«Я хору говорю: „Деточки, может, Господь соберет нас там петь“», — руководитель Кубанского народного хора Виктор Захарченко

«Парсуна» — авторская программа на канале «СПАС» председателя Синодального отдела по взаимоотношениям Церкви с обществом и СМИ, главного редактора журнала «Фома» Владимира Легойды.

Ведущий: Здравствуйте, уважаемые друзья! Мы продолжаем писать «парсуны» наших современников. И сегодня у нас в гостях Виктор Гаврилович Захарченко. Виктор Гаврилович, дорогой, здравствуйте!

В. Захарченко: Здрасьте, здрасьте! Христос воскресе!

Ведущий: Воистину воскресе Христос! Перед тем как мы к первой теме перейдем, их у нас всего пять: «Вера», «Надежда», «Терпение», «Прощение», «Любовь», я всегда задаю такой первый вопрос: как вы сегодня, вот прямо здесь и сейчас, отвечаете на вопрос «кто вы»?

В. Захарченко: На вопрос этот я отвечаю, наверное, так: я — художественный руководитель Кубанского казачьего хора. Это вот первое, поскольку я работаю уже 49-й год. И поскольку я не просто работаю, а я счастливый человек, что я знаю свое предназначение, знаю смысл моей жизни, знаю ее промысел, который и привел меня в Кубанский казачий хор, и я уже 49-й год здесь. Но до того тоже был очень путь промыслительный, да? Я прожил в станице… то есть я как бы родился перед войной и очень испытал то, что называется началом нашей Великой Отечественной войны 41-45-го года. Я родился в станице Дядьковской Корёновского района Краснодарского края.

Ведущий: Да.

В. Захарченко: Мы были как раз в оккупации. Я знаю, что такое оккупация. Я, например, в три годика последний раз видел своего отца. Он ушел, когда… Значит, ушел, так сказать, его увели…

Ведущий: Его объявили пропавшим без вести, да?

В. Захарченко: Да. И 18 ноября уже пропал без вести. И поэтому детство было такое, значит, сиротское — с голодом, с холодом, с теми ненастьями, которые мы испытали сейчас. Когда видишь вот, что там, на Донбассе и в этих республиках творится — мы все это тоже испытали на себе. Но самое главное: я там формировался как художник, потому что с утра до вечера люди пели. Они в песнях исповедовались, они пели, вы знаете, на разрыв аорты, они пели настолько проникновенно, и мне казалось: вот так и петь надо. И я это слышал 18 лет и только потом начал учиться нотам. И вот поэтому, скажем, я знаю, что Господь мне послал учителей — выдающегося хормейстера русского Владимира Николаевича Минина. И в противовес дал ученого с мировым именем, патриарха советской фольклористики. Ученик Асафьева известный он, так сказать…

Ведущий: Да.

В. Захарченко: …нашего, так сказать, выдающегося академика. И вот когда это все начинаешь осознавать, зачем это, и ты понимаешь смысл твоей жизни. И когда понимаешь смысл твоей жизни, становится легко, и те вопросы, которые у вас — вы их задаете всегда, я многие смотрел ваши передачи…

Ведущий: Спасибо.

В. Захарченко: …с превеликим удовольствием, — конечно, это вопросы очень глубокие, очень насущные, и на них точно каждый из нас должен дать ответ для себя. Проверить где-то и понять.

Ведущий: А вот скажите, пожалуйста, Виктор Гаврилович, вы сказали, что вы человек, который знает свое предназначение, да? А когда вы его осознали?

В. Захарченко: Значит, если конкретно, то Кубанский казачий хор, вот с таким названием, родился в 36-м году. Первым художественным руководителем Кубанского казачьего хора был Григорий Митрофанович Концевич. Это тоже я знал. И когда я получил вот назначение, это была на самом деле моя мечта. Я казак, так сказать, по рождению…

Ведущий: Да.

В. Захарченко: …понимаете, поэтому моя мечта — казачьи песни я знал — ура! мечта исполнилась. Но потом, когда я заинтересовался историей Кубанского казачьего хора, вдруг я увидел следующее — для меня было поразительно. Мне говорили, что до революции здесь был хор хороший, хор и так далее. Но то ж до революции. Я понимал: то ж другой хор, при чем тут хор? А когда оказалось, что до революции был певческий хор и что регентом этого хора был Григорий Митрофанович Концевич. Потом, скажем, был еще один — Яков Михеевич Тараненко. Это регенты того войскового певческого хора, который был до революции, который, я считал, ну, какой-то там хор был, ну, может, хороший…

Ведущий: Да.

В. Захарченко: …но меня это не очень интересовало. А когда я узнал, что первый художественный руководитель, Григорий Митрофанович Концевич, он подготовил программу. А поскольку человек… так сказать, новая власть по-новому метет…

Ведущий: Да.

В. Захарченко: …власть безбожная, вы знаете, он подготовил программу, его арестовали и расстреляли, понимаете. И когда он был расстрелян, вместо… после него пришел его уже ученик — Яков Михеевич Тараненко. Причем они оба учились, оказывается, немало, знаете, в Петербургской консерватории, и причем, вы знаете, у таких учителей, как Римский-Корсаков, и прочие выдающиеся имена известные. Я когда прочитал — ну не может быть! Слушайте, ну неужели?..

Ведущий: А вы это уже изучали после того, как вас назначили руководителем, да?

В. Захарченко: Да, уже после того, когда я узнал. И я тогда поставил себе самую главную задачу. Когда я понял, что это мы — прямое продолжение, потому что пришли те же самые люди, не просто…

Ведущий: И что не в 36-м году хор создали?

В. Захарченко: Его расформировали, и было изгнание, вообще, поголовное истребление казачества. Это известный декрет, подписанный и все прочее.

Ведущий: Да.

В. Захарченко: Это был как раз 20-21-й год. Вот тогда было так строго: кто не сдал инструменты — революционный трибунал. Сразу, понимаете? Документы все у меня есть. Было время просто жуткое. И вот, значит, одна часть ушла в изгнание, одна часть осталась здесь. Вот Григорий Митрофанович и Яков Михеевич Тараненко остались здесь.

Ведущий: Понятно, да.

В. Захарченко: Я тогда понял, мы ж об этом никто не знает, и я решил докопаться то, что называется, до истины.

Ведущий: …До истины.

В. Захарченко: Откуда что. И когда я начал читать, и там масса, масса имен — погибших, расстрелянных, замученных. Скажем, войсковой священник Кубанского казачьего войска, значит, был расстрелян, автор гимна «Ты, Кубань, ты наша родина. Дальше — очень многие были расстреляны, расстреляны, расстреляны. И огромнейшие все эти списки. И я тогда понял так, что: а те, кто пришли художественным руководителем, да?  Они ж остались в душе с Богом.

Ведущий: Да.

В. Захарченко: И так сказать, он новой власти, так сказать, не подходит. И поэтому когда Григория Митрофановича, назначили, ему уже сказали: «Ты видел твоего предшественника? С тобой будет то же самое».

Ведущий: То же самое.

В. Захарченко: А до того ведь были, знаете, были крестные ходы в 20-м году, причем их проводили, вот оба они проводили. Приезжал Троцкий (Бронштейн) — и они выходили против антихриста Бронштейна, понимаете, как? Поэтому я когда посмотрел: такая драматическая, такая страшная история — и славная история. Потому что, скажем, они все это пронесли. И даже когда были в изгнании, за рубежом, свершили духовный гражданский подвиг.

Ведущий: Подвиг.

В. Захарченко: Они там десять лет сохранили свой войсковой певческий хор и побывали ни много, ни мало, например, во всех странах, скажем: Америка, все латинские страны, все эти самые страны европейские. А потом уже, когда я пришел в Кубанский казачий хор, вот со мной Кубанский казачий хор побывал на всех пяти континентах, более ста стран. Более того, когда мы едем туда, мы всегда готовим какую-то песню на языке той страны, куда мы едем.

ВЕРА

Ведущий: Я хочу продолжить. Вот то, что вы стали говорить, вот вы стали изучать – и через это, так понимаю, предназначение свое обретать.

В. Захарченко: Да.

Ведущий: Но вас назначили — это 74-й?..

В. Захарченко: Да.

Ведущий: …год? А как тогда — в тот момент ведь невозможно было это все изучать? Это уже позже вы смогли или вы где-то находили какие-то?..

В. Захарченко: Нет, конечно, позже.

Ведущий: Позже уже, да?

В. Захарченко: Позже. Ну, когда мне краеведы говорили, я это пропускал…

Ведущий: То есть ну так, да.

В. Захарченко: …безразлично. Ну был там хор, ну хорошо. Но ясно уже — то ж когда-то давно. Ясно, что те люди — их давным-давно уже нету, что там было, понимаете?

Ведущий: Да, нету, еще другая история, да.

В. Захарченко: Я был равнодушный как бы. А вот когда я узнал, что это конкретно, и когда это уже в Кубанском казачьем хоре, а он же как бы советский. А оказывается-то, значит, он пришел с того самого хора, который ты, дескать не знал. И я тогда понял. Поскольку у нас в России было 12 казачеств, понимаете? И все казачества без исключения забыли прошлое — то, которое было до революции. Ну, по разным причинам, да? Так сказать, белые, красные, красные казаки, переделали, боролись. Было более воинственное — как это? Воинственный вот этот атеизм, да?

Ведущий: Атеизм, да.

В. Захарченко: Кстати, его возглавляла Крупская, жена Ленина.

Ведущий: Да.

