Над программой работали:
Ведущая – Елена Писарева
Шеф-редактор – Ольга Любимова
Режиссер-постановщик – Александр Замыслов
Редактор – Лариса Богуш
В программе принимали участие:
Александр Гезалов, председатель общественной организации «Равновесие», бывший детдомовец
Ирина Полежаева, председатель «Ассоциации Приемных Семей», приемная мама 17-ти детей
Мария Капилина, детский психолог, руководитель реабилитационной службы «Проекта Семейного Устройства» детского дома № 19
Татьяна Портнова, депутат Московской городской думы
Протоиерей Андрей Воронин, директор Ковалевского детского дома
ЕЛЕНА ПИСАРЕВА: Как стать приемными родителями? Кто может усыновить ребенка, и кто поможет это сделать? Опека и патронат: чем они отличаются от усыновления и приемной семьи? «Русский взгляд на проблемы приемных родителей» – тема нашей программы.
В студии «Русского взгляда» главный герой программы – председатель «Ассоциации Приемных Семей» Ирина Полежаева. Елена Вячеславовна, добрый день!
ИРИНА ПОЛЕЖАЕВА: Здравствуйте!
ЕЛЕНА ПИСАРЕВА: Скажите, пожалуйста, какая главная проблема приемных родителей?
ИРИНА ПОЛЕЖАЕВА: Здесь всё в совокупности. Это и взаимодействие органов опеки, куда приходят потенциальные родители, и уровень их субъективный приязни представителя этих органов и потенциального родителя. С этого начинаются либо проблемы, либо радостное знакомство с новой жизнью этой семьи. Имеет значение и несовершенство законодательства, из-за которого органы опеки, находящиеся сейчас под юрисдикцией муниципалитета, и желают помочь потенциальному родителю, но не могут это сделать в полной мере. Бывают не уникальные, но редкие случаи, когда нельзя подойти к делу стандартно, а «сырое» законодательство ограничивает возможности органов опеки помочь. И здесь уже претензии к законодателю: прежде, чем писать законы, надо глубже вникнуть в суть вопроса, изучить существующую практику. Жилищный вопрос, о котором в России говорят бесконечно, тоже иногда препятствует созданию семьи, несмотря на любовь всех ко всем.
Словом, одну причину я бы не выделила. К сожалению, их много.
ЕЛЕНА ПИСАРЕВА: Спасибо. А сейчас в студии программы «Русский взгляд» председатель общественной организации «Равновесие» Александр Гезалов.
Александр, какую проблему приемных родителей выделите вы?
АЛЕКСАНДР ГЕЗАЛОВ: Меня интересует не столько проблема приемных родителей, сколько то, каким образом воспитанники детских домов, приютов, всевозможных социальных учреждений оказываются в приемных семьях. По большому счету, приемные родители – это только одна сторона. А по другую сторону баррикады – с которой можно сравнить детский дом, органы опеки и так далее, – дети.
Воспитанников детских домов надо готовить к тому, чтобы они хотели попасть в семью. Приходящий родитель-то этого желает, но ребенок не всегда готов к этому. И когда приемный родитель встречает неготового ребенка, возникает новая проблема: даже не то, каким образом за короткий период понравиться этому ребенку и его взять, а как сделать так, чтобы совпасть с ним в желании обрести общую семью. Мне кажется, это серьезная проблема, и о ней надо говорить.
ЕЛЕНА ПИСАРЕВА: Спасибо Александр, мы все проблемы еще обсудим. Сейчас в студии нашей программы следующий гость – руководитель реабилитационной службы «Проекта Семейного Устройства» детского дома № 19 Мария Капилина.
Мария, какую главную проблему приемных родителей можете выделить вы?
МАРИЯ КАПИЛИНА: Сначала, наверное, иллюзии. С одной стороны, огромное желание помочь детям, с другой – недостаточно реалистичное представление о том, что такое ребенок, переживший утрату семьи, плохое обращение в ней, ребенок, у которого глубоко подорвана сама вера в то, что мир вокруг нормален и его можно любить.
ЕЛЕНА ПИСАРЕВА: Спасибо вам! Наш следующий гость – депутат Московской городской думы Татьяна Портнова.
Здравствуйте, Татьяна! Хочется узнать ваше мнение.
