Протоиерей Александр Авдюгин. Сева

Первые 19 лет моего священнического служения проходили в сельском приходе. Храм новый, в 90-м году построенный, четыре окрестных села окормлял. Всё бы хорошо — и прихожан достаточно, и спонсоры с ближайшей шахты есть, да вот только через дорогу от церкви жил Сева.

Сева — фигура неоднозначная, непредсказуемая и категоричная, даже в свои сорок с хвостиком, хулиганистая. Если ему что-то не нравилось, он старался все исправить по-своему, причем кардинально.

Я со своими прихожанами чувства любви у него не вызывал, поэтому все виды его изощренных мстительных действий испытывал регулярно. Причем кульминация его действий против церковных соседей и меня лично обычно совершалась в большие церковные праздники.

И слова непотребные выслушивали, и гору навоза прямо перед входом на церковный двор получали, и милицию встречали в разгар службы — силовые структуры получили сообщение, что в храме крик, шум и драка со смертоубийством. Горазд был Сева в борьбе с «мракобесами».

Вот и в то Рождество, когда в половине четвертого утра начали прихожане на богослужение собираться, я с опаской рассматривал окрестности храма. Да и как не опасаться, если окно Севиного домика было освещено?

— Готовится, наверное, — решил я, — сейчас что-нибудь отчебучит.

Все Великое повечерие — сплошное напряженное состояние, но когда хор торжественно запел «С нами Бог», успокоился и я, и те, кого мы на входе храма оставили, дабы очередной «теракт» предотвратить.

Началась Утреня, я вышел в центр храма Евангелие читать и вдруг, справа от себя, в углу около иконы Антипия увидел Севу. Он плакал. Стоял и молча плакал. Все лицо в слезах. Вытирает рукавом глаза и опять, чуть ли не навзрыд...

О своем удивлении рассказывать не буду, его не опишешь. После службы пошел я к Савелию домой — надо же было это преображение как-то объяснить.

Сева грустный и задумчивый сидел в зале своего небольшого двухкомнатного домика. Перед ним на столе лежали две старенькие елочные игрушки. Одна из картона — ангел с крылышками, а вторая — стеклянный, чудом сохранившейся шарик, на котором местный художник нарисовал вертеп...

— Что случилось, Сева?

Сева посмотрел на меня. Подумал с минуту, а потом, рукой махнув, рассказал.

— Полез я на горище (чердак) за валенками, думал в окно ваше церковное горящего чёрта выставить, чтобы не радовались сильно, а за валенками в углу сумка старая мамина. Достал, открыл, а там вот эти игрушки.

— Ну и? — не понял я.

— Так мне их мамка подарила на Рождество, когда мне лет пять было. Подарила, обняла и песню вашу запела, а через дней десять преставилась.

— Какую песню?

— Да эту же.

И Сева запел:

— Добрий вечір тобі, пане господарю, радуйся...

Может быть, он и не пел, а просто говорил, но я больше никогда в своей жизни не слышал такой удивительного песнопения и такого радостного восхваления Христа.

Другие «Непридуманные истории живых людей» в исполнении радиоведущего и друга «Фомы» Александр Лаврова смотрите и слушайте здесь.

На заставке фрагмент фото tom@hk