В. Захарченко: Это было в Краснодаре, причем там у меня документы еще есть, это все страшное. Так вот когда я узнал, что это мы, по существу… наше подлинное первоначальное имя – это Певческий хор Кубанского казачьего хора…

В. Захарченко: …Тогда я понял. А знаете, когда это начали переделывать – его делали сначала советский, потом еще какой-то делали, чтоб назвать – убрать слово «церковный», «певческий», понимаете, как? А хор ведь, смотрите: был еще симфонический оркестр и духовой оркестр. Оказывается, тот Певческий хор творил чудеса. Особенно мне стало понятно, что если они учились в Петербурге, очно учились и у самых знаменитых, там, наших дирижеров, учителей, Поэтому это не были такие самоучки, - знаете? – самодеятельность. Это были очень профессиональные люди. И поэтому я тогда делал все, чтобы сохранить историю. И мы официально являемся на уровне законодательства, на основе того, что это было подписано, так сказать, когда казаков уже, так сказать, помиловали, да?..

Ведущий: …Реабилитировали.

В. Захарченко: …Реабилитировали. И вот, так сказать, после этой реабилитации нашелся, так сказать, в законодательном собрании глубокий человек, который в законодательстве советском делал, что мы являемся продолжателями того Войскового певческого хора с 1811 года. И что мы должны делать? Мы должны всячески, скажем, вот это все духовное, культурное наследие наших предков соединить с сегодняшним днем. Я прочитал, думаю: вот это я должен делать..

Ведущий: Скажите, а правильно я понимаю, что ваш личный приход к вере и к Церкви — он тоже с этим связан, с историей хора? Или не совсем?

В. Захарченко: Значит, я скажу: нет, приход к Церкви — это было раньше. У меня и отец, и мама были круглые сироточки, то есть ни отца, ни матери.

Ведущий: Да. В. Захарченко: Понимаете, да? Маму в шесть лет забрал батюшка.

Ведущий: Батюшка, да, я читал.

В. Захарченко: Батюшка — отец Тихон в поселке…

Ведущий: Она даже вас назвала Виктор, потому что у батюшки был сын Виктор.

В. Захарченко: Правильно, вот видите! Да. Значит, Владимир Романович.

Ведущий: Да.

В. Захарченко: Я скажу, а потому что у меня дядя Роман. Вот тоже имена. Вот правильно. И вот, знаете, мама сама рассказывала: она захватила то время, когда была «пятилетка безбожия», как это называлось.

Ведущий: Да-да-да.

В. Захарченко: Она говорит: «А батюшка все на колюшках, на коленях стоит и молится, и молится, и молится, понимаешь». Вот. И она это видела и впитала сама, понимаете, как? И оно, бесспорно, вот оно шло, от матери все шло.

Ведущий: Да, от мамы, конечно.

В. Захарченко: Время ж было, советское время, и мама видела, когда этого батюшку, Тихона, пришли, там, чекисты, забрали и босиком по снегу проводили. И как заголосила матушка, и все детки, и она. И она опять осталась одна. И вот она тогда, долго рассказывать, она подалась на Кубань и уже на Кубани, так сказать, осела — и слава Богу. Так что, скажем, это пришло оттуда.

Ведущий: Оттуда, из детства.

В. Захарченко: А вот когда я начал в консерватории учиться, в Новосибирской консерватории…

Ведущий: Да.

В. Захарченко: И когда мы начали учить, это, атеизм, да, и по библии для неверующих. Есть такая библия.

Ведущий: Да-да-да.

В. Захарченко: Поскольку я же старался получить пятерку – я все это вызубрил, да: Бога нет, придумали, там, попы, это все неправда, я же выучил, вызубрил. Я готов идти защищать — бросаться, так сказать, на амбразуру, против пулемета. И когда я приезжаю из консерватории: «Мама!» — «Ой, Божечка, Витя приехал, Витя приехал!» Представляете, сын: «Мама, ты что говоришь? Наука давно знает…»

Ведущий: Доказала.

В. Захарченко: «…доказала, что вашего Бога нет». Мама, которая нигде не училась, какая она… И вот тогда она сказала: «Витя, Витя, я сама Бога бачила!» Она говорила на диалекте нашем украинском.

Ведущий: Да-да-да.

В. Захарченко: Я думаю: ну как это? Колхозница, неграмотная, как она может видеть?

Ведущий: Как она может видеть?

В. Захарченко: А я-то знаю. Конечно, мне потом, пришло время, не просто стыдно, я просто плакал и все, то хочешь, - как я мог? Тогда, понимаете, такой всезнайка: «Наука доказала». Какая наука? Кому же? И что это вековая борьба эта идет — не столетиями, тысячелетиями, веками, тысячелетиями идет. Поэтому, оказывается, это все намного, намного сложнее, чем мне казалось тогда. У нас случилось в хоре, один был такой сигнал. Случилось в хоре. Хор уже, так сказать, мы уже ездили за границей, хор знаменитый, получал всякие награды…И вдруг у нас, значит, один из артистов, так сказать, Витя Крохмаль, умер. И надо было — в храм принесли же его отпевать, да?

Ведущий: Отпевать, да.

В. Захарченко: И батюшка, отец Дмитрий, протоиерей, говорит: «Давайте и вы “Вечную память”, так сказать, подпойте ему». А я говорю: «А мы не знаем». — «Вы не знаете “Вечной памяти”? Вы своему брату не можете спеть? Грош вам цена с вашими гастролями, с вашими наградами!» Правда абсолютная резанула — так это ж правда: стоим, артисты голосистые, и не можем спеть в гробу лежащему нашему. Это не передашь, понимаете, не передашь.

Ведущий: Да.

В. Захарченко: И вот как оно дальше, надо же — приезжает Святейший Патриарх Московский и всея Руси Алексий Второй, да? Причем тоже, знаете…

Ведущий: Он же вам сказал, что…

В. Захарченко: Да, да, да.

Ведущий: …надо петь в храме.

В. Захарченко: Понимаете, причем интересно – тогда ж Екатеринодар, значит, сорок лет назад туда приезжал Алексий Первый…

Ведущий: Первый.

В. Захарченко: А здесь уже Алексий Второй. Представляете? Ну это просто потрясающе. И вот когда он приехал, он нас благословил петь в храме, и с тех пор мы…

Ведущий: И вы в этот же день пошли петь, Хотя…

В. Захарченко: Да, понимаете, и с тех пор мы начали. В первый раз, так сказать, он нам благословил. Значит, он приехал в аэропорт, мы его встречали. Встреча была у нашего атамана Громова, генерала нынешнего.

Ведущий: Да.

В. Захарченко: А потом он пригласил нас в храм. Я, правду сказать, вы знаете, я задрожал так, такое, я не знаю, я боюсь — не там ступлю. «Вы не беспокойтесь, вам скажут». Ну, я думаю: это когда-нибудь. А это было часа в два днем. А он говорит: «В пять часов будет вечерняя служба — давайте приходите».

Ведущий: (Смеется.)

В. Захарченко: Я говорю: «Нет-нет-нет, я не знаю, мы, это самое…»

Ведущий: Через три часа!

В. Захарченко: «Вам скажут!» И вы знаете — и слава Богу. Мы пришли, мы спели. Кстати, мы спели там «Стихиру всем русским святым, в земле Российской просиявшим», понимаете, он очень любил вообще вот это песнопение известное. И мы там пропели — и все. Потом он сказал доброе, хорошее слово, и вы знаете, и тогда пришла, так сказать, смелость, и на самом деле мы с той поры начали петь в храмах Краснодара, в разных храмах Краснодара. Потом пришло время, когда мы уже, так сказать, многажды раз приезжали сюда всегда и в московских храмах, начиная с Храма Христа Спасителя.

Ведущий: А скажите, пожалуйста, Виктор Гаврилович, вот ощущение ваше личное чем отличается от того, когда вы в храме поете и на сцене? Это же разные ощущения?

В. Захарченко: Естественно, разные. Все, что на сцене, это земное. Все, что в храме, это небо.

Ведущий: Небо, да.

В. Захарченко: Вот это самое главное. Поэтому ощущения разные. И я сейчас вот тем, которые… я говорю: «Вы заходите в храм послушать». Вот то, что мы поем в храме, вот, знаете, этой информации нигде нет. Кто знает, что мы пели, например, в русском храме в Париже? А службу вел очень известный митрополит, он, так сказать, сегодня окормляет все казачество — Ставропольский и Невинномысский, Кирилл. Что мы пели, например, в Риге в Кафедральном соборе. Там митрополит Александр.

Ведущий: Да.

В. Захарченко: Мы пели в Сербии, в Белграде службы. То есть мы участвуем в литургии. И вы знаете, я думаю, многие хоры, так сказать,  и профессиональные, и академические, участвуют. Но если они участвуют разово, а в самóм, так сказать, утреннем и вечернем богослужении — нет. Поэтому я тогда вот ступил на путь запретный, а в Конституции у нас было ну, известно, что: вера отделена, Церковь отделена от государства…

Ведущий: Да-да-да, от государства.

В. Захарченко: И все прочее. И я по существу на самом деле нарушал, с этой точки зрения можно ко мне придраться. И тот, кто придирался, он бы выступил: на самом деле не положено, мы государственный коллектив…

Ведущий: Да.

В. Захарченко: Мы за это получаем зарплату.

Ведущий: Да.

В. Захарченко: Как же так? И выводы могли быть. Но Господь Бог миловал. Понимаете, все получилось. А вот сегодня обновленная Конституция, благодаря, конечно, нашему президенту Владимиру Владимировичу. Мы же, во-первых, «Россия — священная наша держава».

Ведущий: Да, правильно.

В. Захарченко: Очень важно. Ввел слово «Бог». Это ж надо — слова «Бог» не было. «Богом хранимая наша земля». Теперь я понимаю, и мы опираемся на наше духовное наследие, а духовное наследие русского народа — Православие. Ислам опирается на ислам. Поэтому опираемся на наше духовное наследие народа России, у нас многонациональный народ и многоконфессиональный народ, и на наши традиции, наши обряды.

