина.

— Сколько лет вы были монахиней?

— Монахиней я была с 1914 по 1920 год, после чего нас из монастыря выселили...

— Во время выселки вас из монастыря вы вели гнусную контрреволюционную клевету против ВКП(б). Признаете ли это?

— Нет, это я отрицаю.

— Вы говорите неправду, мы требуем от вас правдивых показаний.

— Нет, этого я не признаю.

— Следствие располагает данными, что в 1934 году по прибытии из ссылки вы у себя устраивали богослужения, приглашая попов и монашек. Подтверждаете ли это?

— Нет, это я отрицаю.

— В 1935 году во время одного из молебствия у себя на дому вы вели контрреволюционный разговор о партии и советской власти. Признаете ли это?

— Нет, этого я не признаю.

— В дни религиозных праздников с целью срыва колхозных работ вы у себя на дому устраивали просмотр панорамы церквей и монастырей, приглашая с этой целью женщин колхозниц.

— Это я признаю. Действительно, в 1936 году в нашем доме у диакона в комнате были женщины колхозницы, я им дала панораму для просмотра.

— В 1937 году в августе среди колхозников вы вели антисоветскую агитацию в связи с арестом кулаков вашего села. Признаете ли это?

— Нет, этого я не признаю.

— В 1936 году вы среди женщин колхозниц в контрреволюционных целях вели контрреволюционную агитацию против колхозов, используя религиозные убеждения некоторых из них. Подтверждаете ли это?

— Нет, я это отрицаю.

На все дальнейшие вопросы, сколько бы следователь ни запутывал и ни угрожал, послушница неизменно отвечала, что обвинения не признает и показания лжесвидетелей, а их было допрошено семь человек, отрицает.

13 октября 1937 года тройка НКВД приговорила послушницу Марию к восьми годам заключения в исправительно-трудовой лагерь. Этапом она была отправлена сначала в Бутырскую тюрьму в Москве, а затем в Бамлаг НКВД.

Послушница Мария (Мамонтова-Шашина) умерла в лагере 2 октября 1938 года и погребена в безвестной могиле.

Отец Никандра, священномученик Александр Гривский, родился в погосте Болчино Порховского уезда Псковской губернии в семье протоиерея Симеона Афанасьевича Гривского. Представители известного в Псковской губернии рода Гривских оставили заметный след в истории: подвизались на ниве образования, народного просвещения и культуры, многие становились священнослужителями.

Протоиерей Симеон служил в Христорождественской церкви с. Чирская, преподавал Закон Божий и заведовал церковно-приходской школой. Его сыновья Александр, Сергий и Никандр поступили в Псковскую Духовную семинарию. Материальное положение семьи Гривских было далеко не блестящим: отцу протоиерею не всегда удавалось изыскать средства для оплаты обучения, и Александр часто попадал в список должников за обучение. После окончания семинарии они приняли священный сан и служили священниками в разных приходах Псковской епархии. Сам глава семейства продолжал служить Святой Церкви до глубокой старости.

В 1901 году Никандр окончил Духовную семинарию и до 1905 года служил псаломщиком. В 1905 году Никандр Семенович женился на Ольге Сергеевне Беляниновой, дочери торопецкого торговца. Впоследствии у них родилось пятеро детей. В 1912 году Никандр Семенович был рукоположен в сан диакона и в том же году во священника ко храму Рождества Христова на погосте Почеп Пожинской волости Торопецкого уезда Псковской губернии, где служил в то время его престарелый отец. Всего в приход входило двадцать восемь деревень, в которых жили около тысячи человек. В 1916 году от дизентерии скончались жена Ольга, сын и дочь, и он остался с сыновьями, которым было 10 и 5 лет, и трехлетней дочерью. Отец Никандр стал для своих прихожан истинным пастырем, он поддерживал их не только словом, но и делом, помогая беднейшим из них материально.

Во время обыска в 1929 году было обнаружено заявление, подписанное несколькими десятками крестьян, которые просили уменьшить собираемый со священника натуральными продуктами налог, так как их они отцу Никандру не давали, а за совершаемые требы расплачивались деньгами. Власти подобное заявление расценили «как характеристику объединения вокруг себя населения и использования его в борьбе против хлебозаготовок».

