Нужно написать колонку, а по столу аккуратно размазана гречневая каша и совершенно некуда поставить ноутбук. Я стараюсь тихо включить воду и неслышно орудую тряпкой, потом так же тихо снимаю с огня кофе и наконец счастливо окапываюсь за столом, но тут-то и раздается это несвоевременное «Ыыы…» из детской. И сразу внутри поднимается что-то такое несмиренное и далекое от идеала материнской любви. «Уххх!» — только и остается сказать, отправляясь повторно укачивать младшего.
Ожидая рождения первого ребенка, я с интересом читала всевозможные интервью с многодетными мамами, рассказы и воспоминания о жизни православных семей. «Мама на троих не делится», любовь, отданная ближним, возвращается приумноженной, степень материнского счастья и благочестия бесконечно растет, а дети в многодетных семьях обычно дружные и отлично умеют занять друг друга, пока мама хлопочет по дому – такие примерно представления сложились в моей голове от этого чтения... Вот не могу сказать, что они не оправдались, нет. Проблема в том, что эта идиллическая картинка сильно портила и портит жизнь в те моменты, когда она все-таки не вырисовывается.
Ну, вот не захотели они друг друга занимать, а, напротив, воинственно размахивали книжкой, просились на руки и плохо ели кашу, и несколько раз требовали «еще песню» на ночь. А я без единого намека на кротость и долготерпение скрежетала зубами, фальшивила нещадно и думала о горячем кофе. Вместо того, чтоб умиленно, как в книжке, петь «Богородице, Дево…», я раздражалась, роптала и нетерпеливо ждала возможности посидеть в тишине. И от такого грубого несоответствия идеалам кроткого детства и православного материнства настроение только ухудшалось…
Нет, когда есть добрый пример и ты знаешь, к чему стремиться, да еще и понимаешь свое в сравнении с ним недостоинство – это, конечно, полезно. Но когда разрыв между идеалом и реальностью слишком разителен и что-то подсказывает, что в ближайшие двадцать лет он не сократится ни на йоту, – от этого происходит уже не стремление к переменам в себе, а совершенно нетворческое, неконструктивное уныние.
Думаю, в христианской литературе не случайно кроме житий есть и патерики. В патериках наряду со святостью описываются искушения и падения подвижников, чтобы простой смертный читатель мог увидеть, что и его простая смертность во всех ее непростых проявлениях – еще не препятствие к спасению.
Я могу понять тех восторженных журналистов, которые умиленно пишут и снимают фильмы о семье: действительно, чужие дети, когда они в хорошем настроении и видят у себя дома какого-то нового интересного гостя с диктофоном, производят обычно ангельское впечатление. Впрочем, и без детей – что там можно разглядеть в чужой семье? И то, что разглядел сегодня, может с легкостью измениться завтра, как в лучшую, так и в худшую сторону. Увы, лет шесть-семь назад мне самой довелось редактировать две довольно карамельные статьи о молодых, еще бездетных семьях – обе они уже распались…
А нормальная мама, конечно, не станет слишком откровенничать о естественных в семейной жизни сложностях, тем более, что у верующего человека многие проблемы весьма сиюминутны, ибо как-то всегда надеешься, что Господь не оставит, а жизнь одна – и стоит ли циклиться на негативе? Так возникает полумифический образ православной матери-героини, всегда благостной и сверхтерпеливой, равняясь на который, очень многие обычные мамы ломают шею от чрезмерного завышения планки. Считать себя хронически «ниже плинтуса», равняясь на такую планку – это путь именно к унынию или вообще отчаянному бунту, а вовсе не к смирению, как можно ожидать. Нет, я уверена, ангелоподобные мамы и кроткие дети, действительно, есть, но их не обязательно большинство, и ими не становятся «автоматом» после прихода к вере – а может, и вообще не становятся, но Господь и неидеальное приемлет.
В представлениях о семье и материнстве неофитский восторг и перфекционизм бывают особенно опасны. Просто потому, что человек, мне кажется, меньше всего склонен прощать «несбычу мечт», в том числе и «мечт» о предстоящем своем неуклонном возрастании в подвигах благочестия и любви. И молодая мать в большой опасности: она может на полном серьезе разочароваться в семейной жизни от того, что дети оказались недостаточно ангелоподобны, а сама она – о ужас! – орет на всех, и крылья все никак не прорезаются...
Перестать настойчиво и поспешно заталкивать ближних и саму себя в рамочку определенного благочестивого образца и спокойно видеть себя, мужа и детей во всей индивидуальной сложности и необразцовости – это задача на годы, а на них, увы, у кого-то может не хватить терпения. Здесь очень важно понимать: рамочка – она на бумаге в православном «глянце», а в жизни бывает всякое, и всякое преодолевается, если искать реальное решение реальных проблем, а не унывать от того, что вот у них там, в глянце, таких проблем не бывает.
…
По этому случаю вспомнила, как однажды мне пришлось говорить со знакомой прихожанкой. У нее пятеро детей и всегда она на вид полна таким безмятежным материнским благообразием и благочестием, что я обычно лишь вздыхаю про себя: «Эх, умеют же люди…». И вот как-то мы разговорились, и идеальная мама рассказывает:
— Вчера уложила своих и думаю: «Ну наконец-то посижу в тишине, кофе выпью». Только взяла книжку с чашкой – идут! Пить, писать, еще раз прощаться… Уххх, ну я и разозлилась!..
Послушала я, и стало легче от того, что «все мы человеки», ведь терпеть свои немощи и по мере сил бороться с ними в общем строю – легче, чем быть одному в поле воином среди образов глянцево-правильных православных мам.
Рисунок Елены Фетисовой. Фото Владимира Ештокина.