Ведущий: А вот скажите, пожалуйста, Виктор Гаврилович, — как раз про традиции, обряды. Я читал, что репетиции Кубанского хора начинаются с молитвы.

В. Захарченко: Обязательно.

Ведущий: А когда это началось? Сколько лет назад?

В. Захарченко: Сколько лет назад? Да ну как? Много.

Ведущий: Много.

В. Захарченко: Но я хочу сказать, вы знаете, первый раз, когда мне стало стыдно после того, как умер тот самый…

Ведущий: Да-да-да.

В. Захарченко: Вы знаете, что? Я, чтобы исправить это, я собрал хор, сам написал «Отче наш», молитву написал и начал учить с хором вот с Кубанским. И вы знаете, какое было противодействие? Ну, я вам скажу: вот там показываю им, скажем, вот там «до»— «Отче наш…» — «Куда?» — «Отче наш…» — «Да что ты поешь?» — «О…» И слушайте, вдруг, знаете, один, даже одна, говорит: «А что — кто-то умер? Что — мертвяк у нас?» Я говорю: «Почему мертвяк?» И я, и вдруг я вижу, что хор никак не подчиняется. И я остановил. И я понял, что, если я буду на них — «Давайте учить!..» И я сказал: «Знаете, что — закройте. Мы это отложим. Виноват я. Понимаете, не вы виноваты. Давайте отложим. Придет время — мы к этому прикоснемся». И я тогда понял: нет. Молитвой начинать: «Ты что не выучил? А ну-ка, выйди!» — это не для молитвы. Молитва — это душа. Поэтому когда я обращаюсь, сегодня мне не просто легко с хором работать, хор слышит меня, понимаете? Это ну потому что, скажем,  у меня был, Царство ему Небесное, духовник — отец Виктор. Тоже, так сказать, такое событие в жизни было очень важное. Три дня он находился у меня, так сказать, дома. Он приехал из города Остёр Черниговской области со своим, так сказать, послушником. И прямо остановился. А когда я с ним разговорился, я говорю: «Батюшка, я не знаю вот почему, у меня много батюшек хороших, но у меня как бы духовника такого, скажем, как вы персонально… Я не знаю, как для этого, как существует…» Он просто: «Давайте, надо обратиться к вашему, так сказать, владыке», — тогда был у нас митрополит Исидор. «Вот пойдемте, — сказал, — к вашему митрополиту». Пришли туда, а они, оказывается: «О, знакомые, а что?..» Он: «Да вот Виктор Гаврилович пожелал, чтоб я был у него духовником». Да. Исидор наш очень обрадовался, кстати. Я тогда — по поводу, так сказать, нашего владыки Исидора, — я, знаете, начал делать Центр народной культуры Кубани. Это 88-й год. Я написал статью. За эту статью — она была опубликована в Москве — получил даже какую-то премию. А это Институт культуры СССР тогда, по науке.  И я как-то интуитивно пошел к нему показать. Я ему показал, и он, знаете, он благословил. Я тогда еще не знал, что такое «благословить». Но вот что-то почувствовал…

Ведущий: Что надо.

В. Захарченко: Что-то надо.

Ведущий: Надо, да.

В. Захарченко: Я не знал, что такое, пришел и говорю: «Как?» Он сказал: «Это же замечательное дело — традиции соблюдать». Благословил, и я скажу — Царство Небесное, его уже, кстати, нет. Его благословение сработало, и я его ощущаю, и ощущает хор. Потому что то, что хор сегодня делает, - это всегда благодаря людям тем, которые нас окружают, это благодаря им. И поэтому как бы сегодня работа у нас идет очень легко, с пониманием. Если попадают люди, так сказать, не те, где что-то, так сказать, внутри это… они потом не будут, так сказать, отпадают.

Ведущий: То есть не задерживаются, да?

В. Захарченко: Понимаете? Они понимают, что как бы попадаешь не в ту степь.

Ведущий: А вот вы, когда эта молитва перед репетицией, ну вам же важно, чтобы люди чувствовали это, искренне переживали все?

В. Захарченко: Потому мы начинаем с того, вот смотрите: вот я начинаю, и они это прекрасно знают: «Там, где собралось двое или трое, Я посреди них». И так нас всех слышит Господь Бог. У каждого что в своей головке, Он знает — я не знаю, и никто не сможет нам залезть, про чего я там думаю, — всё знает. Поэтому мы здесь говорим и слышим. Вот в это надо поверить. Потому что если мы можем, знаете,  книжники так называемые, по книжке прочитал…

Ведущий: Да.

В. Захарченко: …а головой как бы понял, здесь очень важно поверить, именно поверить, что это так. Поэтому я вот говорю и знаю: каждое мое слово, которое я сказал и которое не сказал, Господь знает, что я одно слово притормозил. И это знает.

Ведущий: Придержал!

В. Захарченко: Поэтому, дорогие мои, вы знаете. Тем более молодые — вам жить. А у нас совсем есть молоденькие — это 20 лет, 21, 25 и так дальше. Вы все в будущем. Вот знайте: то, что вы будете петь в хоре, Господь вам точно зачтет. Потому что мы делаем свое благое дело. Во Славу Божию. Это не значит, что мы тут безгрешные, белые, пушистые — Боже избави. И первый грешник — вот здесь, днесь среди вас. Я самый главный грешник, если все ваши грехи вместе собрать, у вас будет меньше, чем у меня одного. Поэтому знайте: я не потому, что я тут самый безгрешный, говорю вам. Я просто говорю не свои мысли. Я говорю те мысли, которые в нашем учении, вероучении есть, евангельские. Потому что, скажем, я и сейчас глубоко убежден, что наша главная беда в том, что мы, так сказать, очень осторожненько подходим к вере. Скажем, даже если православная культура, ну так все как бы оно правильно. Надо брать быка за рога и смелее идти туда. Пора изучать Библию от начала и до конца. И даже разговариваешь с профессорами, академики, и вдруг никто не открывал. Ну откуда у них будут знания? Ведь надо от самого начала до сегодняшнего дня. Без знания истории мы никто. Сейчас вот, слава Богу, насколько заговорили об истории совершенно верно.

Ведущий: Да.

В. Захарченко: Только история. Потому что история — это Промысел Божий. Вот почему все искажают, пытаются даже в старинной книге вписать какое-то словцо, заменить его, понимаете...Ведущий: Да.

В. Захарченко: …чтобы, так сказать, оно не дошло. Нам нужна истина и только истина, правда и ничего, кроме правды. Поэтому там, где лукавый хочет чего-то нам подмешать, ничего не получится, мы должны их защищать. И хор в этом отношении, можно сказать, мы вот это стараемся в меру наших возможностей делать.

НАДЕЖДА

Ведущий: Вы часто говорите, что очень переживаете из-за того, что наши традиции и фольклор не изучаются в школах. Я вам такой провокационный задам вопрос.

В. Захарченко: Да, давайте, задавайте.

Ведущий: А как вы думаете, а точно надо изучать? Ведь школа по-разному может, знаете, воспитывать, и я не хочу ни в коей мере в учителей кинуть камень, в их огород, низкий им поклон, но начнем изучать — а вдруг будет хуже? Кто будет преподавать, как преподавать? Нет здесь риска какого-то, как вы думаете?

В. Захарченко: Вы знаете, что, тут, если разбирать с разных сторон, так сказать, системно подойти — что-то будет. Ну, смотрите, как, если брать: а что есть фольклор и зачем он?

Ведущий: Да.

В. Захарченко: Само слово «предназначение». Ц каждого народа есть своя вера. Веры самые разные. Есть те, которые мы просто отвергаем и считаем, что это, так сказать, бесовство.

Ведущий: Да.

В. Захарченко: Но это у людей такая вера. У каждого народа есть язык тот родной, на котором они говорят. У каждого народа есть традиционная культура. Что есть традиционная культура? Если раньше было с грамотностью очень плохо всегда, и даже если мы берем Россию, которая была безграмотная, — ну да. И та же мама нигде не училась, и все прочее.

Ведущий: Да.

В. Захарченко: Так вот смотрите: фольклор — это передача знаний от одного к другому. Это прежде всего информация. Я написал вообще 18 уже томов — официально издаются,  и вот сейчас издаю колыбельные песни. Колыбельные. Слушайте, ну скажем, песня «Про татарский полон». И вы знаете – это для детей. Там, «Ехали татары, та-та-та-та». Вы знаете, исторические песни, и это что — вот этим самым малышам? Правильно делали, потому что они получали информацию с детского сада. Если мы возьмем, так сказать, негатив и та беда, которая сегодня на Украине, ведь если запустили с детского сада «москаляку на гиляку»,так они и будут, будут деточки знать, что — взрослые же не будет обманывать? — значит, так. Если вот русские — это изверги какие-то, дети же верят. Поэтому смотрите, обязательно надо, даже в детских колыбельных, а дальше все обряды. Я счастлив, что, вы знаете, я сам участвовал в обрядах. Я ходил колядовать, щедровать, вот это всё.

Ведущий: Да-да-да.

В. Захарченко: Например, Христа славить. Я и сейчас могу. Причем я знаю, что такое постучать в окошечко: «Пустите рождествовать» — пускали. А тогда был голод-холод, представляете? А надо потом зерно бросать, так сказать, в красному углу…

Ведущий: Но это было в жизни, Виктор Гаврилович. А если в школе, как это преподавать?

В. Захарченко: Как в школе преподавать? Значит, ну, во-первых, оно…

Ведущий: Вас же не хватит на все школы, понимаете?

В. Захарченко: Нет, не хватит.

Ведущий: Это если бы с таким рассказом, как вы…

В. Захарченко: Нет, я скажу: не хватит. Но если, вот смотрите, на сегодняшний день, вот даже я беру сейчас историю Кубанского казачьего хора.

Ведущий: Да.

