Предлагаем вам текст программы "Русский взгляд", посвященной современному русскому языку.
Гости программы:
Дмитрий Шевченко, лидер группы «URFIN»
Раиса Шабанова, диктор 1-ой категории, ведущая радиопрограмм «Шоу-тайм» и «Чартова дюжина»
Анна Бруссер, кандидат педагогических наук, доцент кафедры сценической речи Театрального института имени Б. Щукина, педагог по сценической речи
Лидия Максимова, учитель начальных классов, преподаватель русского языка
Иеромонах Евфимий (Моисеев)
Над программой работали:
Ведущие – Елена Писарева и Дмитрий Дюжев
Шеф-редактор – Ольга Любимова
Режиссер-постановщик – Александр Замыслов
Редакторы – Анастасия Семенихина и Ксения Лученко
ДМИТРИЙ ДЮЖЕВ: «Русский взгляд на современный русский язык» – тема нашей программы сегодня. Я – Дмитрий Дюжев, здравствуйте!
ЕЛЕНА ПИСАРЕВА: Здравствуйте, я – Лена Писарева. Язык – это то, что объединяет нас, делает великим народом с многовековой и неповторимой историей. Но в последнее время всё чаще звучат опасения, что язык, на котором говорили и писали Пушкин, Толстой, Тургенев и Достоевский, уходит из нашего обихода. Может ли погибнуть наш родной язык? Что и кто ему угрожает? Об этом мы и поговорим сегодня.
ДМИТРИЙ ДЮЖЕВ: Он считает, что паника, которую сегодня устроили лингвисты по поводу гибели русского языка, преждевременна. Наш язык просто перерождается и расширяется. А с молодежным сленгом бороться бессмысленно, его надо учить.
В студии программы «Русский взгляд» – лидер группы «URFIN» Дмитрий Шевченко. Здравствуй, Дмитрий, проходи, пожалуйста.
ДМИТРИЙ ШЕВЧЕНКО: Здравствуйте!
ДМИТРИЙ ДЮЖЕВ: Дмитрий, скажи, это правда, что ты приучил бабушку и маму разговаривать на своем языке?
ДМИТРИЙ ШЕВЧЕНКО: В принципе, да. Это получилось совершенно случайно, я экспериментировал и назвал маму «муттером»…
ЕЛЕНА ПИСАРЕВА: Как-как?
ДМИТРИЙ ШЕВЧЕНКО: «Муттер». Или «муттер фляйт». Говорить можно всё, что угодно.
ЕЛЕНА ПИСАРЕВ: Это по-немецки?
ДМИТРИЙ ШЕВЧЕНКО: По-немецки. Можно и по-английски, но по-английски мне не смешно. Тут нужно учесть тот факт, что языки-то я изучал с детства.
ДМИТРИЙ ДЮЖЕВ: А бабушка – «гросс муттер»?
ДМИТРИЙ ШЕВЧЕНКО: Бабушка – просто «бэки», это проще. «Гросс муттер» долго говорить. «Бэки» – и всё. Я обратил внимание, что мои ближайшие родственники нормально реагируют на мой сленг. Сначала они не понимали, а сейчас настолько привыкли, что принимают меня с этим языком. Никакой проблемы близкие, знакомые, друзья, с которыми я непосредственно общаюсь, не испытывают, они понимают меня.
ДМИТРИЙ ДЮЖЕВ: А на каком языке ты думаешь? На сленге или на русском литературном языке?
ДМИТРИЙ ШЕВЧЕНКО: Когда я придумываю песни, то у меня такая каша в голове, что сложно различить. А так, я никогда не задумывался… Наверное, и сленг тоже присутствует.
ДМИТРИЙ ДЮЖЕВ: Это к тебе пришло, или ты с этим родился?
ДМИТРИЙ ШЕВЧЕНКО: Это у меня с детства, со школы. Меня просто приколол один случай в Штатах, где я жил у сестры. Однажды я маме говорю: «Можно я чайник помою?» Я имел в виду, где можно помыть голову, вот и всё. Пришлось переводить для родственников. Но постепенно они начали привыкать. Мы все «сленгуем». И вы, наверное, у себя на работе – тоже.
ЕЛЕНА ПИСАРЕВА: Раньше это называлось профессиональными терминами.
ДМИТРИЙ ШЕВЧЕНКО: Да, можно и так назвать.
ДМИТРИЙ ДЮЖЕВ: Что для тебя сленг? Это, наверное, какая-то свобода или выражение твоей индивидуальности?
ДМИТРИЙ ШЕВЧЕНКО: Я не могу назвать это выражением индивидуальности. Во-первых, это просто привычка с детства. Во-вторых, я вижу, что мой сленг несет людям позитив. Если я нахожусь на какой-то важной для меня встрече, я, конечно, «сдуваюсь», то есть разговариваю абсолютно нормально. Немножко поднапрягаюсь для этого, но перестроиться несложно.
ЕЛЕНА ПИСАРЕВА: Дима, у вас высшее образование, вы можете говорить на нормальном, чистом русском языке. Не кажется ли вам, что молодежь, которая слушает ваши песни, вашу музыку, решит, что нужно говорить только на сленге? И это, наоборот, обеднит язык молодых людей?
ДМИТРИЙ ШЕВЧЕНКО: Я же не заставляю их слушать это. Я не заставляю их думать так, как думаю я. Причем, в моих песнях даже не сленговые слова, а слова, которые я пытаюсь подобрать таким образом, чтобы каждый человек воспринял текст по-своему. А то, что касается разговора, то если пипл не напрягается, то всё гут, честно говоря.
ЕЛЕНА ПИСАРЕВА: Есть какие-то сферы жизни, в которых сленг для вас неприемлем?
ДМИТРИЙ ШЕВЧЕНКО: Да.
ЕЛЕНА ПИСАРЕВА: Какие?
