
Приблизительное время чтения: 4 мин.
Я прочел «Заповедник» как раз там, в Святых Горах. Прямо там и купил, в усадьбе Михайловское. И первая реакция моя после прочтения — возмущение. От того, насколько не сходилось то, что я обрел и прочувствовал в Пушкинском заповеднике, с довлатовской повестью. А потом, разговаривая с простыми людьми в этом удивительном месте, стал у них учиться сочувствовать и прощать…
Почему всей душой я воспротивился довлатовскому «Заповеднику»? Не потому, что не может быть там персонажей, каких он вывел. Люди — разные. Наверное, Довлатова в то время больше всего волновала проблема лицемерия. На фоне личных метаний, переживаний. И показное, «совковое» (как некоторые говорят, сам я не приемлю этого слова), лживое искал и «находил» во всем. Думал, что находит.
Но прошло время. И образы какого-то стукача, который является «вместо Пушкина», наивность экскурсоводов и экскурсантов (с их детскими вопросами), претензии к гейченковской (Семен Степанович Гейченко — пушкинист, музейный работник, многолетний директор музея-заповедника «Михайловское», по сути воссоздавший его заново после Великой Отечественной войнф. — Прим. ред.) «лубочной», пропагандистской тактике — они теперь выглядят просто... ничтожными. На фоне проверки временем. По плодам, какие мы можем оценить только теперь, после того, как ушли из жизни и Довлатов, и Гейченко.
Сейчас совершенно ясно, что без тогдашнего, пусть чудного и «фанатического», но честного, гигантского труда Гейченко и многих-многих иных людей могло бы не случиться Чуда. А Пушкинский заповедник остается (и сейчас это ценно вдесятеро!) Чудом. Одним из самых потрясающих мест в России.

Там удалось на огромном пространстве сохранить или воссоздать святыни, архитектурные и парковые ансамбли, археологические памятники нашего Средневековья... И все это посреди удивительной красоты русской природы, ничем не испорченной, не изгаженной.
После того как на руинах Воронича поклонишься могильным крестам тех, кто вернул нам Святогорье (да и многое еще на Псковщине), смириться с духом этой книги? — Нет, это совершенно невозможно. Только жалко, очень жалко автора. Он-то думал, конечно же, о другом, имел своим резоны. Но выглядит сейчас все это как очень большая ошибка, неправда, что-то некрасивое и напрасное.
Впрочем, Заповедник (реальный, не-книжный) — настолько большое явление, что он в защите от автора книги не нуждается, нисколько. Довлатовский «Заповедник» там спокойно стоит в продаже всюду; домик, где он жил, вроде бы стал музеем... И это для меня показатель того, что в реальности для Довлатова Святые горы — то место, где его никогда и никто не обидел и не осудил, ни при жизни, ни теперь.
А местные жители и сегодня говорят о нем: «Не обижайтесь вы на него, хороший был человек. Только алкоголик. Наберет портвейна, сунет в реку — охлаждаться, проведет экскурсию — выпьет бутылку, потом еще одну проведет, если сможет… Трудно было с ним начальству…» И никто на него не в обиде. Ведь это действительно большая человеческая трагедия. Если только их слова не такая же смесь правды и откровенного вымысла, которая свойственна псевдодокументальным (с реальными фамилиями) довлатовским повестям.

Довлатов больше всего боялся пошлости — в ее классическом понимании XIX века, как подделки — и от этого страха дошел до отрицания вообще всего вокруг, мол, в Советской России всё — пародия на жизнь, всё пошлость. Даже священное для интеллигента место — место ссылки Пушкина в его родовом гнезде. И только оказавшись в Америке, там, где и появился «Заповедник» (да и все остальные его крупные произведения — благодаря тому, что нашелся гениальный редактор, сумевший буквально вылепить их из довлатовского интереснейшего, но разрозненного материала), автор понял, что нет ничего лучше этого Заповедника. И честно в этом признался.
А как отнеслись к Довлатову Святые Горы — это средоточие нашей истории и культуры? С пониманием, состраданием и признанием таланта. А то, что казалось Довлатову пошлостью, — это, пожалуй, все просто ушло. Довлатов ошибся. Для него, как человека культуры, пушкинские места — священные. Не по-христиански, по-своему. И, отвергая в Заповеднике подлинность, он пытался доказать — прежде всего себе самому, — что нет ничего, за что можно зацепиться в своем Отечестве. Но слава Богу и огромное спасибо добрым людям: святые и священные для каждого места у нас есть. И не случайно в Святых Горах есть место музею Довлатова и книге с его «Заповедником».
...Если кто-то еще не бывал там, в тех местах, на Псковщине, поезжайте обязательно. Хотя бы раз в жизни, но там, уверен, необходимо побывать каждому. В России много удивительных мест. Но это — особенное.
Недавно побывал в Пушкиногорье и перечитал довлатовский "Заповедник". Впечатления от Петровского, Михайловского и Тригорского, от замечательной дороги Михайловское - Тригорское прилагались в моём сознании, конечно, к пушкинским текстам, а вовсе не к довлатовским. Но "Заповедник" никакого диссонанса не вносит: он описывает то, что тоже было. Довлатов не оценил трудов С.С.Гейченко? Да, в "Заповеднике" не оценил. Но ведь он и не ставил перед собой такую задачу; это вы, строгие критики, то ли приписываете её Довлатову, то ли пытаетесь навязать. Перед Довлатовым стояли тогда его личные проблемы, и книга его адекватна именно им. И то, что она там сейчас продаётся, совершенно нормально.