ТАТЬЯНА ПОРТНОВА: Я согласна со своими коллегами, что самая главная проблема людей, которые хотят усыновить ребенка, – это их неподготовленность. У нас в государстве, к сожалению, раньше не было службы, которая бы готовила приемных родителей. Мы в Москве сейчас столкнулись с этой проблемой и делаем школы для таких родителей, чтобы они сами могли понять, готовы ли они к воспитанию приемного ребенка. Даже собственный ребенок бывает сложным, со своим ребенком не находишь взаимопонимания. С приемным ребенком всегда непросто. И в конечном итоге, после печальных экспериментов, мы получаем совершенно несчастных людей, которые лишаются этого ребенка где-то по своей вине, где-то по неготовности. И детей, вдвойне несчастнее, поскольку они, получается, оказываются не нужны ни родным, ни приемным родителям.
ЕЛЕНА ПИСАРЕВА: Разочарование, наложенное на разочарование...
ТАТЬЯНА ПОРТНОВА: Вот этого мы должны избежать. Мы, как государство, должны помочь этим людям. Мы должны воспитать приемных родителей, создать категорию людей, которые желают взять на себя это бремя. Вернее, с одной стороны, бремя, а с другой стороны – счастье, потому что иметь в семью ребенка или нескольких детей – это большая радость.
ЕЛЕНА ПИСАРЕВА: Спасибо. Следующий гость студии программы «Русский взгляд» -
протоиерей Андрей Воронин.
Отец Андрей, здравствуйте! Спасибо, что вы к нам приехали. По вашему мнению, какие главные проблемы приемных родителей?
ОТЕЦ АНДРЕЙ: Знаете, здесь в студии собрались такие замечательные профессионалы, что мне, по сути дела, добавить нечего. Хочу только сказать, что сейчас подавляющее количество детей имеет отклонения, большие психоневрологические проблемы, физические заболевания. И люди, желающие взять ребенка на воспитание, просто не представляют, с каким огромным количеством трудностей им придется столкнуться.
ЕЛЕНА ПИСАРЕВА: Что, действительно, дети-сироты, которые сейчас ждут своих приемных родителей, обязательно с какими-то отклонениями?
ИРИНА ПОЛЕЖАЕВА: На сегодня, по статистике, 95% – это социальные сироты, то есть дети при живых родителях, которые не хотят исполнять свои родительские обязанности. Они родили детей, но всячески уклоняются и даже, более того, наносят детям вред.
Конечно, здоровых детей очень и очень мало. Поэтому установка, что, если я вкладываюсь в ребенка как родитель, то обязательно должен получить результат, которым смогу гордиться, мне кажется не совсем верной. Я сама была больна этой болезнью. У нас в семье шесть детей инвалидов. Шесть, представляете? Это просто трагедия, и очень тяжелая. Когда мы брали первых детей, видя их физические недостатки, мы их брали сердцем, эмоциями, даже мало понимая, что это за дети. Жалко всех! Был даже такой эпизод: когда мы вышли, уже заполнив все документы, нас догоняет на улице пожилая нянечка, плачет и говорит: «Что ж вам всех самых тяжелых-то отдали»! Мы и это не поняли на тот момент.
Слава богу, сейчас этим детям по 18-20 лет, они выросли. Но я часто расстраивалась, видя незначительность, как мне казалось тогда, наших успехов, очень медленное движение вперед. Если бы я и дальше так к этому относилась, мое душевное здоровье, наверное, сильно расстроилось бы. Но мы с мужем решили взглянуть немножко по-другому, вести отсчет не от того, что в этих условиях могло бы стать с каким-то абстрактным человеком, а от конкретного ребенка с конкретным диагнозом. Что могло бы его ожидать, если б он остался в своей неблагополучной семье или вырос в интернате и был бы потом оставлен на произвол судьбы, поскольку интернаты, школы и детдом занимаются детьми только до 18 лет? А он попал к нам. Да, он закончил не то учебное заведение, которое бы нам хотелось. Да, мы мечтали, что у него будет высшее образование. Но он все-таки закончил, ребенок с тяжелейшими пороками умственного и физического развития писал диплом! Меня это поразило: я сама-то училась-училась – диплом не написала. А он мне говорит: «Купи папку для диплома». И я подумала, что для него жизнь повернулась другой стороной даже не на сто, а на двести процентов. Это, конечно, были и усилия самого ребенка, и наше доброе желание.
