Среди работ Юрия Арабова сценарии к фильмам «Чудо», «Юрьев день», многосерийному «Доктор Живаго», «Фауст» и «Орда». Еще до выхода на экраны фильма «Орда» нам удалось побеседовать с Юрием Николаевичем об этом нашумевшем фильме.
Мне нелегко далась эта работа. Я прекрасно понимал, что писать о святом — огромная и страшная ответственность. Поначалу, когда мне предложили написать сценарий к фильму о святителе Алексии, я отказался и аргументировал это тем, что не считаю себя достойным делать кино о святых людях. Но Сергей Кравец, руководитель Церковно-научного центра «Православная энциклопедия», меня уговорил. Постарался здесь и режиссер-постановщик Андрей Прошкин, с которым я раньше не работал. Он — молодой человек, и мне всегда интересно работать с молодыми. В общем, человек слаб: я не устоял, в основном, перед творческими перспективами, так как коммерческие интересы в любой работе для меня имеют второстепенный интерес. Но и согласившись, я должен был самому себе ответить на основной вопрос: как может обычный человек писать (или снимать фильм) о святом человеке?
Ответил я себе так: моя работа — это не иконопись. Я не ставлю себе задачей показать святого во всей его славе. Но искусство (то есть и литература, и кино, и театр) и не должно на такое претендовать. Его задача скромнее: показать путь героя к святости. Показать, как меняется человек на пути стяжания Духа Святого, как отмирают в нем обычные человеческие страсти, слабости. А то, к чему в итоге он приходит, остается за кадром. Эту же концепцию разделил со мной и Андрей Прошкин.
В работе над образом святителя Алексия мы опирались на жития, на летописи. Из них видно, что святитель был великим дипломатом и строителем Церкви. Но великий дипломат и строитель априори не может быть слабым человеком. Так что я писал черты характера сильной личности, способной повести за собой других.
Между прочим, исторический фон фильма во многом близок к нашей действительности. И тогда, и сейчас существовало противоборство двух тенденций — языческой и христианской. Сегодня язычество побеждает: мы, по сути, живем в языческом обществе. Проявляется это, помимо всего прочего, и в отношении к чуду и святости. В советское время я много раз смотрел фильм классика советского кино Якова Протазанова «Праздник святого Йоргена», где по сюжету один мошенник прикидывается святым, а его помощник — ущербным. И чего только ни делал «святой», чтобы продемонстрировать «святость»: воздевания рук, величественные позы, имитация чудесных исцелений... Так вот, в наше время очень легко наступить на те же грабли, просто поменяв минусы на плюсы: снять фильм о святом, который ежесекундно творит яркие, убедительные чудеса. Исцеляет, низводит огонь с неба, гуляет по воде... Представляете, какие тут могут быть мощные спецэффекты? Но такой якобы православный фильм принесет зрителю только вред: одних он своей фальшью сразу отвратит от Православия, а у других сформирует ложное понимание веры. А ведь Христос нередко говорил тем, кого исцелял, чтобы они никому не рассказывали о случившемся. Подлинные чудеса делаются в тишине и тайне.
В фильме о святителе Алексии мне как раз и хотелось выразить свое понимание святости. На мой взгляд, святость не сводится к совершению чудес. Чудеса вообще совершаются не самим человеком, не по его желанию, а через него. Но очень важно, что тот, кто становится проводником Божьей воли, — не случайный человек. Через него потому и совершаются чудеса, что сам он готов принести себя в жертву. Эту тему, тему жертвы, я затрагивал и раньше, в сценариях фильмов «Чудо» и «Юрьев день».
Сюжет нового фильма строится вокруг поездки святителя Алексия в Золотую Орду. Ордынцы узнают, что в Москве живет удивительный подвижник, способный исцелить их заболевшую царицу Тайдулу, мать хана Золотой Орды, и хотят, чтобы «чудесный старик» сделал это, грозя в случае отказа набегом. Но события складываются не так, как это представлялось бы любителям чудес-«спецэффектов». Прямого чуда не происходит, и святитель попадает к русским колодникам, пленным, находящимся в порабощении, разделяет с ними все тяготы их жизни... И только тогда, когда он приносит эту личную жертву, происходит чудесное исцеление. Наша будущая картина — притча о жертве.
Впрочем, я прекрасно понимаю, что одно дело — намерения художника, и другое — результат его работы. Но все же надеюсь, что наши мысли дойдут до зрителя. Важно, чтобы произошло внутреннее чудо и фильм получился. А этого никогда нельзя предвидеть заранее. Сценарий — всего лишь снежный комок, а режиссер и съемочная группа катают этот комок и получают в итоге огромный снежный ком. Что из этого кома выйдет? Прекрасная скульптура? Скучная снежная баба? Уродливый сугроб? Мы этого не знаем, здесь остается лишь надеяться. Но в сценарии я сказал все, что хотел, и тут моя совесть чиста.
После того как я закончил работу над этим сценарием, мне тут же предложили написать другой — о преподобном Серафиме Саровском. Я отказался — потому что в сценарии о святителе Алексии полностью выразил свое понимание чуда, свое понимание святости, и мне пока больше нечего сказать на эту тему. Не хочу спекулировать на ней, не хочу делать сладкие картины, от которых вреда больше, нежели пользы.
Почему? А потому, что есть вполне реальный риск превратить Православие в идеологию. Мы совсем недавно пережили пропаганду коммунистических идеалов, и если ей на смену придет православная пропаганда того же типа — будет очень плохо. И стране, и обществу, и Церкви.
Но даже если этого не случится — есть и другая опасность. Опасность того, что православная тематика в кино станет «попсой». А попса возникает там, где художник начинает повторяться. Я вижу такую опасность и для себя, и поэтому в ближайшее время постараюсь избегать церковного материала.
Однако из моих слов вовсе не следует, что мне больше не интересны проблемы духовной жизни. Напротив, они всегда будут меня волновать, о них я всегда буду говорить в том, что я делаю, что пишу. Вообще искусство для меня — это духовное делание. Просто вовсе не обязательно говорить на духовные темы, используя религиозные декорации. Христианским может быть не только то кино, которое у нас сейчас принято называть «православным». Я убежден, что у того же Андрея Тарковского многие фильмы христианские, а не только «Андрей Рублев». И протестант Бергман, который всю жизнь боролся с протестантизмом, снял целый ряд блистательных христианских картин.
Искусство всегда питается духовной проблематикой, пускай даже художник впрямую об этом не говорит или вообще не замечает этого на уровне сознания. Даже скандальная выставка «Запретное искусство» питается от духовной традиции — то есть в данном случае паразитирует на ней. Не будь христианства, не было бы и самой выставки. Это лишнее подтверждение тому, что любое искусство — в том числе и современное! — не существует вне духовного контекста. Это берег, от которого отталкиваются, собираясь в рискованное и, может быть, смертельное плавание.
* Производство КТК «Православная энциклопедия», режиссер Андрей Прошкин, в главной роли Максим Суханов — Ред.
Фото Владимира Ештокина