15 января следователь допросил священника. Отец Никандр, отвечая на вопросы следователя, сказал: «До осени 1929 года я жил хорошо и в материальном отношении ни в чем не нуждался. Нравственно же все время страдал за детей, что им негде устроиться, так как детей священников нигде не принимали. Осенью 1929 года во время хлебозаготовок от меня потребовали сдать 120 пудов хлеба и 350 пудов картофеля. Такого количества я к сроку сдать не мог, и за это описали все мое имущество, которое было продано с торгов, кроме построек. Всего мною было уплачено 46 пудов овса, 9,5 пудов ржи, 7 пудов ячменя, 3,5 пуда льняного семени и 80 пудов картофеля. На то, что наложенное на меня к сдаче количество хлеба и картофеля невыполнимо, я открыто никому не жаловался, но по рекомендации члена церковного совета из деревни Крест сыну Петру сказал, чтобы он написал заявление, а я направлю его по приходу, чтобы собрать подписи от населения в свою защиту, удостоверяющие, что сбор продуктами я не производил, все требы выполнялись за деньги. После того, как заявление было готово и подписи собраны, я хотел подать его в комиссию по хлебозаготовкам, а второй экземпляр послать в Округ, но комиссия заявление не приняла, и потому оба экземпляра остались у меня. 19 декабря, в день празднования памяти Николая чудотворца, я после службы в церкви обратился ко всем присутствующим и просил помочь, кто чем может, так как мое хозяйство все было продано в уплату налога хлебозаготовок. После этого раздались голоса: „Не беспокойся, батюшка, поможем“. Кто именно говорил, я не уловил. Не знаю, обсуждали ли верующие этот вопрос, но сразу стали приносить, кто постного масла, кто картофеля, печеного хлеба и так далее. Относительно колхоза ко мне обращался только сын Петр, спрашивал, поступить или нет. Я ответил — поступай, и больше ничего».

Вместе со священником был арестован староста церкви Василий Федорович Чупров, который категорически отказался признавать себя виновным, отвергнув все предъявлявшиеся ему «факты». Еще было арестовано трое крестьян.

На следующих допросах отец Никандр показал: «Виновным себя я не признаю. Контрреволюционной группировки вокруг себя не создавал. Не препятствовал мероприятиям, проводимым советской властью. Антисоветской агитации не вел. Подготовку к взрыву государственных учреждений я не производил. Это сын взял на дороге подрывную машину, взял он ее в пьяном виде, а для какой цели, не знаю».

13 февраля 1930 года ОГПУ приняло решение освободить ранее арестованных троих крестьян, «так как они являются середняками, в прошлом никакой собственности и принадлежности к бывшим людям не имели, а также, принимая во внимание, что их деятельность проводилась под влиянием священника». В тот же день следствие было закончено. Священник Никандр, его сын Петр и староста храма Василий Чупров были обвинены в том, «что организованно противодействовали проводимым мероприятиям советской власти в деревне, и в частности проводимой сплошной коллективизации в Торопецком районе, с той же целью собирались в квартирах священника Гривского и других, где обсуждали планы антисоветских действий. В контрреволюционных целях подготавливали разрушение и повреждение общественных и государственных учреждений, в целях чего участником их антисоветской группы, Петром Гривским, была похищена подрывная машина».

4 марта 1930 года тройка ОГПУ приговорила отца Никандра к десяти годам заключения в концлагере, а его сына Петра и старосту храма Василия Чупрова — к пяти годам заключения. Все они были отправлены в Соловецкий лагерь особого назначения. В 1932 году отцу Никандру, как инвалиду, было заменено заключение в лагере на ссылку до окончания срока. Ссылку он отбывал в городе Каргополе. В 1933 году Василий Чупров был досрочно освобожден, сын священника, Петр, был освобожден по окончании срока заключения.

В 1936 году отец Никандр написал заявление начальнику Каргопольского отдела НКВД с просьбой оказать содействие в досрочном освобождении. «Принимая во внимание тяжесть совершенного Гривским преступления», — как было написано в заключении сотрудников ОГПУ, — священнику отказали в освобождении.

20 июля 1938 года руководители управления НКВД по Архангельской области Некрасов, Вольфсон и Шульман санкционировали новый арест священника. 27 июля отец Никандр был арестован и заключен в тюрьму в городе Каргополе. В тот же день он был допрошен.

— Вам предъявлено обвинение. Признаете ли вы себя виновным? — спросил следователь.

— В предъявленном мне обвинении виновным себя не признаю, — ответил священник.

— Расскажите о ваших знакомствах в Каргопольском районе и в других местах.

— В Каргопольском районе имею знакомых по работе из числа ссыльного духовенства. Знаком со ссыльными священниками Николаем Романовичем Чумаевским, Иваном Павловичем Николаевским и Шпаковским. Других знакомых в Каргопольском районе и в других местах не имею.