Поэтому надо посмотреть, что могло случиться с этим ребенком. Ты ему помог, ты был к нему неравнодушен, и он принял эту помощь, и вот что получилось. А не сравнивать ребенка с абстрактной фигурой, которой нет в природе, и говорить, что у вас не получилось то или это. Мы с супругом пересмотрели свой взгляд на эту проблему, и нам стало легче. И, мне кажется, дети тоже это понимают.
ЕЛЕНА ПИСАРЕВА: Спасибо. Отец Андрей, мы поняли, что дети в основном сложные: это социальные сироты, у которых могут быть проблемы со здоровьем, с психикой. Тем не менее, этим детям нужно дать какой-то шанс в жизни. Как это сделать правильно?
ОТЕЦ АНДРЕЙ: Наиболее правильный способ – это любить их такими, какие они есть. Не надо строить никаких иллюзий, надо использовать время с максимальным толком, потому что дети развиваются очень быстро. Нужно привлекать абсолютно все ресурсы и, в первую очередь, ресурс собственного сердца.
Любовь – это жертва. Не нужно искать никаких наград, не нужно ожидать благодарности, не нужно искать облегчений. Вообще, это крест. Когда люди принимают такое решение, они должны понимать, что это для них – Голгофа. Но на этой Голгофе они обретут совершенно удивительное счастье, и тогда становятся действительно людьми с большой буквы.
ЕЛЕНА ПИСАРЕВА: Давайте узнаем, что сейчас делает наше государство, чтобы поддержать приемных детей и приемных родителей.
ТАТЬЯНА ПОРТНОВА: Мы пытаемся разрешить эту проблему. В частности, готовим приемных родителей к осознанию того, какие трудности они могут встретить на своем пути, и помогаем принять ответственное решение для себя и для ребенка, которого они берут. Мы сейчас организуем так называемые школы для патронатных родителей. Их не так много в Москве, но Департамент семейной политики приступил к реализации этой программы. Туда могут прийти родители, которые хотят оформить опеку, попечительство, либо усыновление ребенка.
ЕЛЕНА ПИСАРЕВА: Давайте объясним разницу между усыновлением и патронатом. Я, например, знаю очень много противников патронатной системы. Я разговаривала с людьми, которые много этим занимаются. Давайте объясним телезрителям, что такое патронат.
ТАТЬЯНА ПОРТНОВА: Усыновление – это когда ребенок полностью берется в семью. Усыновленный ребенок – это твой ребенок.
ЕЛЕНА ПИСАРЕВА: А патронат?
ТАТЬЯНА ПОРТНОВА: Патронат, дальше опека и попечительство. Когда ребенок берется под опеку и попечительство, государство оказывает семье помощь: ежемесячно платит определенные деньги, причем в Москве – это сейчас достаточно серьезные деньги, десять тысяч. Это практически заработная плата, которую получают опекуны. И ребенок воспитывается в их семье.
При патронате же ребенок не обязательно находится в семье постоянно.
МАРИЯ КАПИЛИНА: Особенность патроната состоит в том, что учреждение принимает на работу людей как сотрудников, а для ребенка – это родители. Сроки устройства ребенка в семью определяются потребностями ребенка, а не семьи. Гостевой патронат – это подмена понятия. В гости ребенок может ходить только в ту семью, в которую, как предполагается, он будет устроен на постоянное проживание. Это способ семейного устройства, которое в дальнейшем предполагает возможность перехода. Для людей это гибкая система, при желании они могут стать усыновителями или взять ребенка под опеку. Это решают родители, в зависимости от того, насколько самостоятельными они могут быть, насколько им нужна поддержка.
ЕЛЕНА ПИСАРЕВА: А если желание не возникнет?
МАРИЯ КАПИЛИНА: Они могут оставаться на патронате. Патронат предполагает пакет гарантий со стороны государства. В него входят гарантированная социально-психологическая помощь, материальная помощь и социальная гарантия для ребенка и семьи.
ЕЛЕНА ПИСАРЕВА: Главный упрек патронату, особенно в регионах, – что бедные люди берут детей из-за материальной помощи государства.
