Личной судьбы этого человека хватило бы на несколько жизней. Весь “настоящий – по слову Анны Ахматовой – двадцатый век”, взял его себе в свидетели. В испытаниях, выпадавших на его долю, он всегда старался почувствовать Замысел, всматриваясь в мир с благодарностью и удивлением.
Помню, когда в подмосковном Переделкине отмечали его девяностолетие, Липкин рассказал собравшимся, что на протяжении жизни он несколько раз находился на краю гибели – и в годы войны, и в мирное время. Он – выжил, сохранив чистую, “наивную” веру в победу Истины, проступающей даже сквозь кажущееся торжество зла. В его давнем стихотворении “Моисей”, после всех адских дорог и путей, всех смертей и страстей Бог открывается идущему – “пылая пламенем газовен в неопалимой купине”. Огонь газовых печей в концентрационном лагере поэт соединяет здесь с очистительным Божественным пламенем: кто мог в советские времена написать такие стихи? Семен Липкин жил преодолением и верой: “...А строка моя произошла от союза боли и любви”.
Удивительно сказала его жена Инна Лиснянская: “Он сразу родился взрослым”.
Рубрика «Строфы» Павла Крючкова, заместителя главного редактора и заведующего отдела поэзии «Нового мира», — совместный проект журналов «Фома» и «Новый мир».
“Меня с детства таинственно притягивали к себе, страстно волновали Бог и история, то есть Бог и его подобия, и не только Бог Ветхого завета, но и трехипостастный Бог Евангелия, и смутное, темное приближение к Создателю чувствовалось мне в пантеонах языческих богов Греции, Ассиро-Вавилонии, Египта... И ныне меня по-настоящему, сильнее и прочнее всего интересуют, волнуют, влекут, мучают, восхищают, обвораживают только два нераздельных явления – Бог и нация. О них я начал сочинять стихи в семь лет, о них я пишу и в семьдесят...”.
Несуетный поэт-долгожитель, выдающийся переводчик с восточных языков, друг и собеседник лучших русских писателей, – Семен Израилевич Липкин и ныне ведет свой сокровенный разговор с Тем, “кто ветру назначил вес, меру определил воде...”.
Его мудрые стихи продолжают жить и после него.
Договор
Если в воздухе пахло землею
Или рвался снаряд в вышине,
Договор между Богом и мною
Открывался мне в дымном огне.
И я шел нескончаемым адом,
Телом раб, но душой господин,
И хотя были тысячи рядом,
Я всегда оставался один.
1946
Две ночи
Смятений в мире было много,
Ужасней всех, страшней всего –
Две ночи между смертью Бога
И воскресением Его.
И ужас в том, что в эти ночи
Никто, никто не замечал,
Как становился мир жесточе
И как, ожесточась, мельчал.
Верблюжий колокольчик звякал,
Костры дымились вдалеке,
А мертвый Бог уже не плакал
На местном древнем языке.
Но мир по-прежнему плодился
И умножал число вещей...
Я тоже, как и вы, родился
В одну из тех ночей.
1962
* * *
Когда в слова я буквы складывал
И смыслу помогал родиться,
Уже я смутно предугадывал,
Как мной судьба распорядится.
Как я не дорасту до форточки,
А тело мне сожмут поводья,
Как сохраню до смерти черточки
Пугливого простонародья.
Век сумасшедший мне сопутствовал,
Подняв свирепое дреколье,
И в детстве я уже предчувствовал
Свое мятежное безволье.
Но жизнь моя была таинственна,
И жил я, странно понимая,
Что в мире существует истина
Зиждительная, неземная,
И если приходил в отчаянье
От всепобедного развала,
Я радость находил в раскаянье,
И силу слабость мне давала.
1976
* * *
Когда мне в городе родном,
В Успенской церкви, за углом,
Явилась ты в году двадцатом,
Почудилось, что ты пришла
Из украинского села
С ребенком, в голоде зачатом.
Когда царицей золотой
Ты воссияла красотой
На стеклах шартрского собора,
Глядел я на твои черты
И думал: понимала ль ты,
Что сын твой р