В ноябре следователь допросил ссыльных священников Николая Черникова, Дмитрия Миловидова и Николая Чумаевского.

Священник Николай Черников показал: «При встрече с Гривским осенью 1937 года Гривский высказал клевету на советскую власть, что советская власть устраивает гонения на верующих и духовенство и это гонение особенно усилилось за последнее время. Советская власть судит и наказывает духовенство без всяких на то оснований и подчас создает вымышленные дела, лишь бы лишить свободы того или иного служителя культа».

Священник Дмитрий Миловидов показал: «Ссыльного священника Никандра Семеновича Гривского я знаю как человека настроенного в отношении советской власти отрицательно и до крайности фанатичного. Мне хорошо известно, что Гривский свою квартиру превратил в молитвенный дом. Зимой 1938 года я зашел на квартиру к Гривскому, который служил церковную службу, и кто-то у него был. Как этого человека фамилия и откуда он, мне неизвестно, только он не из числа ссыльных. Также мне известно, что Гривский высказывал антисоветские настроения относительно колхозов, говоря, что из-за колхозов были закрыты церкви, а их служители высланы. Зимой 1938 года Гривский клеветал на советскую власть, говоря, что люди, находящиеся в колхозах, работают как рабы, досыта их не кормят. Такое положение можно видеть только при советской власти. Зимой 1937 года я встретил Гривского на улице, и он спросил меня, как я живу, и дополнил: „Если нуждаешься в деньгах, иди к Августе и скажи ей, что я тебя послал за денежной помощью“. Фамилии ее я не знаю, проживала вместе с ним, сейчас из Каргополя выехала. Я пришел к этой Августе, и она действительно дала мне помощь в сумме двух рублей. Подобная помощь между ссыльными распределялась монахиней Августой по указанию Гривского».

Священник Николай Чумаевский сказал: «Ссыльного священника Никандра Семеновича Гривского знаю давненько. Гривский человек замкнутый, очень осторожный и в отношении советской власти настроен враждебно. В конце декабря 1937 года Гривский высказывал клеветнические измышления о выборах в Верховный Совет и о конституции».

После всех этих показаний отец Никандр был снова допрошен.

— Вы арестованы за контрреволюционную деятельность. Расскажите следствию об этом.

— Контрреволюционной деятельности я не проводил.

— Среди окружающего населения и ссыльных вы вели контрреволюционную агитацию. Расскажите об этом подробно.

— Антисоветской агитации я не вел, и рассказывать мне не о чем.

7 января 1939 года отцу Никандру была устроена очная ставка со свидетелями Черниковым и Чумаевским. «Показания Николая Николаевича Черникова я не подтверждаю, так же как и свидетеля Чумаевского. А что касается разговора в отношении выборов в Верховный Совет, то такой разговор у нас с Чумаевским был, но не в антисоветской форме», — сказал отец Никандр.

25 июля отца Никандра ознакомили с обвинительным заключением. 3 августа в городе Каргополе состоялось закрытое судебное заседание Судебной Коллегии по уголовным делам в присутствии свидетелей Черникова и Чумаевского. Зачитав обвинительное заключение, председатель суда спросил отца Никандра, признает ли тот себя виновным, на что священник ответил: «Виновным я себя не признаю. Контрреволюционной агитацией я никогда не занимался и показания свидетелей Черникова, Чумаевского и Миловидова считаю ложными, клеветническими. Может быть, и были какие разговоры, но не в такой форме, как показывают свидетели. Взаимоотношения со свидетелями у меня были нормальные, и я не могу понять, почему они на меня показывают ложь».

Опрошенные свидетели подтвердили прежние показания. Прокурор потребовал меру наказания определить до пяти лет заключения. Защитник попросил смягчить меру наказания. В последнем слове отец Никандр повторил, что показания всех свидетелей являются ложными, контрреволюционных высказываний с его стороны не было. В тот же день священнику был зачитан приговор: «лишение свободы сроком на пять лет с последующим поражением в избирательных правах на три года, с отбыванием наказания в исправительно-трудовых лагерях НКВД».

16 сентября 1939 года отцу Никандру сообщили в Каргопольской тюрьме, что приговор вступил в законную силу. На следующий день священник прибыл в Обозерский ОЛП Архангельской области неподалеку от города Няндома. Священник направил кассационную жалобу в Верховный суд, но тот оставил приговор в силе.

Священник Никандр Гривский скончался 2 октября 1939 года в Обозерском лагерном пункте Архангельской области и был погребен в безвестной могиле.