В. Захарченко: Я издал ее. То есть я издал ее 3 раза. Первый раз она была газетный вариант, второй раз — книга, и третий раз книга. И что вы думаете? Вот эта книга — я ее дарил чиновникам…

Ведущий: Да.

В. Захарченко: Всем ответственным за культуру, всем-всем-всем. Никто нигде не упомянул ни одного слова. Но я там писал и о расказачивании, я там писал и о поголовном истреблении, то есть откуда история пришла. Я называю имена — и как бы все молчат. Причины разные. Какой-то страх — что, чего люди боятся, понимаете? Вот боятся. Я знаю: бояться надо только Господа Бога. Все остальное — от лукавого. Если мы боимся, потому что можно… Как и вера. Вера, вот если мы… Вера — это убеждение человека, как ему надо жить. Например, предположим, если его мечта — и он идет туда: «Вот я хочу вот то-то, то-то, то-то.Ну, хочу быть богатым. Если я буду богатым, я куплю это, потом это.

Ведущий: Да.

В. Захарченко: Это его мечта, чтоб он ушел и детям оставил побольше денег и еще чего-то…

Ведущий: Денег, да.

В. Захарченко: Это ведь одно. А есть и вера в то, вера, что жизнь на земле временная, а вот там есть вечная. Но туда дорога не каждому. Если будешь исповедоваться,  так сказать, исполнять заповеди Божии — и так дальше, а не просто так. Но сначала надо поверить, что да, действительно там есть. Да, это может, как это? Библия — да это из… попы написали. Не попы там написали, а там действительно истина. Поэтому если там действительно есть продолжение жизни... И я с хором говорю: «Деточки, а кто знает? Может, Господь Бог и соберет нас там вместе, и мы будем петь, может».

Ведущий: Может. (Смеется.)

В. Захарченко: Еще есть такое: райское пение. Слышите — райское? Поэтому, скажем, вот так появляются сейчас всякие певцы, и все это самое… И когда вдруг начинается какой-то ор, крик и так дальше, это выдается за что-то положительное…

Ведущий: За что-то музыкальное. (Смеется.)

В. Захарченко: …не надо. Там, где Бог, там крика не бывает. Там музыка другая — музыка, которая душой воспринимается. Поэтому я, например, знаю современную музыку, модерновую музыку — ну, я все это проходил, до атональной музыки, когда музыка — это все совершенно…

Ведущий: А нравится вам что-нибудь в современной музыке?

В. Захарченко: Современная музыка — она очень, так сказать, разная и большая, понимаете?

Ведущий: Ну вот те молодежные направления, в них есть — вот мы в теме «Надежда» — какая-то надежда? Не знаю, какой-нибудь рэп — там может что-то быть?

В. Захарченко: Вы знаете, я, конечно, не специалист, чтоб давал оценку. Я думаю, что как бы в принципе всякий жанр может. Значит, известны слова Евангелия от Иоанна.

Ведущий: Да.

В. Захарченко: «В начале было Слово».

Ведущий: Слово, да.

В. Захарченко: «И Слово было у Бога, и Слово было Бог». Вот я иду отсюда, и здесь я тогда говорю: При всем уважении к музыке, что все, включая и…

Ведущий: Да, я знаю.

В. Захарченко: Вы знаете, музыка потом-потом.

Ведущий: Да.

В. Захарченко: О чем будем петь? О чем, о ком — это самое главное. Поэтому если, так сказать, новый какой-то жанр, какое-то своеобразие, вопрос: о чем поют? Особенно если, например, у нас очень много — ну, скажем, тот же джаз — очень много по-английски. Я английского языка не знаю, мне это слово ничего не дает. Я могу сказать, насколько они, ритмично, еще чего-то поют. Но я слов не знаю. И я хочу знать о чем. А что, если при переводе — а так очень много потом оказывается, — при переводе это, знаете, что означает? Ой-ой-ой! Тогда лучше не надо. Поэтому музыка должна быть очень, а потом уже, действительно… исполнение потом надо делать. Вот, скажем, классика. Классика — это совершенство целое.

Ведущий: Да.

В. Захарченко: Если симфония — одна часть, вторая, четвертая, и она идет в мысли и заканчивает, большую мысль проводит. Песня, так сказать, жанр — она для меня как молитвы. У нас же есть духовные стихи.

Ведущий: Да.

В. Захарченко: Вот смотрите, духовный стих, который я записал от мамы (поет):

Бедная птичка в клетке сидит,
Ест сладки зернышки, в окна глядит.
Ест сладки зернышки, в окна глядит.

Когда я записывал – у меня вот эта мелодия. А дальше, оказывается, слушайте:

Как полечу я в далекий край,
Там я увижу пресветлый Рай.
В пресветлом Рае свечи горят,
Праведные души Бога молят.

Как еще там:

Полечу я в кусты,
Там я напьюся воды,
Там я увижу Иисуса Христа.

Да мне было все равно, я писал от мамы — Христа, не Христа.

Ведущий: Да.

В. Захарченко: Какая мелодия! И вы понимаете, а мелодия-то, видите, оказывается, в ней какие слова? А потом мы ее уже спели, ее спела Кропоткина, Царство ей Небесное, наша певица. Причем, вы знаете, в зале Чайковского концерт, вот, понимаете, в то советское время выходит одна, зал Чайковского — где-то две тысячи с чем-то людей. Вот одна она пропела, закончила — и риск, как? И вдруг ее принимают на бис. Слушайте, одна. Одна, понимаете, как? И вдруг вот как бы революция.

Ведущий: Да.

В. Захарченко: Никакой революции. Запела одна — акапелльно, без ничего, и это самое… и время ж было то еще… Ведущий: Да. Да.

В. Захарченко: Бога, так сказать, там где-то что-то исподтишка чего-то делал, а в принципе, так сказать, безбожная власть была.

Ведущий: Виктор Гаврилович, а вот мне просто очень интересно. А вот бардовская песня — как вы относитесь? Высоцкий, например?

В. Захарченко: Смотря какая бардовская песня.

Ведущий: Ну к Высоцкому как вы относитесь?

В. Захарченко: К Высоцкому отношусь? Вообще, человек, бесспорно, очень талантливый. Очень талантливый.

Ведущий: Он же уникальное явление был культуры?

В. Захарченко: Уникальное явление. Поэтому сказать, ну, сказать, бросить какие-то, так сказать, слова «не очень» — нет. Сложная жизнь у него была. Знаем все это — любовь, знаете, все это известно.

Ведущий: Да.

В. Захарченко: Понимаете, но иногда я задаюсь таким вопросом: а Игорь Тальков? Вот, например, Игорь Тальков, можем сказать, сколько примерно сегодня памятников Игорю Талькову в России? Понимаете, как? А он должен быть, его песни, его книга, которая известна, и он нашел крест, пронес его, настольная книга для тех… Ай — не знаю я. Может быть, я ошибаюсь. Буду рад, если ошибаюсь, понимаете? По сегодняшний день вот, понимаете? Значит, в нашем, как говорится, королевстве что-то есть. Что-то есть — оно всегда происходит: некая борьба. Что-то в этой борьбе мы понимаем. Понимаем субъективно, наверняка понимаем однобоко, понимаете? Но борьба происходит.

Ведущий: Виктор Гаврилович, у меня, знаете, еще какой вопрос к вам вот в этой теме. Вы говорили, что «высшая оценка в искусстве — слезы…»

В. Захарченко: Да.

Ведущий: «…и только слезы потрясения, и мурашки, которые бегают, и комок в горле». Это очень точные слова абсолютно. Но вопрос у меня другой. А смех какую роль играет в искусстве?

В. Захарченко: Смех, вы знаете, он нужен. И неслучайно, например, знаете, есть у народа, у каждого есть анекдоты. Это очень правильно. Вы понимаете, как Более того, я вот тоже бывал, так сказать, скажем, очень мне пришлось побывать в разных, разных церквах, так сказать, я с духовником побывал, знаете, много-много-премного. И вы знаете, вот, скажем, бывают какие-то такие ситуации, удивительно напряженные, когда достаточно чуть-чуть-чуть одного юмора…

Ведущий: Да.

В. Захарченко: …и разрядка.

Ведущий: Но вы говорите про жизненные ситуации. А я про искусство. Вот в искусстве смех и веселье — у вас много ведь веселых песен — какую роль?...

В. Захарченко: Во-первых, веселое есть и у народа. Но я скажу, когда, вот, если брать сейчас, скажем, лирику, вот, скажем, наш шоу-бизнес. Вот смотрите: содержание всех песен — ну, скажем, 99 и 9 десятых…

Ведущий: Да.

В. Захарченко: Два героя — он и она. Изливается: «Я люблю безмерно…»

Ведущий: Да.

В. Захарченко: В ответ то же самое: «Я сплю и вижу тебя, приходи — все прощу…»,  все это. И дальше, понимаете? То есть просто сейчас бы разложить по науке вот это… Он и она — и изливают свои чувства. Чувства, , конечно, вы там не подумайте, нет-нет! — но все что-то плотские. «Я тебя обнимаю» — понимаете, это плотские. Ладно, пусть это, так сказать, без перебора, но возьмите вы народные песни, в народных песнях кто герой? Мать, отец, брат, дед, кума, сват. Да, то есть абсолютно вся родня, вот все, понимаете, как? Там ставятся проблемы вот эти, понимаете? Народная песня, так сказать, любовная песня народная, вот мы поем в программе, ну, скажем, «Пара голубей». Вот, скажем, где ни взялся охотник — голубя убил, а голубку принес домой.

Ведущий: Да.