МАРИЯ КАПИЛИНА: Я думаю, что проблема меркантильности будет существовать всегда, ее нельзя исключить вне зависимости от системы, это раз. Два: мне не дадут соврать ни приемная мама, ни вообще родители, которые воспитывают детей, что те вложения души, времени, жизненных сил, которые осуществляют люди, принимающие ребенка в семью, просто несопоставимы с денежными затратами. Но самое главное, что подозрения в меркантильности чаще всего следуют со стороны тех, кто, во-первых, никогда бы сам не взял приемного ребенка в семью, а во-вторых, не имеет в своем близком окружении таких людей. То есть, идет какая-то обратная реакция: «А чего это они хотят взять ребенка в семью? Вот я-то не хочу!»
ЕЛЕНА ПИСАРЕВА: Мы сейчас продолжим разговор на эту тему, она очень важная. Александр, вы хотите что-то добавить?
АЛЕКСАНДР ГЕЗАЛОВ: Да. Здесь правильно вы сказали, что для ребенка, когда его взяли под патронат, это фактически его мама, а для детского дома – патронатный воспитатель, то есть человек, который выполняет образовательные, воспитательные, содержательные функции. Это очень важно.
И когда говорят о том, что у человека есть меркантильные планы, желание взять ребенка за деньги, не всегда это действительно так. Люди, которые так говорят, с этим не работают, не являются патронатными воспитателями, не являются, что самое важное, этим ребенком.
Мы все время соблюдаем какие-то свои права, а не смотрим со стороны ребенка. Мы видим своё, что где-то кто-то что-то совершает. Но от этого становится хуже ребенку и человеку, который хочет взять ребенка. Люди приходят, а их обвиняют...
ЕЛЕНА ПИСАРЕВА: Нет, я не про обвинения, а вообще про систему патроната.
АЛЕКСАНДР ГЕЗАЛОВ: …что они хотят взять деньги, а не ребенка. Я думаю, что здесь нужно быть очень осторожным.
ТАТЬЯНА ПОРТНОВА: Система семейных ценностей, вообще ценностей человеческих останется надолго. У нас даже по многодетным семьям, и то проблема: вот вы рожаете детей, а что вы с этого хотите? Да ничего не хотят! Люди хотят иметь здоровую, нормальную семью.
ЕЛЕНА ПИСАРЕВА: Я вам объясню, почему я задаю этот вопрос. Я пока не определила своё отношение к патронатной системе, но сталкивалась с разными точками зрения: людей, которые занимаются патронатом, людей, которые работают в приюте... Многие выступали категорически против. Поэтому я бы хотела здесь, в студии нашей программы понять, кто среди нас за патронат, а кто против.
АЛЕКСАНДР ГЕЗАЛОВ: Может, голосовать будем?
ЕЛЕНА ПИСАРЕВА: Ну, не голосовать… Скажите, вы за патронатную систему?
АЛЕКСАНДР ГЕЗАЛОВ: Я за все формы устройства детей в семью, за все! Потому что сейчас в России миллион детей сидят на подоконниках и ждут, когда их возьмут в семью. Чем больше всевозможных форм и родителей, тем лучше ребенку!
ЕЛЕНА ПИСАРЕВА: Ирина Вячеславовна, ваше мнение?
ИРИНА ПОЛЕЖАЕВА: Моё мнение очень простое. Поскольку я училась в юридическом институте – хотя, к сожалению, не доучилась, – то я бы, наверное, так сформулировала: было бы очень хорошо, если бы законодатели четко обозначили разницу. И тогда мы могли бы выбирать, что мы хотим.
Например, у нас есть имущество, но нет и не может быть детей. Мы берем ребенка, усыновляем-удочеряем его, и он становится полным владельцем этого имущества. Мы не получаем никакой зарплаты за эту работу. И государство тоже, по-моему, при усыновлении ограничивается единовременным пособием. Это вот такая форма.
Дальше идет, допустим, приемная семья, опека. Когда опекун – как правило, это родственник – безвозмездно выполняет свои обязанности, но государство дает десять тысяч в месяц на содержание ребенка и 700 рублей на оплату коммунальных услуг. При этом будет приоритет его права на получение путевок. Так должно быть, наверное.
Другая форма: приемный родитель получает деньги за свою работу – это его заработная плата – и деньги на питание, содержание ребенка. Но не получает денег на квартплату.
