— Мама, а правда, мы на Пасху...
А правда ли мы пойдем все вместе гулять, кататься на роликах, есть мороженое, поедем в лес за сморчками.... Едва научившись говорить, дети задавали мне этот набор вопросов (с вариациями) из года в год... И каждый год я не знала, что им ответить.
— Да, конечно, на N-ный день Пасхи, обязательно...
— Так долго! Мама, ну почемууу?
И в какой-то по счету раз я объясняла, что Пасха вообще очень долгая, и это же здорово, что...
Но — объяснять объясняла, а на душе все равно было как-то неспокойно и, прямо скажем, ропотно. Несколько лет я роптала, что Пасха у детей проходит как-то не так, как хотелось бы, не с тем размахом что ли...
Да и откуда взяться размаху, если главный атрибут праздника для детей — это вся семья в сборе, а в идеале — еще и на воздухе где-нибудь. Но папа-священник возвращается глубоким утром после двух литургий (одну служил, на другой исповедовал), всех поздравляет, треплет по затылку, вручает подарки и... падает часа на два. А к обеду уже уезжает — пасхальную вечерню служат рано, чтобы затем успеть всем городом на традиционную общую вечерню в собор. Из собора папа со стеклянным взором везет нас в гости, тоже традиционные. И детям в гостях вроде бы весело, но...
Но вечером, выгружая их спящих из автокресел, снова с горечью понимаешь, что вновь это был какой-то не очень семейный праздник. Даже будто не праздник вовсе. И утешаешь себя тем, что Пасха — она долгая. И будет на нашей улице....
Как-то невесело звучит для Светлой седмицы, верно?
Но, к счастью, это только начало. А дальше вот что. Я пороптала год, пороптала другой. Потом поняла, что конструктивней всего — попробовать что-то изменить. График мужа не изменишь — вот та «печка», от которой надо «плясать». Вывод — пытаемся подстроить свой график.
Раньше я возила детей на позднюю пасхальную литургию, а приезжая, вынуждена была поскорее кормить их и выводить на улицу, чтобы муж свои два часа ничком хотя бы не слышал звуки бурной детской радости над ухом. Повести ночью в храм детей-погодок, один из которых грудной, мне и в голову не приходило. Мол, пока что в своем уме. А потом я познакомилась с матушкой, чьи дети примерно ровесники моих, и несказанно удивилась: она и все ее знакомые прихожанки преспокойно ходят на ночную службу вместе с детьми.
Я призадумалась. Ведь как было бы здорово — на ночной Пасхальной литургии, своей самой любимой службе, я не была несколько лет, неужели — это снова станет возможно? И тогда режим утреннего сна у детей примерно совпадет с режимом папы — и не придется ни на кого шикать, чтобы вели себя потише...
И вот в ближайшую же Пасху я решила попробовать. Устроила накануне тихий час в пять часов вечера, а подняла детей почти в одиннадцать, бегом натянула на них праздничные наряды и погрузила в машину.
Младшему ребенку тогда было полтора. Он солидно и деловито протопал от машины в храм, снискав мне укоризненные взгляды дежурного наряда полиции у входа. Безумная мамашка — что тут скажешь. Старшие — дочери четырех и пяти лет — шли торжественно, с трепетом. Две золушки на бал. На них были лучшие платья, а из дверей храма пестрело что-то невообразимо волшебное, золотистое с алым на фоне окружающей темноты.
Мы приехали аккурат к началу Крестного хода и смогли увидеть, как из золотистой арки выливаются — волна за волной — хоругви, свечи, облачения и яркие платки. Тихое пение и огоньки в ночи — таинственное, завораживающее шествие. А потом «Христос Воскресе!» вылетело навстречу и увлекло за собой... Дети едва дышали. Первый раз ответили несмело, шепотом: «Воистину... Воскресе...» А потом — зазвенели, заликовали пронзительным писком.
Единственный за весь Крестный ход каприз состоял в том, что полуторагодовалый сын требовал идти сам. И — пошел. Карапуз, привыкший к коляске (младший ребенок — это надолго), самостоятельно протопал весь путь. Пыхтел, сопел — но был серьезен и внимателен. Пасха!
Это была Пасха! «Как в юности» или «как положено» — так, как и не чаяла ее встретить, пока дети не подрастут... Канон пасхальный, дивные Часы, песнопения, ради которых в свое время я даже петь пыталась научиться — ведь невозможно такое не петь! Все (почти) в этот раз я слышала соборно — со всеми прихожанами, с детьми, в исполнении хора...
Конечно, постепенно дети переместились в комнату воскресной школы — там вкусно пахло спрятанными где-то до поры бутербродами и героическая наша тетя Лена — преподаватель — приносила свою Пасху в жертву всем-всем-всем, чьи дети радостно играли в ее праздничную викторину. Она приносила ее в жертву — а праздник возвращался к ней, усиленный стократ, и расцвечивал лицо улыбкой.
И больше у нас не было утром этой натужной попытки сублимировать праздничное настроение каруселями в парке. Дети проснулись и знали: праздник уже здесь, с ними! И со мной. Мы просто разговелись, поздравили друг друга — и была такая полнота, что не хотелось больше ничего выдумывать. Мы почитали книжку и вскоре поехали к собору на пасхальную вечерню. Служба шла на открытом воздухе, и сотни молодых мам с восторгом слушали льющиеся из динамиков песнопения. А дети гоняли мыльные пузыри, которые пускал чей-то папа, принявший огонь на себя.
Я не уверена, что все наши ночные службы будут всегда проходить так же гладко и незаметно для других прихожан. Но главный вопрос, который уже в этот пост я слышала от детей, был не про ролики:
— Мама, а мы на Пасху сходим ночью в храм? Пожаалуйста...
