...Слушая ли, читая, вглядываясь в харьковчанина Стаса Минакова (редко, но всё ж нам доводится встречаться на литературных фестивалях или в дни его нечастых наездов в Москву), — мне отчего-то всегда хочется фантазировать, выстраивая в своём воображении наиболее близкий восприятию образ этого современного поэта-сказителя. Фигура богатыря: шлем, рвущийся конь, меч-кладенец. Его поэтический (и полемический) темперамент как будто сошел в нашу жизнь с горячих столбцов героических русских былин, вырвался из «Тараса Бульбы», долетел из Игорева похода в несравненном «Слове о полку...» и тут же пропитался смертельным огнем сегодняшней уличной схватки за честь женщины или в защиту ребенка. Почитайте, кстати, его публицистику на сайте «Русская линия» — и вы поймете, о чём я.
Минакову присуща неистовая внутренняя свобода в своем творчестве и крепость в исповедании веры наших предков, он — и раскованный, и вместе с тем весьма строгий художник, благодарно черпающий словесность из бесконечного колодца нашего языка, прорытого сквозь все времена и войны.
Напоминая, что поэзию Минакова любил наш великий композитор Георгий Свиридов (а на поэтический путь поэта благословляли классики сегодняшнего стихотворчества Борис Чичибабин и Александр Кушнер); прозаик и публицист Юрий Милославский призывал читать эти стихотворения «на манер партитуры, но так, как это делают музыканты: молча или — время от времени — едва слышно взмыкивая. Нужды нет, если вы не знаете нотной грамоты; Минаков, что опытный церковный регент — сам со властию задаст вам тон, и, перестав упрямиться, пыжиться и сжиматься, вы сможете успешно подпеть; откуда взялся и слух, и даже некоторый голос? — а Минаков помог»...
Рубрика «Строфы» Павла Крючкова, заместителя главного редактора и заведующего отдела поэзии «Нового мира», — совместный проект журналов «Фома» и «Новый мир».
Он, действительно, помогает. Я, например, в нашей, казалось бы, защищенной своей «центростремительностью» Москве — его, окопавшегося в своём Харькове воина-поэта — воспринимаю как именно заступника и хранителя. В том числе — нашего родного поэтического родника, открытого и сокровенного разом.
***
В неделю первую Поста
была еда моя проста,
да — тяжек ум. Хотя в капели,
слетавшей с синего холста,
я слыхом слышал Те уста,
что говорили или пели.
В неделю первую Поста
была душа моя чиста
и по отцу сороковины
справляла. И, неся свой крест,
сквозь слезы видела окрест
свои ж бесчисленные вины.
Не досчитавши до полста,
я список лет прочел с листа,
и, ужаснувшись, благодарен:
у Гефсиманского куста
мне тоже Чаша — не пуста,
напиток огненный — нектарен.
Ночлег в Оптиной пустыни
Юрию и Инне Зайцевым
1
тот кто спал обнимая святые гроба
кто по капле в себе прозревает раба —
не отринул Господней свободы
и какая б на сердце ни пала журба
не изгнал не спугнул осененья со лба
что навеяли Оптины своды
тот кто спал — как живое обнявши гранит
кто охранную память гранита хранит
преисполнится славного Слова
да вмещает сознание меру вещей:
мощь победы исходит от этих мощей...
не ветшает вовеки обнова
2
простую постели рогожку на полу
в Казанском храме тут у белых плит в углу
в приделе у Креста где слышно свят свят свят
устал? приляг усни где старцы трезво спят
и с ними ж выйдешь в сон неизмеримый сей
и снимешь злобу дней... Антоний Моисей
лежат в гробах гляди учись как надо спать
сады по берегам реки уходят вспять
по синим куполам теки река теки
реки пророк пока нет края у реки
хотя б во сне... не зря ж ты меж мощей залёг
эй здравствуй Жиздра-жизнь — предвечного залог
проснёшься в двух шагах от злата алтаря
есть правда и в ногах: знать, дадены не зря
надежда не пуста как твой поклон Кресту
во дни и вне Поста стоящий на посту
В Коневском скиту на Валааме. 1935 год
Есть такие, особенные, родятся как-то, чуждые сему миру...
И. С. Шмелев
Пёрушками шеволят форелька, сижок да лосик.
А он рыбёху по темно-синим спинкам гладит:
«Хорошие рыбки!»
Кланяется рыбке:
«Ну плавай, плавай!»
Две гагары — пара — прилетят издалёка,
на камушек сядут.
А он им кланяется:
«Хорошие птички!»
Взойдёт на крылечко да скажет елям:
«Ой, меня вчера-т Ангелы на лодочке навестили,
чайком для заварочки угостили.
Ой, каялись-плакали,
грешные, говорили, мы человеки...
А знаю: всё одно — Ангелы, Ангелы».
Скажет тако схимонах Николай,
поклонится елям, камням, гагаркам да рыбице
да во сруб зайдёт — как солнышко — улыбаясь.
***
П. К.
тот и видит до Афона до Афин
кто от пола отдирает парафин
со скребком по храму ползает горбат
потому что искупленье не дисбат
не рулетки русской ветреный курок
назубок запомни правильный урок
тот-то тропку и проходит до конца
кому ходицца всегда не слегонца
11-12 ноября 2008 г.,
иконы Богородицы Озерянской
Стихотворцу
1
И болен праздностью поносной...
А. Пушкин
...А ежли преподобный Амфилохий .
тебя не пожурил за амфибрахий,
не почивай! — тебя снедают блохи,
грехи тебя бодают, мухи-бляхи.
«Пииты мы, — ты молвишь, — а не лохи?»
Твоя самонадеянность несносна,
прискорбна, и опасна, и напрасна.
И в той же мере, что странна и злостна, —
страстна, и своевольна, и пристрастна.
Косна, и кособока, и поносна.
2
Иди туда — где вход открыт в пещеру,
где крестится согбенная сестрица,
где серый свод являет полусферу,
где сущим во гробех — так сладко спится,
где каждому свою отмерят меру.
...Лежат отцы святые — как младенцы,
и тает воск, и ладанка дымится,
и чернецы стоят, что ополченцы.
Клонись, клонись на эти полотенцы —
устами, лбом и сердцем прислониться.