Патронат... Вот что такое патронат? С одной стороны, он очень похож на приемную семью: родители берут ребенка, он называет их папой и мамой, родители получают зарплату так же, как приемные. Но учреждение, из которого они берут ребенка, имеет право давать детей на патронатную форму, и как бы солидарно с ними в ответственности за этого ребенка.
ЕЛЕНА ПИСАРЕВА: Я не пойму, кто несет ответственность в этой ситуации? Она разделена? Кто несет ответственность за ребенка – детский дом или патронатная семья?
ИРИНА ПОЛЕЖАЕВА: Вот смотрите, если у меня проблема, я сама иду к эндокринологу, в префектуру. Меня будут обижать – я приду к Татьяне Портновой в Думу, напишу на всех записку. В данном случае я обращусь в социальную службу патроната этого учреждения, и они будут взаимодействовать с этими органами, меня от этого избавят. Лучше это или хуже – это другой вопрос.
Я согласна, что хорошо, когда ребенок обретает семью. Он должен найти семью, а как это будет называться, ему совершенно не должно быть важно. Но законодателю надо продумать, чтобы разные формы не вызывали друг у друга зависти и не конкурировали.
Вот, например, такой случай. Родители предпенсионного возраста потеряли ребенка, хотели бы усыновить. Но они говорят: «Мы через несколько лет будем пенсионерами, мы материально его не поднимем. Мы хотим опереться на государство, на его помощь».
ЕЛЕНА ПИСАРЕВА: Это понятно.
ИРИНА ПОЛЕЖАЕВА: Значит, пусть они выберут ту форму, которая им подходит, это раз. Второе, может быть, не совсем в тему: вы сейчас сказали, что будет школа приемных родителей. Это очень здорово, но наша семья существует уже 19 лет, и я очень боюсь государственного произвола, когда государство хочет как лучше, а получается как всегда. Я боюсь, что людей будут насильно тянуть в эти школы за уши и за волосы. И это уже есть. Говорят: «Нет, вы у нас пройдете!» – «Да я вон там прошел, у меня удостоверение!» – «Нет, это не действительно. У нас пройдете, сдадите экзамены, поедете в палаточный лагерь, там поживете, а мы на вас посмотрим».
ЕЛЕНА ПИСАРЕВА: Я хочу узнать мнение отца Андрея.
ОТЕЦ АНДРЕЙ: У нас при детском доме тоже создана служба сопровождения.
ЕЛЕНА ПИСАРЕВА: У вас не государственный детский дом?
ОТЕЦ АНДРЕЙ: У нас не государственный детский дом, но мы живем по всем нормативам государства: представляем все отчетности, лицензируемся, кредитуемся точно так же, как любое государственное учреждение. Практически ничем не отличаемся. Поскольку у нас при детском доме храм, утро начинается и заканчивается молитвой. А так, в общем, обычное учреждение, правда, с немножко необычным отношением к детям.
Итак, по поводу службы сопровождения. Самая главная наша задача – не напугать потенциальных усыновителей, когда они к нам приходят. Если мы сразу вывалим весь ворох проблем, с которыми придется столкнуться, то любой нормальный человек просто впадет в ступор и еще двадцать раз подумает. А когда рассказываешь потихонечку, знакомишь с детьми, показываешь, какие они хорошие, только, может быть, немножечко другие, тогда человек постепенно привыкает к масштабности той проблемы, которую придется ему взвалить на плечи.
Родителям надо помогать. Конечно, закон у нас обычно режет по живому. Какой бы он ни был, всё равно он будет ущемлять те или иные права. Невозможно создать закон, который удовлетворил бы всех. Просто я надеюсь, что в службах сопровождения будут работать адекватные люди.
ЕЛЕНА ПИСАРЕВА: Отец Андрей, вы сказали про «необычное отношение» к детям. Это что значит?
ОТЕЦ АНДРЕЙ: У нас детский дом семейного типа. Поскольку детей было очень много и невозможно было их устроить в приемную семью, то мы решили, что мы эти семьи смоделируем. У нас многоквартирный дом, в каждой квартире проживает семь детей, бывает восемь. Они сами себе готовят, каждая «семья» живет на своем бюджете. С ними постоянно находится педагог, все 24 часа.
ЕЛЕНА ПИСАРЕВА: Как эти дети к вам попадают, батюшка?