ДМИТРИЙ ШЕВЧЕНКО: Работа на радиостанции в прямом эфире.
ЕЛЕНА ПИСАРЕВА: Почему?
ДМИТРИЙ ШЕВЧЕНКО: Потому что, если я буду говорить на сленге в прямом эфире на радио, меня оттуда моментально выгонят. Там я себя сдерживаю. Еще иногда меня просят сдерживать себя в том случае, если мне задают вопросы малознакомые люди. Если я выдам такому человеку информацию привычным для меня образом, то он меня поймёт максимум процентов на шестьдесят.
ЕЛЕНА ПИСАРЕВА: А зачем придумывать новые слова, когда можно, наоборот, использовать те слова, которые несколько забылись?
ДМИТРИЙ ШЕВЧЕНКО: В жизни не всё так просто. Я считаю, что отчасти это разгружает не только меня, но и тех людей, с которыми я общаюсь, вот и всё.
ДМИТРИЙ ДЮЖЕВ: Скажи, а сам ты встречался с людьми, разговаривающими на сленге, которого не мог понять?
ДМИТРИЙ ШЕВЧЕНКО: Да, я встречал таких людей.
ДМИТРИЙ ДЮЖЕВ: То есть в каждом отдельном случае придумываются специальные сленговые слова?
ДМИТРИЙ ШЕВЧЕНКО: Мои – отчасти да. А вот то, что касается людей, которые живут в мире интернета, то я, честно говоря, иногда не могу втыкануться в то, что они говорят. Соответственно, я просто промолчу или переспрошу. Вот и всё.
ЕЛЕНА ПИСАРЕВА: У вас нет ощущения, что тот язык, который вы придумываете, упрощает, обедняет речь? А, может быть, даже вредит настоящему русскому языку?
ДМИТРИЙ ШЕВЧЕНКО: Я думаю, что нет, по одной элементарной причине. В силу того, что я общаюсь с достаточно небольшим количеством людей, это не опасно.
ДМИТРИЙ ДЮЖЕВ: То есть ты не за глобализацию сленга?
ДМИТРИЙ ШЕВЧЕНКО: Конечно, нет! Да это и невозможно.
ДМИТРИЙ ДЮЖЕВ: А как ты относишься к мату?
ДМИТРИЙ ШЕВЧЕНКО: Нормально.
ДМИТРИЙ ДЮЖЕВ: Это тоже входит в сленг?
ДМИТРИЙ ШЕВЧЕНКО: В тот момент, когда я сленгую, я не матерюсь. Но, если, допустим, меня довести, то могу и что-нибудь брякнуть.
ДМИТРИЙ ДЮЖЕВ: Ты не боишься, что твой ребенок когда-нибудь скажет тебе такую фразу, что ты не поймешь?
ДМИТРИЙ ШЕВЧЕНКО: Я не считаю, что это преступление против русского языка. Я не несу это, как культуру, в массы. А вот что касается ребенка… Я не зарекаюсь: моему сыну Максиму пока только десять месяцев. Я постараюсь сделать так, чтобы, взрослея, он меня понимал.
ДМИТРИЙ ДЮЖЕВ: Дай Бог тебе быть хорошим отцом! Спасибо, присаживайся, пожалуйста.
ЕЛЕНА ПИСАРЕВА: Спасибо!
ДМИТРИЙ ШЕВЧЕНКО: Спасибо за внимание.
ЕЛЕНА ПИСАРЕВА: Она неоднократно предлагала свои услуги телевизионным каналам и была готова стать консультантом, но везде слышала только отказ. Людей, которые стали хранителями русской речи, осталось очень мало, и они сейчас никому не нужны.
В студии программы «Русский взгляд» – диктор первой категории, ведущая радиостанции «Радио Ультра» и «Наше радио» Раиса Ивановна Шабанова.
ДМИТРИЙ ДЮЖЕВ: Здравствуйте, Раиса Ивановна! Проходите, пожалуйста.
РАИСА ШАБАНОВА: Здравствуйте, здравствуйте.
ЕЛЕНА ПИСАРЕВА: Если раньше дикторов на Центральном телевидении и на радио могли штрафовать за ошибки, то вам, наверное, сейчас пришлось бы приплачивать вашим работодателям за возможность выходить в радиоэфир.
РАИСА ШАБАНОВА: Раньше за это просто лишали премии.
ДМИТРИЙ ДЮЖЕВ: Долго вас пришлось уговаривать на первый такой эфир уже в наше время?
РАИСА ШАБАНОВА: Нет, меня совсем не уговаривали. Миша Козырев позвонил мне и предложил попробовать. Но сказал: «Учтите, текст там будет такой: “Мадонна откинула копыта”. Вас это не смущает?» Я слышала подобное впервые. Ну, что такое: «Мадонна откинула копыта»? Тут всё понятно, это не надо переводить на русский язык.
ДМИТРИЙ ДЮЖЕВ: В каком году это было?
РАИСА ШАБАНОВА: В 2000 году. Люди, которые слушают это радио и которым это радио нравится – это люди, не лишенные чувства юмора. Больше того, однажды ко мне пришла девочка-журналист брать интервью. Она сказала, что после того, как в первый раз услышала «Шоу-тайм» на «Радио Ультра», стала слушать только эту радиостанцию. Она сказала: «Когда я прослушиваю вашу программу, мне хочется после этого говорить красиво. Что-нибудь вроде: “Дедушка, дай мне, пожалуйста, чаю!” – а не: “Дед, ну-ка, плесни чайку!”». А я и не думала никогда, что, оказывается, выполняю такую сверхзадачу.
Главное – не то, что я говорю эти слова сленга. Молодежь всё равно, хотим мы этого или не хотим, будет употреблять сленг. Мы не можем ее заставить не говорить эти слова, но молодые люди должны, во-первых, понимать, что они говорят, а во-вторых, слышать с того же экрана или по радио, как это говорят.