В. Захарченко: Отпустил ее, так сказать, и дал ей семьсот голубей: вот теперь выбирай, какой будет твой. И в песне:

Уже я летала, уже выбирала,
И не нашла такого, как потеряла.
Один — и навсегда. Понимаете, один и навсегда, это важно, потому что из этой любви рождаются семьи, из этих семей рождаются дети, дети — это продолжение рода человеческого. Вот почему сегодня идет борьба, по существу — религиозная борьба, идет против самого Господа Бога. Сатанисты, чего вы хотите? Уничтожить семь миллиардов? Вы что, в самом деле? Что вам, так сказать? Но с точки зрения той свободы и миропонимания — такое миропонимание. «Мы будем убивать» — что за миропонимание? Или миротворец, получил миротворческую Нобелевскую премию за миротворческую… Обама. Но разбомбил. Ну, он может сказать: «А я считаю, мое миропонимание такое, что уничтожить этих надо. Русских надо уничтожить». Ты так понимаешь, а как же тогда?.. Но мы же не отвечаем так, мы не можем зуб за зуб. У нас — не можем, потому что… Вот там, я вижу, у вас «Терпение».

Ведущий: Да.

В. Захарченко: Вот терпение. Начинается, известно, да? «Дай мне, Господи, спокойно встретить любую новость сегодняшнего дня и помнить, что все ниспослано Тобой». Или известное, это кто там сказал? А, Златоуст, да? «Слава Богу за все».

Ведущий: Да.

В. Захарченко: Как — за все? Да вот там дети погибли, как — за все? Именно вот «за все». Нигде не сказано: «Слава Богу за все хорошее, но не…»

Ведущий: …но не за все плохое, да.

В. Захарченко: Да. Потому что все по Промыслу Божию — или Господь что-то попускает. Это надо случиться, да? Потому что, смотрите, если мы возьмем… это вот по поводу вот этого понимания, слава Богу за все терпение: терпение и труд все перетрут — и народ так понимает в пословице, да?

Ведущий: Да.

В. Захарченко: Раз мы говорим о терпении.

Ведущий: Но сейчас в жизни как-то вот детей этому не учат — ни терпению, ни труду. Там сразу все и сегодня, да?

В. Захарченко: Да. Вот что. Вы знаете же, потом ведь дети подрастут, они вдруг почувствуют фальшь какую-то. Нам же говорили или учили одно, а по факту вот что получается, понимаете, как. Вот это не должно быть. Вот почему должны быть образцы, те, с кого пример надо. Такие у нас действительно их великое множество. И вот сегодня меня очень радует именно молодежь, которая сейчас на рубежах, так сказать, специальной военной операции. Вы смотрите, насколько для меня неожиданно, поскольку вот эти 30 лет перестройки и рыночной экономики, она все решит – ну, решила, так сказать, Чубайс сделал эти свои, как их называют, это самое…

Ведущий: Как-то так, да.

В. Захарченко: Забрал и уехал.

Ведущий: Конечно, забрал.

В. Захарченко: Так вот смотрите, они же жили в это время, в учебниках нету даже слова. Ну, учебники Сороса…

Ведущий: Да.

В. Захарченко: …Бжезинского, понимаете? Откуда эти дети? Причем ЕГЭ это, которые ставили, диктанты одни пишут. А откуда сейчас вот эти дети, которые сейчас защищают там, в том числе и в хоре есть такие люди. Оставляют дома, скажем, дома остались двое детей. И я его спрашиваю: «Ведь сейчас можно, если двое детей, ты давай, пока ты оставайся дома. Там дальнейшее покажет». А он отвечает, и они многие: «А кто моих детей будет защищать?» Правильно. И наша элита, к сожалению, она же воспитывалась на том, чтоб побольше, сколько будет. Элита воспитана, хорошо устроилась, хорошая зарплата зарплата, это…

Ведущий: Да.

В. Захарченко: Не хочет это насиженное место оставлять.

Ведущий: Не хочет. (Смеется.)

В. Захарченко: Понимаете, как? Оно же все это. А вы знаете, земля вся скупленная понемножку. Для меня приватизированная земля — это нонсенс, потому что земля Божья, понимаете? Умирали за веру, царя, отечество, так сказать. И земля, Богом данная. Богом данная земля — и мы поем. Если Богом данная, с ней и надо… потому что не будешь же петь: «Заприватизированная наша земля»?

Ведущий: (Смееется.) Да.

В. Захарченко: А по факту — так. И когда это в жизни начинаешь ощущать, то понимаешь…

Ведущий: Ну да.

В. Захарченко: Придет время, когда правда восторжествует. Правда — и есть сам Господь Бог.

ТЕРПЕНИЕ

Ведущий: Вы не раз говорили, что народ создает песни не для сцены.

В. Захарченко: Да.

Ведущий: Не для сцены.

В. Захарченко: Да.

Ведущий: Вы поете народные песни на сцене. А что происходит вот при этом переносе? Вот песня, написанная не для сцены, попадая на сцену, она что-то теряет? Что здесь самое сложное — на сцене спеть песню, которая не для сцены написана?

В. Захарченко: Камень преткновения для фольклористов — это музыколог и прочие. С одной стороны, они абсолютно правы, и попробуй доказать, что они не правы. Песня, все песни рождаются в быту, и они только для быта. Поскольку я сам жил, я видел…

Ведущий: Да.

В. Захарченко: …Садятся за стол. Ну, скажем, к слову, хор: хора в быту не бывает.

Ведущий: Не бывает, да.

В. Захарченко: Есть мамин ансамбль — за столом и поем.

Ведущий: Да.

В. Захарченко: Хор — это уже сцена придумала,  композиторы, а у народа нет. В народе действительно сочиняют для быта, и все в быту. А теперь сцена живет по своим законам. Великолепно, вам скажу, сказал Пушкин, известные его слова: «Над вымыслом слезами обольюсь».

Ведущий: «Слезами обольюсь».

В. Захарченко: Вся сцена, все, что на сцене есть — только вымысел, если хотите — неправда. Правда обточенная на сцене, простите, просто и не нужна. Этот натурализм так называемый, не нужен. Мы были, концерт в Кремле, мне предложили, знаете, — режиссер, все ж это, знаете, игрушечки: «Давайте выведем лошадь». Нашли белую лошадь, вывели на сцену. Там хор приезжает, так сказать, на тарарайке, выходит оттуда, начинает петь веселую песню. Для меня эта лошадь на сцене — фальшь.  Потому что для меня лошадь на сцене какая? Чтоб лошадь заговорила и полетела потом.

Ведущий: (Смеется.)

В. Захарченко: Потом спустилась — тр-тр! — и превратилась в нечто. Там должен быть вымысел. И Пушкин это прекрасно понимал…

Ведущий: Да.

В. Захарченко: …и нам оставил. Поэтому дальше: если, например, в жизни — вот невеста. Мы знаем, ее зовут, скажем, Люба, Света. Мужчина — это жених: Петя, Ваня и так дальше. Все конкретно. Вот дед конкретный — Иван Иванович, вот бабушка — все конкретные.

Ведущий: Да.

В. Захарченко: На сцене — якобы невеста, скажем, Татьяна Онегина, и якобы жених, кто там — Онегин и так дальше. Якобы. Прообразы, да. Но в прообразе все должно быть только… – и насколько та есть это как бы… Поэтому как бы язык художественный другой. Я очень счастлив, что я был у патриарха науки фолклористики. Вот он с чего начал, очень интересно. Он слушал меня, как я показывал фольклорные записи.

Ведущий: Да.

В. Захарченко: Эмоции мои, все прочее.

Ведущий: Да-да-да.

В. Захарченко: И он меня пригласил сам домой. Понимаете – Гиппиус, профессор, там, - о Господи! – пригласил домой. И он сказал, называя меня на «вы», по имени-отчеству — ну я пацан, а он мне: «Виктор Гаврилович, я хочу вам предложить очную аспирантуру теоретическую». Он мне сказал. Я говорю: «Как?» А я, конечно, мечтал в аспирантуре быть у Владимира Николаевича Минина, чтоб подирижировать, музыкой заняться. А он сказал: «Вы знаете, что? Я уважаю Владимира Николаевича — прекрасный музыкант, и все это. Но вы там, если хотите, добавитесь количественно. А вам нужно качество. Вам нужно научиться алгеброй, то есть наукой, холодной головой, познавать гармонию, музыку, образы и все прочее» — вот то, которое там витает, не схватишь, что оно такое.  И мне как бы так все это было интересно. И вот когда я ему рассказал, я ему говорю: «Ну, вы знаете, я вообще такой, я вот эмоциональный человек, меня заносит вправо-влево. В науке люди какие-то сосредоточенные». А он мне говорит: «Вы не правы, значит, не так». Достает мою собственную книжку. У меня первая книжка — я на самом деле, я написал очень много книг. Просто поразительно. Даже могу точно сказать. Значит, было у нас какое-то заседание по казачеству, и выступал из нашей главной библиотеки, это бывшей Ленинской… мы говорили о литературе по казачеству, я сидел в президиуме. Это было такое расширенное… И вдруг, значит… Его фамилия Демичев. Он с трибуны вдруг потом говорит: «Больше всего книг написано о казачестве уважаемым Виктором Гавриловичем Захарченко». Я думаю: откуда? А я ж не знал, откуда они мои книги взяли.

Ведущий: Да.

В. Захарченко: Оказывается, все книги — они потом там, где… Так вот, смотрите. Оказывается, я, смотрите, я в 69-м году выпустил книгу «Песни села Балман». Я уже был в Сибири, я записывал песни. Ну, я кайфовал, летал в воздухе, не знаю, от того пения, которое я услышал, совершенно нового, совсем не такого, как на Кубани.  Я понял, что пение аутентичное — потрясающее. И вот он, значит, взял эту книгу мою и показывает: «Это ваша книга?» — «Моя».

Ведущий: (Смеется.)

В. Захарченко: А я уже типа что. «А вы знаете, что вы здесь открыли закон фольклористический?» Я говорю: «Как, закон? Я ничего не открывал, я просто записал песни, которые мне нравятся».