ОТЕЦ АНДРЕЙ: По направлению департамента образования Костромской области.
ЕЛЕНА ПИСАРЕВА: То есть их к вам отправляет государство?
ОТЕЦ АНДРЕЙ: Обязательно. Мы не можем отбирать детей. Если мы будем осуществлять отбор, то окажутся ущемлены права тех детей, которых мы не в состоянии принять. Мы чисто юридически не можем это делать. Может быть, и хотелось бы, но, с другой стороны, тут уже кого Бог прислал, за тех и спасибо. Потому что глазами любого ребенка на тебя взирает Христос.
ЕЛЕНА ПИСАРЕВА: Спасибо.
АЛЕКСАНДР ГЕЗАЛОВ: Я хХотел еще вот какую мысль сказать. Адаптация выпускников сиротских учреждений после выхода из детского дома фактически на сегодняшний день равна нулю по всей России. 90% из них – это люди, которые потом влачат жалкое существование, даже отучившись в ПТУ, но имея жилищные, эмоциональные, психологические, статусные проблемы и так далее. Например, у нас есть один священник, отец Григорий Михневич. Из детского дома вышло 11 ребят, сейчас в живых он остался один, других уже нет. Из нашего детского дома вышло 13 ребят, из них сейчас на этом свете отсался только я.
ТАТЬЯНА ПОРТНОВА: Разрешите мне рассказать, как в мы Москве пытаемся решить эту проблему. Мы предоставляем выпускникам детских домов жилплощадь.
АЛЕКСАНДР ГЕЗАЛОВ: Но не везде в России дают квартиры!
ТАТЬЯНА ПОРТНОВА: Вот мне хотелось бы, чтоб это было везде в России...
АЛЕКСАНДР ГЕЗАЛОВ: Пока такого нет.
ТАТЬЯНА ПОТРНОВА: ...чтобы так же, как в Москве, выпускникам детских домов предоставляли жилплощадь. Мало того, мы сейчас эту жилплощадь оградили государственными, так сказать, барьерами: ее нельзя первое время приватизировать.
ОТЕЦ АНДРЕЙ: Я бы рассказал, что происходит в России, в глубинке.
ЕЛЕНА ПИСАРЕВА: Что же происходит в России?
ОТЕЦ АНДРЕЙ: Жуть полная! Например,когда ребенок поступает в детский дом, у него есть бумага о сохранении жилья. Что это за жильё? Жильё в деревне, а этой деревни уже нет. Или дом, может быть, стоит, но на этой жилплощади проживает мама, и там бомжатник, жуткое дело!
АЛЕКСАНДР ГЕЗАЛОВ: А потом ребенок должен туда вернуться.
ОТЕЦ АНДРЕЙ: Ребенок там прописан, и он возвращается в этот притон. А другого жилья ему не дадут, потому что Костромская область на 75% на дотации федерального бюджета, и, соответственно, все районы Костромской области на дотации областного бюджета. Поэтому жилье просто не строится. Ребенку нужно ждать не знаю сколько лет для того, чтобы получить свой угол.
И потом существует статистика Генпрокуратуры: каждый десятый выпускник детдома кончает жизнь самоубийством, 40% спивается в ближайшие три года, 40% попадает в тюрьму, и лишь только один из десяти мало-мальски социализируется. Это средняя статистика по государственным детским домам. Статистика жуткая! Она может варьироваться в ту или иную сторону, но не значительно.
ЕЛЕНА ПИСАРЕВА: Какой вы видите выход, отец Андрей?
ОТЕЦ АНДРЕЙ: Надо очень серьезно заниматься проблемами выпускников, дальнейшим их сопровождением. Если ребенок в 16-17 лет не может освоить программу 10-11 класса, он уходит в ПТУ, и вот он уже никому практически не нужен, за ним прекращается надзор. Например, как я за своими детьми слежу: держу их крепко, сопровождаю. В ПТУ они вроде как под опекой находятся, у них формально есть опекуны, но…
АЛЕКСАНДР ГЕЗАЛОВ: Они их не знают.
ОТЕЦ АНДРЕЙ: Они их не знают, это чистая фикция! И потом, еще момент: у 17-летнего выпускника детского дома задержка психического развития, по уровню развития он – 12-13-летний ребенок. Он ничего не знает!. В обычном детском доме для них проводятся какие-то формальные занятия по ознакомлению с законом, с правами, но у них в голове ничего не остается.