ЕЛЕНА ПИСАРЕВА: Раиса Ивановна, я думаю, что вы – как хороший музыкант, который слышит плохую ноту. Когда вы слышите неправильное ударение или неправильное употребление слова, вам делается как-то не по себе.
РАИСА ШАБАНОВА: Ну, конечно!
ЕЛЕНА ПИСАРЕВА: А когда вы впервые услышали сленг, вам так же было не по себе?
РАИСА ШАБАНОВА: У меня было недоумение, мне было это непонятно. Раньше, до того, как я пришла на «Радио Ультра», я сленга не слышала, потому что люди, с которыми я обычно общаюсь, не говорят на сленге.
ЕЛЕНА ПИСАРЕВА: А в обычной жизни вы употребляете сленг?
РАИСА ШАБАНОВА: Нет. Всё должно быть к месту и вовремя.
ДМИТРИЙ ДЮЖЕВ: А вдруг вы вышли во двор, а там – молодежь. Они что-то такое вам говорят, а вы поняли и…
РАИСА ШАБАНОВА: Я им так же отвечаю.
ДМИТРИЙ ДЮЖЕВ: Да?!
РАИСА ШАБАНОВА: Да, им это очень нравится. И это естественно: людям нравится, когда с ними говорят на их языке. В чем была вся фишка «Шоу-тайм»? Да в сленге! Это же практически светские сплетни, только переложенные на молодежный сленг. И фишка была как раз в том, что текст на сленге читает тётка с профессионально поставленным голосом.
ДМИТРИЙ ДЮЖЕВ: Все-таки сленг – это другой язык, иностранный язык…
РАИСА ШАБАНОВА: Нет, не другой. На сленге ведь не говорят, эти словечки просто вставляют в речь. Я считаю, что есть какие-то сленговые слова, которые точнее, ярче выражают смысл. Казалось бы, русский язык – уж куда богаче? Нет другого такого языка! И всё равно иногда сленговое слово точнее отражает суть.
ДМИТРИЙ ДЮЖЕВ: Такое бывает!
ЕЛЕНА ПИСАРЕВА: Раиса Ивановна, как вам кажется, русскому языку действительно угрожает гибель?
РАИСА ШАБАНОВА: Я считаю, должен быть выбор. Во-первых, люди должны знать, что существуют классический русский язык и сленг. Сейчас меня даже больше волнует не сленг. Когда я слушаю радиостанции и смотрю телевидение, слушаю ведущих новостных выпусков, я ужасаюсь! Когда я слышу, насколько непрофессиональные люди садятся к микрофону, мне делается страшно. Они не могут грамотно прочитать написанное, они неподготовлены. Нельзя сажать к микрофону человека, вообще не знающего, что такое язык, что такое логическая пауза, что такое психологическая пауза, как входить в материал, как его надо доносить! Материал надо определённым образом подавать, а они… Текст читается очень быстро, но при быстроте пропадает чистота речи.
ЕЛЕНА ПИСАРЕВА: Раиса Ивановна, а что такое чистый русский язык? Ведь мы с вами тоже говорим не на языке Пушкина и Толстого. Мы говорим на русском языке, который все-таки как-то преобразовался. Кто, на ваш взгляд, сейчас является носителем хорошего, чистого русского языка?
РАИСА ШАБАНОВА: Что это за люди? Это, во-первых, люди примерно моего поколения – и чуть старше, и чуть моложе. Но и среди молодежи, я не сомневаюсь, простите, не все «ботают по фене». Никогда не было так, чтобы все были умные, талантливые и говорили очень красиво. Талантливых людей всегда единицы. Умных людей всегда единицы. Говорящих на высоком русском языке тоже всегда были единицы, это была аристократия. Вот так же и сейчас, наверное, происходит какое-то разделение.
ЕЛЕНА ПИСАРЕВА: Тогда, может быть, опасения и разговор о том, что русскому языку угрожает гибель, беспочвенны?
РАИСА ШАБАНОВА: Я думаю, что сейчас просто такое время. Вот, как будет воспитывать своего ребенка Дима Шевченко?
ДМИТРИЙ ШЕВЧЕНКО: Я сказал о том, что я буду стараться.
РАИСА ШАБАНОВА: Вот вам ответ на этот вопрос.
ДМИТРИЙ ДЮЖЕВ: Сленг – это язык детства, мне кажется.
РАИСА ШАБАНОВА: Вот именно – детства! Птичий язык детства всё равно уйдет. Я не сомневаюсь, что он уйдет. Пушкин, Чехов, Лермонтов, Толстой – они были и никуда не денутся. Их всё равно будут преподавать в школе. Кстати, если говорить о том, что будет с русским языком, надо говорить о том, как его будут преподавать в школе. Лично я начала следить за своей речью где-то со старших классов. У меня была потрясающая педагог по русскому языку и литературе. Когда она приглашала ученика к доске, то просила остальных записывать слова-паразиты. И мы все невольно начинали следить за своей речью в жизни.
ЕЛЕНА ПИСАРЕВА: Всё-таки всё зависит от педагогов!
РАИСА ШАБАНОВА: Мы должны просто обратить внимание на то, что слышим с экранов телевидения и из радиоприемника. Это важно, потому что людям нужно на что-то равняться. Должен быть какой-то авторитет. Раньше непререкаемыми авторитетами были МХАТ, Малый театр и радио. Я, когда работала, тоже равнялась на партнера, который опытнее меня. Я всегда радовалась, когда мне приходилось читать с очень сильным , талантливым партнером. Я вся внутренне собиралась – надо было тянуться. Тот, кто хочет чему-то научиться, тот сам тянется за лучшими. Насильно никому мил не будешь.