Текст "Заповедника" от начала и до конца - это хроника болезни. Тяжелобольной человек пишет о себе и только о себе о своей болезни ( алкоголизм ) и ждет сочувствия у читателя. Пушкиногорье тут не при чем, просто больной в это время оказался в этом месте. Книжка глупая и неинтересная. Дом, в котором квартировал Довлатов выглядит совершенно по идиотски... все рядом с гением - глупость какая-то. Но извиняет Сергея Донатовича то , что он ЧУЖОЙ.
Для меня проза Довлатова- не менее важная частица русской литературы, чем Пушкин. И что значит "Довлатов ошибся"? Человек описывал мир и людей такими, какими их видел, никогда никого не оценивал, не судил и не вешал ярлыков "хороший - плохой". Менее всего он нуждается в прощении
Да вообще, все сторонники пресловутого белогвардейского лозунга: "Хоть с самим дьяволом заодно, лишь бы только против Советов!" — в конечном итоге действительно оказываются заодно с этим самым дьяволом.
Когда-то давно великий поэт Козьма Прутков,предвидя эту дискуссию, написал басню в поддержку Владимира Гурболикова для Евгения:) "РАЗНИЦА ВКУСОВ"
Басня
Казалось бы, ну как не знать
Иль не слыхать
Старинного присловья,
Что спор о вкусах — пустословье?
Однако ж раз, в какой-то праздник,
Случилось так, что с дедом за столом,
В собрании гостей большом,
О вкусах начал спор его же внук, проказник,
Старик, разгорячась, сказал среди обеда:
«Щенок! тебе ль порочить деда?
Ты молод: всё тебе и редька и свинина;
Глотаешь в день десяток дынь;
Тебе и горький хрен — малина,
А мне и бланманже — полынь!»
Читатель! в мире так устроено издавна:
Мы разнимся в судьбе:
Во вкусах и подавно;
Я это басней пояснил тебе.
С ума ты сходишь от Берлина;
Мне ж больше нравится Медынь.
Тебе, дружок, и горький хрен — малина,
А мне и бланманже — полынь."
Читайте Козьму Пруткова, Евгений и учитесь хорошему вкусу, а также культуре вести дискуссии.
"Довлатов как червонец - нравится всем..." - замечательно объяснил критик (И.Серман). На самом деле ваш Довлатов очень прост:" Толпа жадно читает исповеди, записки и т.д потому что в подлости своей радуется унижению высокого, слабостям могущего. При открытии всякой мерзости она в восхищении. Он мал, как мы, он мерзок, как мы! Врёте, подлецы: он и мал, он и мерзок, не так, как вы, иначе..."(А.С. Пушкин - П..А. Вяземскому, ноябрь, 1825).Вот и "рецепт" литературного изделия. И что за странные рассуждения у антигероя этого опуса в погоне за смехом читателя - что подлинное в заповеднике? Что нет - и его Алиханов (за которым прячется автор) счастлив: Одно не подлинное, другое, третье... А место? Место, ради которого вы преодолеваете многие километры? Само место действия жизни и творчества Поэта подлинное? Оно вошло в его художественный мир. Ведь ясно всё остальное только дополнение к нему. Вы хотите подлинности вещей? Тогда идите в музеи Петербурга или Москвы. Но "...больше всего на свете после природы и шахмат я ненавижу музеи" (письмо автора июль 1969 Л. Штерн). Природе и шахматам повезло больше. Но мы то и заповедник с его великой судьбой - причём?
Читайте ВСЕ
И имейте свое мнение
Виктор Заровняев
Все правильно. Помню, как доктор филологических наук задал на защите диплома по Довлатову студентке вопрос, не считает ли она, что творчество Сергея Донатовича переоценено. Стиль отличный, но око темно
Уважаемый Евгений! Если для Вас Сименон - это не имя нарицательное, а слово ругательное, это, что называется, Ваше личное несчастье. Да, несчастие! Значит, Вы не смогли за детективной фабулой разглядеть огромный нравственный посыл французского писателя, который приблизился к своим знаменитым соотечественникам, создавшим и развившим теорию экзистенциализма. И в своих произведениях - воплотивших ее. Сименон плоть от плоти этой великой литературы. Что касается Довлатова... Ну, не знаю, не буду говорить о том, в чем не разбираюсь: быть может, это только я не поняла, какой великой идеей обладают его книги... Мне кажется, Владимир Александрович об этом высказался намного лучше, чем смогла бы я. А к Вам, Евгений, просьба: не называйте людей по фамилии, не фамильярничайте напрасно. Само Ваше имя к этому обязывает. Пока что читать Ваши реплики как-то не весьма приятно.
Евгений, напрасно и главное, поздно. Читал большую часть книг Довлатова, он прекрасно пишет. Откуда такая агрессия, честно: не понимаю. Если с чем-то несогласны по существу, то казалось бы, отчего же не ответить по существу? Смысл? Ну, оценили Вы мои умственные способности. Видимо на двойку с плюсом? Ведь, оказывается, я таки до Сименона дорос...
Кстати, некоторые его книги действительно прочёл, без особого увлечения, но с уважением. Поскольку Сименон очень интересен как бытописатель. Он в жанровую "обёртку" заворачивал огромный массив серьезных наблюдений о жизни. 😉
Не понял: а это ещё зачем? Прежде всего, есть книги самого Гейченко... Непонятно. И я же не предлагал изъять повесть Довлатова. Напротив: купил её как раз в Михайловском когда-то. До того читал другие его повести.