ИРИНА ПОЛЕЖАЕВА: Я бы дополнила. Безусловно, Москва очень хорошо обеспечивает детдомовцев, наверное, нельзя сравнить ни с одним регионом. Но вот уже 19 лет мы наблюдаем выпускников из приемных семей и детдомовских, поскольку они, бвает, дружат, живут на одних этажах, и так далее. Совершенно верно сейчас сказали о том, что их биологический возраст не соответствует психологической зрелости. Государство выпускает их в 18 лет и говорит: «Вы можете избираться, избирать сами, быть избранными, и так далее». А на самом деле перед нами большая физическая масса детей с психологическим возрастом 10-12 лет и точно таким же сознанием. И они, конечно, пропадают, даже получая жилье.
ЕЛЕНА ПИСАРЕВА: Я прошу прощения, мы должны отпустить Татьяну. Татьяна, спасибо огромное за то, что вы пришли к нам в студию. Всего доброго!
АЛЕКСАНДР ГЕЗАЛОВ: Я бы хотел добавить еще вот что. Все-таки проблема выпускников детских домов до сих пор в России не изучена и не поднята на ту высоту, которая необходима. Большое количество детей действительно попадают в следственные изоляторы, во всевозможные притоны, и так далее. Сопровождение как таковое в России до сих пор не узаконено. И вот как раз тут на помощь может прийти общество. Я, как бывший воспитанник детского дома, понимаю выпускников, но часто ли понимает тот, кто сам не является выпускником детского дома? Он должен дать абстрактный совет, сказать: сходи сюда, туда позвони, вот тебе телефончик такой-то службы. Это ли надо ребенку? Его, грубо говоря, надо взять за руку и провести по тем местам, где он потом будет соприкасаться со средой, в которой будет жить. Сегодня этого не делается, и ресурсов таких у детского дома нет. В районных и региональных детских домах чаще всего один воспитатель на 30 детей. Что ему делать? Он же не может разорваться.
И вот как раз решением таких проблем может быть раннее устройство воспитанника детского дома в семью. Чтоб потом у него не было этого «гаврошевского барьера», когда ребенок выходит из детского дома и чувствует себя, как зэк из песни Высоцкого: «Мне вчера дали свободу. Что я с ней делать буду?» Свободу надо давать таким образом, чтобы он в ней не задохнулся, а вдыхал ее полной грудью, уже находясь в семье. Это очень важно!
МАРИЯ КАПИЛИНА: Да, чтобы для него свобода не приравнивалась к одиночеству и выброшенности.
АЛЕКСАНДР ГЕЗАЛОВ: Вот именно, к одиночеству. Ребенок, который забивается в угол в общежитии и выглядывает оттуда, как зверенок.
ОТЕЦ АНДРЕЙ: Есть такое понятие – «модель выпускника».
ЕЛЕНА ПИСАРЕВА: Что это такое?
ОТЕЦ АНДРЕЙ: Это государственная формулировка, каким должен быть выпускник наших учреждений.
АЛЕКСАНДР ГЕЗАЛОВ: Это стандарт навыков.
ЕЛЕНА ПИСАРЕВА: Что за стандарт?
АЛЕКСАНДР ГЕЗАЛОВ: Уметь постирать носки, надеть трусы, найти вокзал, и так далее. Такой набор приспособлений для маугли, который вчера был в джунглях, а сегодня вышел на улицу. Ведь на самом деле количество детей, которые оказываются потом во всяких ОПГ, никто не считает, эти дети пропадают.
На днях задали вопрос: «Куда деваются выпускники детских домов?» Никто не смог ответить. Потому что никуда, нет среды, в которую они могли бы быть помещены. Вот говорят, в Москве они не вписываются, не совпадают с ритмом города, с ритмом жизни других людей. Дети в семье привыкли: утром встал, почистил зубы, посмотрел на маму, улыбнулся, получил 20 рублей, пошел в школу. А в детдоме нет ритма жизни как такового. Надо сделать всё, чтобы ребенок оказался в семье замечательных людей. А так, он в детском доме был, вышел, и опять новый «детский дом» – тюрьма.