ЕЛЕНА ПИСАРЕВА: Спасибо, Раиса Ивановна! Присаживайтесь.
ДМИТРИЙ ДЮЖЕВ: Только владея своим речевым аппаратом и имея богатую лексику, можно называться культурным, образованным человеком. Основы дикции и орфоэпии необходимо знать каждому, независимо от его рода деятельности.
В студии программы «Русский взгляд» – кандидат педагогических наук, доцент кафедры сценической речи Театрального института имени Щукина, педагог по сценической речи Анна Марковна Бруссер.
ДМИТРИЙ ДЮЖЕВ: Здравствуйте, Анна Марковна! Проходите, пожалуйста.
ЕЛЕНА ПИСАРЕВА: Здравствуйте, Анна Марковна.
АННА БРУССЕР: Здравствуйте!
ЕЛЕНА ПИСАРЕВА: Как вы считаете, мы действительно сегодня теряем чистый русский язык?
АННА БРУССЕР: Я думаю, что это спорный вопрос, потому что русский язык – это такое замечательное богатство, которое само управляет своим развитием, само принимает что-то или не принимает. У нас было достаточно много тяжелых периодов в истории страны, но язык как-то выжил. И я думаю, что сейчас он тоже переживет некий переходный период, некий кризис.
ЕЛЕНА ПИСАРЕВА: Театральный язык по-прежнему является образцом речи? Раиса Ивановна вспоминала, что раньше мы равнялись на актеров театра, которые говорили правильно.
АННА БРУССЕР: Вы знаете, я считаю, что да. Во-первых, потому что в театральном вузе учат говорить. Дикция, орфоэпия, логика речи, умение насытить эмоционально текст, способность выразить свою мысль – это действительно важно, и этому учат. В языке есть свои законы и правила.
ЕЛЕНА ПИСАРЕВА: Сейчас очень часто говорят, что у абитуриентов, которые приходят в театральные вузы, клиповое сознание, что с ними невероятно тяжело работать...
АННА БРУССЕР: Конечно, сегодня на вступительные экзамены приходят совсем другие юноши и девушки. Раньше абитуриентов проверяли, и речевая проверка была очень важной: нужно было иметь красивый голос, четкую дикцию и т.д. Сегодня это не так, поэтому, конечно, работать сложнее. Но педагоги, мне кажется, должны искать какие-то новые формы обучения. Они должны приспосабливаться к этим студентам, а не полагать, что система, по которой мы учили 30-20 лет назад, незыблема. Меняются студенты – меняются и методы работы.
ДМИТРИЙ ДЮЖЕВ: Эти методы в каждом театральном вузе свои?
АННА БРУССЕР: Дыхание у всех одинаковое. Что такое правильное дыхание, знают все, хотя можно учить немножко так, немножко иначе. Методики могут чуть отличаться, но законы-то – одни и те же: и язык у нас во рту, и ударение в словаре.
ДМИТРИЙ ДЮЖЕВ: А насколько сегодня востребована техника речи?
АННА БРУССЕР: Вы имеете в виду, вне театральных школ?
ЕЛЕНА ПИСАРЕВА: Да.
АННА БРУССЕР: Очень востребована! Мне кажется, что сейчас люди ощущают необыкновенную потребность в том, чтобы научиться говорить красиво. И поверьте, обращаются за этим люди самых разных уровней и профессий.
ДМИТРИЙ ДЮЖЕВ: То есть у людей есть желание учиться?
АННА БРУССЕР: Да, огромное желание!
ДМИТРИЙ ДЮЖЕВ: Можно ли самому выучиться правильно говорить, или для этого обязательно нужен педагог?
АННА БРУССЕР: Можно. Хотя, конечно, проще хоть с небольшой педагогической помощью. Человек должен понять направление, а дальше он уже может в этом направлении развиваться сам. Но, мне кажется, сейчас такое количество очень хороших, благотворительных образовательных проектов, которые помогают в учебе, что можно справится и самому.
ДМИТРИЙ ДЮЖЕВ: Посоветуйте, пожалуйста, какой-нибудь словарь, кроме словаря Даля, где можно увидеть ударение и значение слов.
АННА БРУССЕР: Словарь Даля несколько устарел, ведь со временем слова частично меняют своё толкование. Например, возьмем слово «крутой». Что говорит Даль? Даль говорит, что это консистенция, то есть, крутой может быть студень или холодец. Дмитрий Николаевич Ушаков говорит о том, что крутой может быть ветер или обрыв. А молодежный сленг и словарь Никитиной за 98-й год дают современное, понятно какое, толкование этого слова. И я абсолютно согласна с тем, что у человека должен быть выбор.
ЕЛЕНА ПИСАРЕВА: Кстати, интересно, подберёт ли современный молодой человек синоним к слову «крутой»?
АННА БРУССЕР: Знаете, если с ними об этом говорить, то подберёт. Очень многие плохо говорят, потому что не знают, как говорить хорошо. Они не знают, что это может быть красиво.
А что касается словарей… На журфаке университета используют «Словарь образцового русского ударения» под редакцией Михаила Абрамовича Штудинера или «Новый орфоэпический словарь русского языка» Татьяны Федоровны Ивановой. Во всяком случае, это источники, которым можно доверять. Ведь сейчас и словари тоже бывают разные.
ЕЛЕНА ПИСАРЕВА: Дмитрий Шевченко что-то хотел добавить.
ДМИТРИЙ ШЕВЧЕНКО: Я просто хотел согласиться. Я могу и не сленговать. Но для того, чтобы по-настоящему правильно говорить по-русски, я пошел учиться. Я учился у дикторов телевидения и у радиоведущих.
ЕЛЕНА ПИСАРЕВА: Это была ваша личная инициатива?