Ведущий: Да.

В. Захарченко: Он сказал: «Нет, неправильно. Во-первых, нету больше нигде “Песни одного села”. И не просто одного села: вы их аранжировали, вы их разложили на ансамбль, вы написали вот это». Ну так вроде бы а что тут такого? И потом он мне сказал, когда я уже начал у него в аспирантуре учиться: итак, есть мышление, так сказать, научное, так сказать, да, наука, — и художественное. Это две противоположности. Там одно полушарие — одно, другое — другое.

Ведущий: Да.

В. Захарченко: Теперь, вот смотрите, значит, он когда вот это сказал, а я начал писать свою диссертацию, он сказал: «Вы пишете как художник. Ну, вы написали: прекрасная погода, лошадка щиплет травку, та-та-та-та. Наука: лошадь ела сено. Каждое слово однозначно, ни вправо, ни влево». И когда он начал он начал исправлять то, что я писал, а мне было очень интересно, что он зачеркивает и что он писал. А он напишет… лучше страничку, и опять напишет, и опять. Потом я эти страницы забрал, я сам решил разобраться, как он улучшал свою, это самое… И я тогда понял, слушайте, это потрясающее. Я конечно, взялся за эту науку. Считаю, что без науки нельзя заниматься. Почему я сказал вот — камень преткновения. На сцене другие законы — сценические. Их прекрасно знают наши актеры. Прекрасно знают театр, они знают законы. Поэтому фольклор на сцену не надо тащить аутентичный. Аутентичный — тот, который бытовой. Надо использовать в передачах. Скажем, я вот очень уважаю канал «Культура», который есть у нас…

Ведущий: Да.

В. Захарченко: …высокого качества. Если бы у нас был канал или отдельный, или… где аутентичное: когда взяли деда, взяли это — это подлинное, понимаете?  Вот тут нужен тот собеседник, который связывает: пропела бабушка, пропела малышка. Подлинная бабушка, и пусть, понимаете... Тут уже надо заниматься театром и надо знать всю ту… и Станиславского, и все эти споры…

Ведущий: Да.

В. Захарченко: …и Немировича-Данченко, и, так сказать, всех тех режиссеров, которые… включая то, кто в Большом театре, балет, как его — Нуриева? — поставили, так сказать, обсуждать даже неудобно.

Ведущий: Вы говорили, что вам Господь дал такой дар — спиной чувствовать зрительный зал, ваша задача — установить связь между артистами и залом, да? А что делать, если не устанавливается связь? Вот бывали такие случаи? Это первый вопрос. А второй: вот с кем вам совладать сложнее — с хором или с залом? Или это по-разному бывает?

В. Захарченко: Хор, если хотите, я его создаю по образу и подобию своему.

Ведущий: То есть хор — вы им абсолютно, так сказать, управляете?

В. Захарченко: Это любой вот художник,  режиссер, который набирает, тоже берет тех актеров, которые ему надо. Поэтому хор сегодня делает то, что я скажу. Поэтому с хором установлен, понимает, зачем, что. А зал… Я в зал, в принципе, я им читаю стихи. Они все слушают музыку. Ну, выходит, на самом деле, красивые девочки и красивые мальчики, красивые костюмы.

Ведущий: Да.

В. Захарченко: Понимаете, они забирают внимание. Голосом взял ноту — глянь, какая нота! Ой, какой голос красивый! Да голос красивый, а про что, о чем, о ком он пел? Поэтому я соединяю, чтоб зрители понимали. И я говорю, поэтому у нас на сцене, я пишу тексты. Ну как это не знать, понимаете? Русские мы. Я пишу музыку на стихи классиков — еще до Пушкина, потом Пушкин, и Лермонтов, и все эти времена. Поэтому очень важно, о чем сегодня поет Кубанский казачий хор и о чем поют любые те, кто выходит на сцену. Если поют и говорят: «Вы знаете, мы там какие-то особые чувства, какое-то самое» — и начинают измерять: «Вы знаете, очень клёво».

Ведущий: (Смеется.)

В. Захарченко: «Клево», я не знаю. От слова «клевать» — что за «клево»? И еще такие жаргонные слова. Но и такие, причем люди очень известные, не буду называть никакое имя, вы знаете, подходит и артистке говорит: «Ты сегодня такая сексуальная! Ты такая сексуальная!» То есть стыда, совести — ясно вот. Что ты там народный-перенародный — не надо, понимаете? А «стыд» слово, стыд заморозили. Ну как это сказать? Найдите бабушку, где они поют, и вдруг: «Ты знаешь, ты сексуальная».

Ведущий: (Смеется.)

В. Захарченко: Или берут юмор. Просто они все время, когда это юмор, простите, то, простите, прохохочем все, что хочешь. Поэтому юмор народный, он глубокий, очень умный…

Ведущий: И другой совсем.

В. Захарченко: Он направленный. Более того, даже, например, смотрите: «А ты пыв, и я пыла» — сейчас я украинскую песню: «Ты казав, а я носыла». То есть ты пыв — и я, ты — и я. И значит, что? Пили до тех пор, пока все пропили, то есть дошли до ручки. Даже юмор осуждает: если будешь пить, то все пропьешь.

Ведущий: Да.

В. Захарченко: Понимаете? Поэтому юмор народный — на воспитание нравственного начала, божественного начала. А юмор тот, который не стесняется рассказать, у нас у всех воображение есть, и наше воображение затаскивают туда и обращаются к нашим инстинктам. Потому что у нас же инстинкты есть, на которые мы реагируем. Мы живые люди. И те, кто это знает, то они на эти инстинкты работают. А надо не на инстинкты, а на сердце. Вот почему слезы. Если мы знаем, что «омыешься», если мы знаем из псалома, что омываешься слезами, понимаете, слезами надо омываться. И если идем мы на исповедь, оно так и есть. Потому что если там копнешь честно, искренне сам перед собой грехи, можешь зареветь, и так дальше. Никто тебя не видит, никто не слышит. При людях не надо. Но если ты… ты без слез не можешь. Но зато если ты придешь, а исповедь — это не только то, что мы там, там, там, так сказать…

Ведущий: Да.

В. Захарченко: Это еще и перемена твоих действий. Ты начинаешь действовать иначе и вытаскивать свой грех из себя. Ты знаешь: он есть. Никто не знает, а я знаю — и буду его вытаскивать, так сказать, и сам себе наступать на горло собственной песне. Не надо этого делать.

Ведущий: Вы уже упомянули, что, когда вы в какую-то страну едете, вы обязательно готовите пусть одну хотя бы, но песню на языке этой страны. Но вы сами очень интересно рассказывали, что, когда вот восточные культуры — там же ухо другое, да?

В. Захарченко: Да, да.

Ведущий: И если у нас гамма на полутоны разбита, то там, значит, на четверть-тоны. Вот у меня тогда вопрос. Это значит, что мы же даже и исполнить так не можем, а они слышат по-другому. И вот тогда что получается? Вот когда вы исполняете песню в другой музыкальной культуре, и они говорят: «О, как здорово!» — они это воспринимают как экзотику какую-то? Это как вот, знаете, как иностранец,  два слова сказал: «О, вы так хорошо говорите на моем языке!» На самом деле ты не говоришь хорошо. Как раз если хорошо говоришь, иностранцу может не понравиться. Ну, вам удается на языке другой культуры что-то сделать особенное? Ну или это скорее такая дань вежливости — вот как здесь быть?

В. Захарченко: Вы знаете, что: дань вежливости — это первое, так должно быть. Понимаете, приезжать в страну, и вы… не знаю, вы молоды, захватили то время, когда Поль Робсон приезжал в Россию? Понимаете, он, так сказать, негр — и вдруг так: «Широка страна моя родная!» И как прекрасно, это замечательно. Поэтому, скажем, то, что мы к другим людям относимся, если мы — «возлюби ближнего как самого себя…»

Ведущий: Да.

В. Захарченко: Это так должно быть. Более того, я очень часто в концерте говорю, я понимаю, что в зале сидят русские и нерусские, православные и не православные, люди разного возраста и разных мировоззрений, разного менталитета, языка и так дальше. Но мы все вот то, что называется, в одной лодке.

Ведущий: Да.

В. Захарченко: Поэтому тот вопросик, который начали.

Ведущий: Вот я как раз хотел сказать, что, когда вы исполняете, но вот в другой музыкальной культуре, они просто тоже говорят «как интересно?

В. Захарченко: Вот смотрите. Все наши концерты за рубежом проходятс… неудобно говорить, понимаете. Есть записи, я могу записи…

Ведущий: Да нет, это известно, что всегда, да.

В. Захарченко: Понимаете? Ну, то, что залы стоят, это самое… Это просто… Причем это разрешается не очень. И я всегда задаюсь вопросом: они же русское-то слово не знают, да?

Ведущий: Да.

В. Захарченко: Ну, например, мы в первый раз приехали в Турцию.

Ведущий: Да.

В. Захарченко: Вы знаете, сколько войн было.

Ведущий: Да.

В. Захарченко: Менталитет весь этот самый, ну, что там рассказывать. И вот мы там пропелилирическую песню на стихи о любви к Родине, к России.  Женщина одна подходит ко мне потом, когда она… «Вы пели вот песню, — она говорит, — я плакала. Скажите, о чем там поется?»

Ведущий: (Смеется.)

В. Захарченко: Я говорю: «Там поется о любви к Родине». — «Я так и знала». Понимаете,  «я так и знала». У нас есть вот такие, например, мы были, скажем, действительно были на Святой Земле. Это очень важно. Мечта была — и она исполнилась. У нас там было где-то 8 выступлений. Но нам удалось, самое главное, побывать, конечно, в Храме Гроба Господня, который правильно называется Вознесения Господня.