ИРИНА ПОЛЕЖАЕВА: И на него всё обрушилось: как позвонить, как сказать...
ЕЛЕНА ПИСАРЕВА: Отец Андрей, Александр сказал, что все мы должны что-то сделать для решения этой проблемы. Средства массовой информации в последнее время всё время призывают усыновлять детей...
ОТЕЦ АНДРЕЙ: Хочу дать небольшой комментарий.
ЕЛЕНА ПИСАРЕВА: Да, пожалуйста.
ОТЕЦ АНДРЕЙ: Я целиком согласен с мнением Александра, что мы должны распределить всех детей в семьи. Но этого нам никогда сделать не удастся, мы должны быть реалистами.
ЕЛЕНА ПИСАРЕВА: В ближайшее время – да.
ОТЕЦ АНДРЕЙ: Детские дома, приюты существовали со времен Ярослава Мудрого, и они будут существовать и дальше. Другое дело, что нужно серьезно подумать о том, чтобы их сделать другими. Совершенно по-другому взглянуть на проблему выпускников этих учреждений, совершенно по-иному взглянуть на приемных родителей, на их права, на сопровождение государства. Не так, что буква закона прописана – и всё, дальше они, бедные, тычутся из одного ведомства в другое. Это проблема очень длительного диалога, но диалог нужно было начинать еще лет десять назад.
АЛЕКСАНДР ГЕЗАЛОВ: Сто лет назад!
ОТЕЦ АНДРЕЙ: Сто лет назад, да. И нужно, чтобы в этом диалоге участвовали не чиновники, которые принимают законы, а люди, которые реально соприкасаются с этой проблемой ежедневно, у которых она прошла через сердце и там оставила глубокие шрамы.
ЕЛЕНА ПИСАРЕВА: Да, спасибо. Ирина Вячеславовна, у нас разговор получился сложный и грустный, проблем очень много. Но, все-таки, есть что-нибудь оптимистичное?
ИРИНА ПОЛЕЖАЕВА: Приемных семей стало намного больше по сравнению с прошлым годом. Я думаю, это оптимистичный факт.
ЕЛЕНА ПИСАРЕВА: Вы бы взяли еще ребенка?
ИРИНА ПОЛЕЖАЕВА: Я завтра еду еще подбирать.
ЕЛЕНА ПИСАРЕВА: Что бы вы посоветовали людям, которые собираются стать приемными родителями?
ИРИНА ПОЛЕЖАЕВА: Я бы посоветовала очень хорошо, взвешенно посмотреть на это своё желание, соразмерить свои силы. И если они чувствуют, что они очень хотят так жить – а это действительно крест, я с этим полностью согласна, – то ничего не надо бояться. Надо идти, брать ребенка и проживать ту жизнь, какую суждено. Больше я ничего не могу сказать.
ЕЛЕНА ПИСАРЕВА: Спасибо вам и низкий поклон за тот крест, который вы несете!
Отец Андрей, в завершение нашей программы – вам слово. Что бы вы могли сказать людям, которые собираются стать приемными родителями?
ОТЕЦ АНДРЕЙ: Десять раз подумать, взвесить – правильно ли, нужно ли. Как написано в Евангелии, прежде чем строишь башню, посчитай количество строительного материала и рассчитай тщательно инженерный проект, дабы башня не завалилась. Взвесьте, хватит ли собственных сил. В первую очередь, нравственных, внутренних сил. Многие считают, что главное – это материальный достаток. Ничего подобного! Достатка Господь даст столько, сколько надо. Более того, не хватит того, что даст Господь, – и мы своё сердце распахнем для того, чтобы помочь другому человеку. Это совершенно вторично, об этом даже думать не надо. В первую очередь, нужно посмотреть в собственное сердце, готово ли оно на жертву любви. Именно в этой жертве любви заключается наивысшее счастье нашего бытия здесь, на земле. И награда за нее будет еще здесь.
ЕЛЕНА ПИСАРЕВА: Спасибо вам всем за то, что вы пришли к нам в студию!
Это был «Русский взгляд» на проблемы приемных родителей, и я – Лена Писарева. Продолжим разговор на эту тему у наших друзей на сайте журнала «Фома», и у нас на сайте Третьего канала, а так же на радиостанции «Говорит Москва».
«Русский взгляд» – это о России! Что будет дальше – увидим!