ДМИТРИЙ ШЕВЧЕНКО: Да, и мне на самом деле было очень интересно. Я учился правильно говорить по-русски, и все это – дыхание, предыхание, филология, риторика – действительно очень интересно!
АННА БРУССЕР: Мне кажется, это так красиво – говорить по-русски!
ЕЛЕНА ПИСАРЕВА: А вы употребляете сленг или нецензурные выражения?
АННА БРУССЕР: Нецензурные – нет, сленг – в редчайших случаях. Абсолютно согласна с Раисой Ивановной: если ситуация адекватная, то я иногда употребляю сленговые слова. Но вообще стараюсь говорить по-русски. Мне кажется, это красиво.
ДМИТРИЙ ДЮЖЕВ: Может быть, наш разговор приведет к тому, что кто-то еще захочет говорить правильно и красиво. Потому что я, сам человек профессиональный, просто поражен красотой вашей речи.
АННА БРУССЕР: Ну, у нас с вами все-таки разные профессии. Для того, чтобы стать педагогом по речи, надо было получить дополнительное образование. Я пытаюсь придумывать новые упражнения.
Например, упражнение «Толковый словарь». Я дома готовлюсь, подбираю какие-то слова, а потом говорю студентам самое простое слово, которое употребляют все и везде. Задание одно: пожалуйста, истолкуйте это слово без слов-паразитов: «да», «ой», «ну», «как это сказать»... Всё остальное разрешается. Боже мой, вы себе не представляете, что начинается! Они начинают хохотать, потому что понимают, что не могут ничего сказать. А потом я читаю выписанное толкование, взятое у Даля, и оказывается, что все так просто и замечательно! Вы себе не представляете, какие вариации на слово «друг» я слышу у нас в институте! Такая игра, демонстрация других вариантов, синонимов, очень важна. И мои студенты понимают, что сленг это – только часть языка, если не сказать, что это второстепенный язык.
ЕЛЕНА ПИСАРЕВА: На факультете журналистики преподаватель давал нам задание составить как можно более длинное предложение из междометий.
АННА БРУССЕР: Чудесно!
ЕЛЕНА ПИСАРЕВА: Скажите, пожалуйста, а что еще кроме сленга, угрожает русскому языку?
АННА БРУССЕР: Мне иногда кажется, что малое количество прочитанных книг. Пускай язык некоторых наших замечательных классиков сегодня уже сложен для восприятия шестнадцати-семнадцатилетних людей, но их все-таки надо читать! Кто-то увлечется Булгаковым, а кто-то – Толстым, а кто-то найдёт для себя Чехова, но для этого нужно прочитать эти книги! И тогда у тебя будет и выбор, и критерии, и что-то, позволяющее понять, что твой язык не так хорош, как ты думаешь, твой язык может быть лучше.
ДМИТРИЙ ДЮЖЕВ: Анна Марковна, спасибо большое, что вы пришли к нам! Присаживайтесь, пожалуйста.
ЕЛЕНА ПИСАРЕВА: Она преподавала русский язык, как иностранный, учила детей в частной школе на Рублевке и работала репетитором для дошкольников. И сделала вывод: учить русскому языку надо не только детей, но и их родителей.
В студии программы «Русский взгляд» – учитель начальных классов, преподаватель русского языка Лидия Васильевна Максимова.
ДМИТРИЙ ДЮЖЕВ: Здравствуйте, Лидия Васильевна! Проходите, пожалуйста.
ЛИДИЯ МАКСИМОВА: Здравствуйте!
ДМИТРИЙ ДЮЖЕВ: Скажите, с какими проблемами вы сталкиваетесь при работе с детьми?
ЛИДИЯ МАКСИМОВА: Когда к тебе приходит ребенок, возникает очень много проблем, ведь он – как чистый лист. Каждый раз, когда я беру первый класс, мне кажется, что я их ничему не научу. Вот такой у меня страх всегда!
ЕЛЕНА ПИСАРЕВА: Лидия Васильевна, а бывает так, что вы чему-то учите детей, получаете результат, они уходят домой, потом возвращаются – и их надо переучивать, потому что проблема в родителях?
ЛИДИЯ МАКСИМОВА: Бывают и такие случаи. Тут уже приглашаешь родителей для разговора. Кстати, последний мой класс – просто удивительно удачный в этом отношении. Во-первых, все детки были взяты без всякой предварительной подготовки. Сейчас бытует ложное мнение, что детей обязательно надо подготавливать к школе. Не надо их готовить к школе! Задача учителя – учить ребенка с нуля. Да, он пришел, не знает ни одной буквы, не знает даже, как ручку держать. А ты для чего?
ДМИТРИЙ ДЮЖЕВ: Лидия Васильевна, но вы – педагог высокого класса. А к другому педагогу нужно приходить подготовленным или нет?
ЛИДИЯ МАКСИМОВА: Нет, нет, нет! Сейчас появилась такая тенденция, и даже было постановление Министерства, что категорически запрещается делать всевозможные прослушивания, просматривания, отбор детей. Берите тех детей, которых вам дают! Я всегда придерживалась такой позиции.
Ну, что греха таить: в каких-нибудь супершколах – а мне приходилось в работать и в таких – безусловно, стараются детишек посмотреть. А вот школе, где я стала работать недавно, я с удовольствием отметила, что никакого отбора не было, брали всех детей: и тех, кто посещал прогимназию, и всех остальных. У меня в классе есть мальчик, который плохо читал, у него зубки выпали. Он пришел, не зная ни одной буквы, его никто не готовил к школе. Но сейчас он уже достиг определенных успехов.
ЕЛЕНА ПИСАРЕВА: А какая ситуация сейчас с учебниками, по которым преподают русский язык?
ЛИДИЯ МАКСИМОВА: Знаете, я не могу ругать учебники. Будь у тебя даже самый плохой учебник – всё равно, если ты, учитель, захочешь, то всё равно научишь. Это зависит от желания и мастерства преподавателя.