Ведущий: Да.

В. Захарченко: И, так сказать, это люди знают. И вот мы, знаете, там пропели то, что мы пропели, а дальше — концерты. Вот в концертах, значит. Я понимал: туда мы ехали, туда, там писали по-разному, в том числе, казаки — это те, которые, вроде, так сказать, по поводу, антисемиты, еще там чего-то на нас. Но там принесли извинения, сказали: «Вы знаете, вы на это не обращайте внимания». И вот начинается первый концерт, зрителей совершенно точно минимум тысяч десять. Огромный зал. И потом, когда все закончилось, ко мне всегда подходит много людей. И подходит плачущая, со слезами. Подходит — и я вижу вот просто слезы. И я ее спрашиваю…. А там есть много тех, которые знают русский язык.

Ведущий: Ну да.

В. Захарченко: Это бывшие наши. Их много – там русский язык, там. И я говорю: «Вы по-русски говорите?» Она: (кивает). «Как вас зовут?» — «Наташа». Я говорю: «У меня дочка Наташа». А потом говорю: «Вы…Я вот вижу, у вас слезы. Вас что-то, толкнули или что-то?» И тут: «Вы знаете, вы… вы… мне душу растеребили» — и все прочее. И вот, вы знаете, они приходят так, и приходят такие: «Вы знаете, а я вас видела. Я там… — где-то она была в Краснодаре. — А я была там на вашем концерте». Они все вспоминают. Я знаю очень многих тех, которые уезжали туда и вернулись назад. И пофамильно знаю. Вот побыли там, но что-то вернуло.

Ведущий: Но вот, Виктор Гаврилович, я вас сейчас поймаю.

В. Захарченко: Ловите.

Ведущий: Вы говорили, что слова важнее, да?

В. Захарченко: Да.

Ведущий: А вот эта женщина, которая не знала слов, а вы ей донесли. Значит, все-таки — что это?

В. Захарченко: Нет, конечно.

Ведущий: А что тогда сыграло?

В. Захарченко: Я скажу: тогда сыграла музыка, совершенно точно.

Ведущий: Музыка?

В. Захарченко: Конечно.

Ведущий: А при этом она поняла, о чем песня, да?

В. Захарченко: Да.

Ведущий: Вот что удивительно — как так?

В. Захарченко: Значит, смотрите: музыка на самом деле,она тоже несет определенный смысл.

Ведущий: Ну, естественно. Да.

В. Захарченко: Вот определенный смысл несет. И она, правильно, скажем, если вся музыка в миноре, вся музыка, ясно, что уже там минор.

ПРОЩЕНИЕ

Ведущий: Вы говорили, что когда на родину приезжаете, в станицу, что вот там, может, не сильно что-то изменилось, «только там все меньше моих родственников, друзей и однокашников», вы очень так пронзительно сказали: «Прихожу на кладбище, их встречаю». Тяжело провожать, когда уходят близкие?

В. Захарченко: Когда близкие уходят, тяжело провожать, конечно. Например, когда у меня брат умер от голода, я первый раз столкнулся со смертью.  Он младший. Мы вместе бегали, играли, голубей гоняли — и потом брат умер. Ну как? Ну не может быть! Ну как? Он был — его нету. Я это не могу: был брат, но теперь его нету. Я не могу это понять. Он есть, это я понимаю. И когда уже принесли гробик вот туда, в это… Вы знаете, я хотел броситься просто туда. То есть вот как — братика родного бросают туда. Поэтому это вот детский, так сказать, прием. А когда вот, скажем, нынешний прием, то конечно, так сказать, православный человек не может так. То, что скорбит, это нормальное. Скорбь для человека — нормальная, слезы — нормальные. Но если мы верующие, то мы, во-первых, понимаем, что жизнь не заканчивается здесь, жизнь продолжается там. И надо за этого человека молиться, потому что, когда мы сами участвуем всегда, так сказать, в панихидах, «несть человека на земле прожившего и не согрешившего».

Ведущий: «…Не согрешившего», да.

В. Захарченко: Таких нет — кроме Господа нашего Иисуса Христа. Поэтому надо молиться за него. И мы знаем: 9 дней,там, 40 дней и все прочее. Обязательно, так сказать, надо молиться, верить в эту молитву. Более того, есть молитва о самоубийствах. Самый тяжкий грех, понимаете?

Ведущий: Да.

В. Захарченко: Еще труднее. Тогда надо тоже, так сказать, делать то, что надо делать, самим надо молиться и, действительно, так сказать, делать добрые дела и раздавать милостыню, и все прочее. То есть надо все равно бороться за душу того умершего человека, бороться. Потому что и я ж не безгрешен есть. Поэтому ты и за себя. Поэтому Господь Бог всемилостивый, Долготерпеливый и Многомилостивый Господь прощает.

Ведущий: …И Многомилостивый.

В. Захарченко: Поэтому, скажем, по поводу вот терпения: так Бог терпел — и нам велел. Если как же относиться к тем извергам, которые когда Его распинали, и Он на кресте сказал: «Господи, прости их, они не ведают, что творят». Ему же было не просто больно, а сверхбольно. Люди не испытали такой боли, человекам не дано. Он испытывал самые жуткие боли, и Он, как два разбойника — Он мог их стереть, как говорится, с лица земли…

Ведущий: Да.

В. Захарченко: Он Всесильный. А Он: «Господи, прости их, они не ведают, что творят». Понимаете, как? И Он этим показал. И поэтому очень многие те, с которыми мы сталкиваемся, и те, которые наши противники, с кем… Я знаю, есть люди, которым я говорю: «Вот вы сейчас не со мной воюете и не с Кубанским казачьим хором. Мы делаем, стараемся в меру возможностей делать божественное дело. Вы сейчас идете против Господа Бога, против веры». Поэтому против меня — это одно, а против веры — я буду стоять так, как я должен стоять.

Ведущий: А вам тяжело таких людей прощать?

В. Захарченко: Таких? Вы знаете, прощать надо всех. Прощать надо всех и до последнего, пока люди живы. Вот смотрите: как прощать и почему? Потому что пример у нас — Господь Бог, понимаете? Он, Который мог — и не делал. И сам Господь Бог, когда просил, а мы — ну, все православные знают, что: Господи, Ты можешь все, пронеси чашу мимо, — ту самую, смертную, которая — пронеси! Но не как я прошу, а как Ты.

Ведущий: …Как ты.

В. Захарченко: Это самое главное. Я скажу, я когда молюсь — и за кого-то, и за родных, — я говорю то же самое: но не как я прошу — как Ты. Это должно быть как бы точкой в моей просьбе и за того разбойника, и так дальше: прости! Ну, хоть что сделал — прости. Но не как я прошу — как Ты. Господь Бог все равно же знает. Но и наша молитва — она должна быть. Смотрите, у нас есть песня, я сам музыку написал. Значит, «Пошли нам, Господи, терпенье», это написано на стихи по расстрелу царской семьи. Значит:
Пошли нам, Господи, терпенье
В годину темных, страшных дней
Сносить народное волненье
И пытки наших палачей.

И там даже еще есть такие страшные слова вот это самое: «И в преддверии могилы… пошли нам терпенье молиться кротко за врагов».

Ведущий: «…Кротко за врагов». Да.

В. Захарченко: Непросто. Я еще молюсь за врагов, но: кротко. А где твоя кроткость? А Господь сказал: молиться кротко за врагов, понимаете, как? Ведь где ее взять, эту кроткость?

Ведущий: А просить прощения тяжело?

В. Захарченко: Просить прощения? Нет, просить прощения нетрудно.

Ведущий: А были, как вы думаете, у вас были в жизни люди, у которых вы не успели попросить прощения?

В. Захарченко: Естественно.

Ведущий: Да?

В. Захарченко: Естественно. Вы знаете, и таких людей очень много. Очень много. И те, которые работали в хоре. Вы знаете, я их перебираю.

Ведущий: Это все шрамики, наверное, на сердце?

В. Захарченко: Ну, например, давно есть люди, которым надо было дать звания, что-то еще, понимаете?

Ведущий: Ну это ж не от вас все зависит?

В. Захарченко: Нет, там, где я мог сделать. Хотя я понимаю, что тогда были другие условия. Потому что сегодня как бы другое, время ж течет, меняется.

Ведущий: Да.

В. Захарченко: Хотя ничто не вечно под луной.

ЛЮБОВЬ

Ведущий: Я конечно, хочу про ваших родителей немножко поговорить. Мы вспоминали, что папа вот ушел на фронт и пропал без вести. И только, я так понимаю, спустя много-много лет вы узнали, что он погиб. А мама так и верила, что…

В. Захарченко: Да.

Ведущий: А вот вы часто маму вспоминаете?

В. Захарченко: Каждый день.

Ведущий: Правда?

В. Захарченко: Мама присутствует каждый день. Причем, значит, и в молитвах, и без молитв. Ну абсолютно каждый день. Я подойду к окошку, я же сейчас инвалид, а там, возле окошечка, стояла мама. Я подойду к рукомойнику — тут мама. Я куда ни подойду — к тому местечку, где была мама, и моя старшая сестра Зоя — вот мне уже 86-й год, а ей уже 88, но она, слава Богу, жива. И вот с ней когда тоже созваниваюсь, и наше сразу: а маму помнишь?..

Ведущий: Да вы что!