ЕЛЕНА ПИСАРЕВА: А правила едины, или каждая школа разрабатывает свою программу?
ЛИДИЯ МАКСИМОВА: Для всех государственных школ существует государственная программа.
ЕЛЕНА ПИСАРЕВА: А все учителя хорошо преподают?
ЛИДИЯ МАКСИМОВА: Это боль, конечно! Что там говорить? Платные учреждения и учат соответственно: туда иногда приходят просто неквалифицированные учителя. Мне приходилось работать с педагогами, которые слово «билеты» писали через две «е». А это словарное слово из учебника второго класса!
Хотя педагоги разные, есть очень талантливые девочки, просто любо-дорого с ними работать. Я с большим удовольствием хожу на уроки к молодежи, сама многому учусь и не стесняюсь этого. У молодых и мысль по-другому излагается, и сами они как-то по– другому работают.
ДМИТРИЙ ДЮЖЕВ: А есть какие-нибудь изменения в методиках преподавания, связанные с изменениями, которые происходят со временем в самом языке?
ЛИДИЯ МАКСИМОВА: В государственной школе работа остается классической, и мы это очень приветствуем. Всё равно языку-то мы учим, передавая его из уст в уста.
РАИСА ШАБАНОВА: Язык-то живой…
ЛИДИЯ МАКСИМОВА: Конечно!
ДМИТРИЙ ДЮЖЕВ: Значит, слово «кофе» – по-прежнему…
АННА БРУССЕР: Мужского рода.
ДМИТРИЙ ДЮЖЕВ: Мужского рода, но есть вариант со средним родом!
АННА БРУССЕР: Будем надеяться, что мужской род не станет средним.
ЛИДИЯ МАКСИМОВА: Нет, я категорически против этого ввода!
ЕЛЕНА ПИСАРЕВА: Говорят, что в новом словаре, который сейчас готовят, этот вариант будет разрешён.
АННА БРУССЕР: Пока такого словаря нет, мы будем использовать привычные правила.
РАИСА ШАБАНОВА: Да, к сожалению, у нас есть тенденция принижения: мы привыкли опускаться, а не тянуться.
ЕЛЕНА ПИСАРЕВА: А язык интернета способен как-то испортить русский язык?
РАИСА ШАБАНОВА: Лично я не знаю, я с интернетом не дружу.
ЕЛЕНА ПИСАРЕВА: Там искажаются слова: «превед», «медвед», «лублу», «цалу» и т.д. А SMS-ки, которые тоже упрощают или сокращают слова?
РАИСА ШАБАНОВА: «Превед» – это сленг.
АННА БРУССЕР: Взрослый человек всё равно не будет так говорить. Сленг – это либо профессиональная необходимость, либо молодежная тенденция. Молодой человек хочет чем-то выделиться и выделяется посредством сленга.
ЕЛЕНА ПИСАРЕВА: А не перегибаем ли мы палку в воспитании детей? Мы им навязываем своим преподаванием классический русский язык, а наши дети уже умеют изъясняться совершенно по-другому. Они скажут: «Круто!» – и их легко поймут. Так, может быть, детям, наоборот, надо разрешить говорить так, как они хотят? И тогда запретный плод, который им кажется сладким…
ЛИДИЯ МАКСИМОВА: Нет, на уроке я не разрешу это делать! Пожалуйста, существует свободное время: перемена, дом… Тут я не вмешиваюсь. Но, если у меня на уроке у ребенка что-то не получилась, и он мне кидает: «Блин!» – то тут уже всё, берегись!
РАИСА ШАБАНОВА: Кстати, можно я скажу относительно этого пресловутого «блина», который уже въелся в нас, просто дальше некуда? Я впервые его услышала, по-моему, уже больше десяти лет тому назад. Так вот, объясняю значение слово «блин». Простите меня, пожалуйста, но это матерное слово. Просто люди не знают, что это слово значит. Мне как-то даже пришлось спросить девочку, когда она сказала это «блин»: «А вы знаете, что это значит?» Она не знала!
ДМИТРИЙ ДЮЖЕВ: Это слово происходит от пословицы: «Первый блин – комом», – что означает: «Нескладно получается».
РАИСА ШАБАНОВА: Нет!
ЛИДИЯ МАКСИМОВА: Пословицу не трогайте, она здесь ни при чем. Это матерное слово.
ЕЛЕНА ПИСАРЕВА: … которое еще и является паразитом.
АННА БРУССЕР: Вот именно. Между прочим, люди обычно переживают и всеми силами стараются избавиться от слов-паразитов. И самоконтролем от них можно совершенно спокойно избавиться за два дня. Откуда берется слово-паразит? Либо мне трудно выразить свою мысль, либо так говорит человек, который мне страшно нравится. Вот у меня так было. Мне очень понравился один человек, и я начала употреблять слово, которое часто встречалось в его речи. Потом в какой-то момент я осознала, что я говорю, и за два дня перестала это слово употреблять.
ЕЛЕНА ПИСАРЕВА: То есть вы себя контролировали?
АННА БРУССЕР: Да, это обычный самоконтроль.
ДМИТРИЙ ДЮЖЕВ: Мне кажется, что с интернетом, с изучением нескольких иностранных языков происходит некое смешение. Я думаю, что молодое поколение неизбежно будет сленговать.
ЕЛЕНА ПИСАРЕВА: Но, наверное, использование иностранных слов – это не самое страшное?
ЛИДИЯ МАКСИМОВА: Конечно!
ДМИТРИЙ ДЮЖЕВ: С другой стороны, человеку необходимы какие-то названия, слова, которые он сам придумывает. Например, в любой компании обязательно есть клички.
ДМИТРИЙ ШЕВЧЕНКО: Конечно, есть.
ДМИТРИЙ ДЮЖЕВ: И мы ими всё время пользуемся.
ЛИДИЯ МАКСИМОВА: Что греха таить? Естественно, некоторые анекдоты теряют свою прелесть, если ты вместо необходимых слов употребляешь их синонимы. Это я это понимаю, здесь уместно применять эти слова. Но когда идет обучение детей, я категорически возражаю против употребления сленговых слов. Я с этим борюсь и буду бороться дальше!
ЕЛЕНА ПИСАРЕВА: Спасибо, Лидия Васильевна!
ЛИДИЯ МАКСИМОВА: Желаю, чтобы ваши дети говорили только на хорошем русском языке! Спасибо за внимание!
ДМИТРИЙ ДЮЖЕВ: У нашей Церкви есть уникальный опыт «консервации» языка. Мы сегодня говорим о сохранении языка русского, а между тем Церковь многие столетия хранит церковно-славянский язык. Может ли этот опыт пригодиться в разработке программ по сохранению русского языка, мы узнаем у иеромонаха Евфимия Моисеева.
Здравствуйте, отец Евфимий! Проходите, пожалуйста.
ЕЛЕНА ПИСАРЕВА: Отец Евфимий, здравствуйте!
ОТЕЦ ЕВФИМИЙ: Добрый день!
ЕЛЕНА ПИСАРЕВА: Церковь не раз упрекали в том, что она очень консервативна в отношении языка. А как ей удалось в течение стольких столетий сохранять церковно-славянский язык?
ОТЕЦ ЕВФИМИЙ: Дело в том, что церковно-славянский язык никогда не был разговорным языком. Это был всегда язык богослужения, язык молитвы. Он, конечно, тоже развивался, но законы развития церковно-славянского языка несколько иные, чем законы развития обыкновенного языка, в том числе и русского. Церковь не случайно настаивает на том, чтобы богослужение совершалось именно на церковно-славянском, потому что именно в этом языке заключена духовная сущность нашей веры, нашей молитвы. Церковно-славянский язык очень обогатил наш русский язык, собственно говоря, благодаря чему последний и стал языком великой письменной традиции.
ЕЛЕНА ПИСАРЕВА: Батюшка, но современные прихожане часто жалуются, что ничего не понимают во время богослужения. Почему Церковь не может пойти им навстречу и заменить какие-то церковно-славянские слова на те, которые мы все употребляем в обычной жизни?
ОТЕЦ ЕВФИМИЙ: Если бы всё было так просто, Церковь давно бы это сделала. Но это не решает проблему. Подобный опыт был, например, в Католической Церкви в 60-е годы. Как вы знаете, на Втором Ватиканском Соборе было решено отменить латинский язык, на котором до этого времени совершались все богослужения, и заменить его национальными языками, чтобы привлечь большее число верующих. Но, к сожалению, опыт показал совершенно обратное. Этот шаг совершенно не был оценен теми людьми, к которым он был адресован. Верующих не только не стало больше – наоборот, число верующих уменьшилось! Так что мы просто не хотим повторять эти ошибки.
Я еще хотел бы подчеркнуть, что, хотя с грамматической точки зрения церковно-славянский и русский – это разные языки, с точки зрения духовной, это всё-таки один язык. Приведу вам простое доказательство этого тезиса. Как известно, в церкви богослужения совершаются на церковно-славянском, но проповедь читается по-русски, и у молящихся при этом не возникает впечатления того, что язык поменялся. Находясь в храме, они находятся в едином языковом пространстве с первого момента и до последнего. Проповедь, которую читает священник с амвона после литургии и в которой он объясняет евангельские слова, евангельское чтение, во всех без исключения храмах произносится на русском языке. Насколько мне известно, нет ни одного храма, где проповедь читалась бы по-церковнославянски. Тогда, наверное, действительно все просто разбежались бы! Но спросите любого прихожанина, чувствует ли он, что это разные языки? Думаю, ответ очевиден… Духовное наполнение, духовное содержание остается одним, тождественным.
ЕЛЕНА ПИСАРЕВА: Отец Евфимий, как вам кажется, что угрожает русскому языку?
ОТЕЦ ЕВФИМИЙ: Может быть, мой ответ вам покажется немножко странным. Я могу ответить следующим образом. Русскому языку угрожает упадок нравственности, веры и благочестия. Как я могу это аргументировать? Дело в том, что как вера – в данном случае Православная вера, – так и язык являются средствами самоидентификации личности и нации. И, соответственно, если уходит одна из этих составных частей, то и другая составляющая сразу ставится под угрозу.
Всем известен пример 20-х годов, когда были гонения на веру. Тут же было воздвигнуто гонение на русский язык. Возникли всякие ужасные аббревиатуры и т.д. и т.п. И, наоборот: мы знаем, что практически все наши великие русские писатели были причастны великой духовной традиции. Я это подчеркиваю, потому что в плане религиозного выбора там было по-разному. Но, безусловно, все они были причастны к великой русской духовной традиции, которая в своей основе имеет Православие. В том числе и Толстой, который, так сказать, заблудился в своих исканиях, в том числе и Чехов, и даже Набоков, и т.д..
ДМИТРИЙ ДЮЖЕВ: Отец Евфимий, а можно ли отнести сленг к греху сквернословия?
ОТЕЦ ЕВФИМИЙ: Я бы не стал так резко отзываться о сленге. Я скажу другую вещь. Может быть, тоже для вас это будет несколько удивительно. Студенты нашей Духовной школы тоже говорят на определенном сленге, но для них сленг – это средство самоидентификации.
Я думаю, что сленг есть в любом профессиональном сообществе. Насколько мне известно, само это понятие не несет заведомо негативного значения. Другое дело – мат и матерная брань, это совершенно другое. Дело в том, что матерная брань является жесточайшим оскорблением материнства. Сейчас много говорят о демографической проблеме: как ее решить и т.д. При этом чиновники совершенно не задумываются о том, что у нас полстраны, как минимум, а то, может быть, и больше, изъясняются матом. Это уже настолько вошло в язык, что люди не замечают, что они совершают тяжкий грех!