В. Захарченко: И сразу вспоминается: ну вот мы с ней ходили милостыню просить. Мы вот пошли на хутор — 7 километров туда и 7 назад. Зашли в один хутор, в один дом. Говорят, что на хуторе, там, чуть побольше. Ну, дома нечего. В надежде, что чего-то дадут. Туда — ничего не дали, туда — ничего не дали. В один следующий зашли, а там собаки как выскочат — вот такие псы! Ну, мы заорали с перепугу — и так дальше. И представляете, пришли домой, а мама ж тоже голодная, и мы ничего не принесли. Мама, если что-то есть, мама: «Я не хочу, я не голодная». Мы принимали, что она не хочет. А что ж она ела? Она все отдавала нам. Она нам говорила: «Я боялась сама первой умереть», потому что мама ж одна, ни бабушек, ни дедушек не было. «И кто? Вы никому не нужны. Я уж думаю: Господи, чтоб Он меня не забрал». Но она действительно молилась, это спасало нас, конечно, мамина молитва. Она со дна моря достает. Она и сейчас там молится. Только так.

Ведущий: Да, Царствие Небесное матушке вашей, да. Удивительные, конечно, люди были. Виктор Гаврилович, а еще я знаю, что вы дневники вели с детства, да? А вот они есть сейчас, эти дневники?

В. Захарченко: Есть.

Ведущий: А вы издавали их?

В. Захарченко: Я скажу, у меня все, вот представляете, все дневники сохранились, и вся моя жизнь передо мной. Вот мне можно только завидовать, что я писал дневники. И когда я писал дневники, сейчас, как говорится, в кавычках, я умнее, я пишу: ага, а если прочитают?

В. Захарченко: Я еще могу вот тут сообразить. Я тогда писал — как я их писал, например, «подлец», зачем это я пишу так, как пишу, понимаете?

Ведущий: А с какого возраста вы вели?

В. Захарченко: Я дневники с 54-го. Но я вот…

Ведущий: Это сколько сейчас? Если 38-й, то вам сколько было — 16?

В. Захарченко: Да, это те, которые сохранились. Но теперь слушайте. Было что-то вроде дневника, я написал, наверное, это было, так сказать, второй класс, а может быть, третий класс.

Ведущий: (Смеется.)

В. Захарченко: Но слушайте: я и девочка соседская, я написал, скажем: «Тамара, я тебя, — я пишу, — люблю». А сестра нашла — и начала меня дразнить: «Ты написал “Я тебя лублу”». Ну, я так писал. Я взял это, сразу разорвал. Знаете, когда дразнят детей, хочется сказать «уйди!». Разорвал. Я больше никогда не упоминал женских имен, чтобы не нашла сестра. И я прятал дневник туда, это называется «на горище» — чердак у нас, так сказать,  камыш, и я туда дневники. Но самое главное, что дневники сохранились. И вот теперь, если говорить о Промысле, это же Промысел Божий, мной уже написанный…

Ведущий: Да.

В. Захарченко: Непридуманный, предельно искренний — как на исповеди.

Ведущий: Это, вообще, документы эпохи.

В. Захарченко: Значит, он в 16-м томе будет. 16-й том собрания сочинений.

Ведущий: Детские дневники будут, да?

В. Захарченко: Да. Он уже, уже готов, понимаете?

Ведущий: Будем охотиться, будем прямо охотиться.

В. Захарченко: Уже готов. Я на знаю, я мог бы даже отснять какие-то страницы, дать. Почему нет?

Ведущий: Спасибо. Интересно.

В. Захарченко: Естественно, там все не издашь, вы что? Там ведь эти все дневники — они с многоточием, с многоточием, ну что вы! Потому что я только песен написал столько, что я буду делать с ними? Вот то, что там звучит, песни, это только ноль-ноль-ноль десятых, понимаете?

Ведущий: Скажите, пожалуйста, а вот из детства дочек что вы вспоминаете чаще всего?

В. Захарченко: Дочек?

Ведущий: Ваших дочерей, да. Вы строгий были отец?

В. Захарченко: Жизнь моя сложилась так. Значит, я женился, когда мне было 22 года, значит, это, я первый хор сделал в больнице. Вот я учился в педучилище — и сделал в училище, так сказать, и хор. Вот там была моя первая любовь, и я женился. И вот эта первая любовь принесла двоих детей. Значит, старшая дочка Вика. Ну, мы ожидали, что Виктор, Виктора не было — ладно, пусть уж будет похоже на «Виктор». Да. А вторая дочка Наташа. Вот. Но получилось так, разлад у нас дошел до развода, и при разводе дети остались со мной. Не с женой Валентиной, а со мной. И вот у меня младшенькая, Наташа, ей тогда было лет 5-6, а которой постарше — 7 лет. И дети со мной.

Ведущий: То есть на строгость у вас не было…

В. Захарченко: …Когда суд был, судьи спрашивают… Ну, жена, бывшая жена, я за нее все равно молюсь. То есть и сегодня она жива, я за нее молюсь. И они говорят: «Ну как так — с отцом? С матерью!» Она сказала: «Они больше любят отца». Она согласилась. Но я очень благодарен маме. А у меня ж гастрольная работа. И я уже думал, что я и жениться не буду. Ну что — мои дети, кому они нужны? А потом здесь, знаете, тоже есть такой композитор  Волков, и, значит, мы с ним друзьями были, так сказать, были дома. И мне сказал: «А почему? Жениться надо. Ну что ж ты, всю жизнь будешь холостой?»

Ведущий: Один, да.

В. Захарченко: Но мои дети — кому они ж нужны? И я знаю, что мачеха,– об этом сказать, ну, понимаете – это что-то не звучит, понимаете? А потом, значит, случилась вторая любовь — родилась дочь Вера. Поэтому я тех маленьких, вы знаете, я их носил сам, есть фотографии. И они говорили, что «у нас папа — и папа, и мама». В роли папы и мамы. А теперь уже вот вторая дочь, она вышла замуж и уехала в Италию. И у нее жизнь, так сказать, сложилась тоже очень интересно — сложно, с противоречиями и так дальше. Но самое главное, я тогда, когда она уходила туда, я сказал: «Доченька, вот знай, самое главное, чтобы ты осталась русской и православной». И это она соблюла. У меня два внука родилось здесь — Виктор, значит…

Ведущий: То есть Виктор появился все-таки? (Смеется.)

В. Захарченко: Да. Виктор появился, появился, да. Виктор, Андрей. А там появился, значит, Петр (Пьетро) и Габриэль (Гавриил). Причем тоже все по святцам.

Ведущий: Да.

В. Захарченко: И она тоже, когда , так сказать, был обряд венчания, она спросила у батюшек у православных, что ей делать, чего ей не делать и прочее. Поэтому, слава Богу, вот у каждого своя дорога жизненная. И она закончила, младшая дочь закончила наш Краснодарский университет по двум специализациям. Она очень талантливая. И закончила Академию медицинскую. Она врач, врач военный. В том числе она попросила дать ей литературу православную, связанную с медициной, и я все то, что, так сказать, нашего святителя известного, так сказать, посылал книги. Она работу писала о роли Православия вот в медицине. Поэтому, скажем, вот я понял, что у нее как бы своя дорога — сложная дорога. Вот она идет — а дальше все в руках Божьих.

Ведущий: Виктор Гаврилович, у меня еще финал. Вот представьте себе ситуацию, что к вам приходит из хора ваш солист какой-нибудь, на которого вы возлагаете большие надежды. И он такой вот, он замечательный, ну все, в общем, хорошо. И он говорит: «Виктор Гаврилович, я понял, что я не хочу народной музыкой заниматься и хоровым пением не хочу. Я хочу идти на эстраду и начать сольную карьеру свою, ну вот эстрадную». Вот в этой ситуации: «поддержать нельзя отговаривать» — где вы поставите запятую?

В. Захарченко: Вот интересно, вы знаете. Я мог бы назвать конкретную фамилию, у меня все это точно было.

Ведущий: То есть было так, да?

В. Захарченко: Те люди, которые пришли, которые пели-перепели, а потом решили, так сказать, уйти. «Я хочу уйти в эстраду», – и так дальше. Я ответил тому человеку: «Вы знаете, что, я вас удержать не смогу. Если у вас есть, вы туда ради творчества, то тогда я вам пожелаю только одного: творческих удач. Но я думаю, что вы идете туда — там, помимо творчества, есть еще оплата. И вы в данном случае, так сказать, мы здесь, в Кубанском хоре, служим действительно… Нас зарплата интересует — все мы люди, без нее жить нельзя».

Ведущий: Конечно.

В. Захарченко: «Но, значит, в данном случае вы предаете то… Если в творчество, если в творчество, то вы могли сказать мне, я бы рад бы вам помочь. Но я вас удержать не смогу. Потому что там отработайте две недели, как положено, - все это, поэтому. Но я пожелаю вам удачи». Вот и все. И более того – у него есть дети. Я и сегодня молюсь за это, и за него как за заблудшего. Я молюсь за него, понимаете? Потому что у каждого есть какая-то полоса в жизни. А что — не может случиться? Может. Может случиться, что в одно прекрасное время, для этого не надо долго — раз! — один миг, Господи! — и ты становишься другим. Мы знаем, скажем, та же Мария Египетская, вела распутную жизнь, и вдруг, слушайте, финал: она идет по воде. Так по воде только Христос ходил, слушайте! Значит, там такие испытания, такие мучения, такие переживания. А может, заострить, какая она была? Вот давайте, какая она была до того? Да была греховница! Будем ковыряться, какая греховница? Не надо нам ковыряться. Потому что человек, это Достоевский сказал, человека надо измерять не по степени его падения туда, на самое-самое дно, а по степени возвышения. Здорово сказано. Кто безгрешен? А вот возвыситься туда! И поэтому не могу сказать, что тот человек, который ушел, что он и не вернется.

Ведущий: А вы переживаете до сих пор?

В. Захарченко: Я молюсь сегодня, я молюсь за его детей, слушайте! Дети родились!

Ведущий: Спасибо вам огромное! Спасибо, низкий вам поклон за ваше служение!

В. Захарченко: Спасибо вам тоже!

Ведущий: Это был Виктор Гаврилович Захарченко. А мы продолжим писать «парсуны» наших современников через одну неделю.