Я вам объясню, что это за грех. Это тяжкое нарушение заповеди о почитании отца и матери, а это одна из главных библейских заповедей. В Священном Писании сказано: «Чти отца твоего, чти мать твою, и благо тебе будет, и долголетен будешь на земле».
Опять-таки, есть такой интересный факт. Все восхищаются кавказским долголетием: на Кавказе люди живут по 110-120 лет и более. Но никто не задумывается о причинах! Все говорят: чистый воздух. Но когда вы приезжаете на Кавказ, то видите трепетное отношение людей к своим отцам, матерям, к дедушкам и бабушкам, и это вызывает подлинное уважение и восхищение. Я могу предположить, что в этом-то и кроется причина кавказского долголетия. И наоборот: в том, что мы пренебрегаем исполнением этой заповеди и попираем эту заповедь матерной бранью, кроется одна из духовных причина демографического кризиса, который поразил наше общество.
ЕЛЕНА ПИСАРЕВА: Отец Евфимий, тогда у меня такой практический вопрос. Человек, который ругался матом, должен в этом исповедоваться?
ОТЕЦ ЕВФИМИЙ: Да, естественно. Потому что иначе ему будет сложно с этим расстаться. Я неоднократно встречался и встречаюсь с такими людьми. Одного усилия воли здесь часто бывает недостаточно, поскольку это уже греховная привычка, как курение, алкоголь или наркомания. Без благодатной помощи Церкви, церковных Таинств многим крайне сложно, и даже бывает невозможно, расстаться с этой привычкой.
ДМИТРИЙ ДЮЖЕВ: Это считается тяжким грехом?
ОТЕЦ ЕВФИМИЙ: Я считаю, что это грех, который имеет тяжелые последствия. В обществе, где люди матерятся, становятся естественными такие явления, как аборт и т.д.
ЕЛЕНА ПИСАРЕВА: Скажите, когда священник общается с человеком на исповеди или просто разговаривает со своими прихожанами, он должен их поправлять, если они употребляют сленг?
ОТЕЦ ЕВФИМИЙ: Это уже зависит от ситуации. Бывает, у человека настолько тяжелый груз на душе, что делать ему замечание филологического характера неуместно, некорректно. А бывает, можно и поправить. Иногда я так делаю.
РАИСА ШАБАНОВА: А можно я добавлю? С точки зрения науки, мат – это разрушение. Люди, которые матерятся, просто разрушают свой организм. Вот последствия, о которых вы говорите.
ОТЕЦ ЕВФИМИЙ: Позвольте, я резюмирую? Я хотел бы сказать, что Церковь выступает категорически против мата. Это никакое не явление культуры, это – явление бескультурья. Те люди, которые пытаются представить мат как явление культуры, по сути дела, просто хотят нивелировать такое понятие как «грех». Они исходят из относительности любых моральных, нравственных и, в том числе, религиозных норм. Такое отношение просто крайне опасно для общества! А Церковь об этом предупреждает. Она не навязывает свою точку зрения, но предупреждает.
ЕЛЕНА ПИСАРЕВА: Отец Евфимий, употребляете ли вы сленговые выражения?
ОТЕЦ ЕВФИМИЙ: Знаете, если мы встречаемся с однокурсниками, с которыми сидели за одной партой десять лет назад и разговаривали на этом языке, то и я употребляю сленг. Почему нет? Но в пределах разумного.
ЕЛЕНА ПИСАРЕВА: Заканчивая программу, мы хотим, чтобы в конце прозвучало слово батюшки. Отец Евфимий, может быть, у вас есть какой-то совет, как сохранить русский язык? Что каждый из нас должен сделать, чтобы в будущем наш язык оставался чистым и красивым?
ОТЕЦ ЕВФИМИЙ: Вы знаете, тут сложно сказать лучше классика. Гоголь в одном из своих писем писал о том, что является источником вдохновения для русской поэзии и для русских поэтов. Он называл три источника вдохновения: народные песни, народные поговорки и пословицы – и слово церковных пастырей. Я хотел бы пожелать всем нам прислушиваться к этим словам и ощущать великое счастье от своей причастности к великой русской духовной традиции, а также испытывать великое счастье от того, что Господь нам дал являться носителями русского языка. Многие люди в мире мечтают о том, чтобы научиться говорить по-русски, и не могут этого сделать. А нам Господь это дал!
ЕЛЕНА ПИСАРЕВА: Спасибо!
ДМИТРИЙ ДЮЖЕВ: Отец Евфимий, спасибо, что вы пришли к нам! Мы благодарим всех наших гостей!
ЕЛЕНА ПИСАРЕВА: Мы пугаемся засилья иностранных терминов, жалуемся на коверкание языка в интернете, безграмотность журналистов, частое использование ненормативной лексики и жаргона в литературе и кино. Но только ли в этом главная опасность для русского языка?
ДМИТРИЙ ДЮЖЕВ: 2007 год объявлен Президентом России Годом русского языка. Позволят ли нам писать слово «парашют» через «у» и говорить, что «кофе» – среднего рода? Это мы увидим через год.
ЕЛЕНА ПИСАРЕВА: Это был «Русский взгляд на современный русский язык». С вами были Елена Писарева…
ДМИТРИЙ ДЮЖЕВ: … и Дмитрий Дюжев. Подробней о «Русском взгляде на русский язык» читайте у наших друзей в журнале «Фома» и на сайте www.foma.ru
ЕЛЕНА ПИСАРЕВА: … и у нас на сайте Третьего канала. Увидимся в следующее воскресенье на Третьем канале!