Христианство и кинофантастика – насколько они совместимы? Здесь нет единства мнений, и предлагаемая статья литературного критика Глеба ЕЛИСЕЕВА – это лишь начало разговора.
Просто этика?
Где только не ищут сейчас христианские корни... Современное фантастическое кино – не исключение. По-человечески понятно желание найти свое в том, что на первый взгляд кажется чужим. Но вспомним знаменитый афоризм про поиски черной кошки....
Увы, как правило, фантастический фильм равнодушен к христианству, а то и откровенно враждебен. Это касается и мистических картин, и фильмов ужасов.
Да, при большом желании можно найти христианские мотивы во многих кинолентах, в том числе и в фантастических. Однако зададимся вопросом – а нет ли здесь “насилия над материалом” ? Задумывал ли сам автор фильма именно такое, христианское прочтение своей картины? Или дело лишь в том культурном “бульоне”, в котором все мы варимся как наследники некогда великой христианской культуры Европы?
Но это не прямое родство, а очень и очень отдаленное. Все-таки современное общество строит свою жизнь на этике, восходящей к христианской традиции – конечно, со множеством оговорок. И если автор фантастического фильма не рисует специально картину общества с целиком вывернутой моралью (как, например, в киноленте “Парень с собакой” по повести Харлана Эллисона), а рассказывает о бунте роботов или вторжении инопланетян, то в его произведении неизбежно будут прослеживаться обычные этические нормы, восходящие к Моисеевым заповедям – “не убий”, “не укради” и другим. Но ведь эти заповеди настолько общие, что в той или иной форме присутствуют во всех традиционных вероучениях.
Когда же мы отходим от этической составляющей киноленты, то четко видим – картина мира, которую рисуют большинство фантастических фильмов, радикально расходится с христианским взглядом на реальность. Пространство фантастического кино этично, но антирелигиозно. И не надо путать эти два понятия.
Дефект жанра
В кино, в отличие от литературы, ситуация ухудшается еще и тем, что сама специфика этого вида искусства препятствует прямому воплощению христианских тем.
Как бы ни было это неприятно, приходится признать, что фильмы на библейские сюжеты, балансирующие на грани кощунства, с формальной точки зрения чаще оказываются более художественными, нежели те, что строго следуют букве библейского текста. Например – “Евангелие от Матфея” Паоло Пазолини. Даже наиболее впечатляющий фильм на евангельскую тему, “Страсти Христовы” Мэла Гибсона, потрясает скорее благодаря невыносимому натурализму многих кадров, а не потому, что режиссеру удалось правдиво отобразить события земной жизни Христа. Справедливо старое наблюдение: единственно возможное не фальшивое изображение Сына Божьего – это икона. А не живопись, не графика и тем более – не кинематограф.
Неудачными до сих пор оказывались и все попытки экранизировать события Ветхого Завета. Даже столь выдающемуся режиссеру, как Сэсил де Милль, и то не удалось в “Десяти заповедях” показать историю Моисея так, чтобы это не воспринималось как неимоверно дорогой костюмированный “утренник”. А уж детские мультфильмы на библейские темы, при всех благих намерениях их создателей, вообще выглядят как изощренное издевательство над Библией – от натужно-пафосного “Принца Египта” до анекдотической “Супер-Книги”, в девяностые годы шедшей и по нашему телевидению.
По каким-то не вполне понятным причинам христианские идеи почти не поддаются прямому воплощению на киноэкране. Однако и с опосредованным переводом христианства на язык кинематографа тоже получается плохо. И, пожалуй, хуже всего – в фантастических фильмах.
Пустое небо
Вселенная в фантастике – это почти всегда Вселенная обезбоженная. В научной фантастике, в мистической литературе, где главная составляющая – различные “ужасы”, и в фэнтези реализованы три принципиально разные картины мира.
В научной фантастике (НФ) сверхъестественные силы в действие никогда не вмешиваются. В мире мистики (готике, “хорроре”) потусторонние, нематериальные, трансцендентные силы порой все же проявляют активность, зато в фэнтези их вмешательство – это норма.
То есть фэнтези и мистика обычно рисуют религиозную картину мира, а НФ – антирелигиозную или, в лучшем случае, агностическую. (Говорю “обычно”, потому что многие произведения с внешне фэнтезийным антуражем по сути являются не более чем замаскированной научной фантастикой). И в дальнейшем я буду говорить именно о научно-фантастическом кино в самом узком смысле слова, намеренно почти не касаясь фильмов-фэнтези или ужасов.
В НФ-кино любые эпизоды, нарочито апеллирующие к христианской традиции, сразу “режут взгляд” своей искусственностью. Например, финал самой первой и самой известной киноверсии “Войны миров” Герберта Уэллса, созданной в 1953 году Байроном Хэскиным. Там инопланетяне, перемещающиеся на летающих тарелках и неуязвимые для ядерного оружия, оказываются сокрушены Богом по молитве главных героев. Ни о каких микробах, ни о какой борьбе за существование, как в тексте романа, и речи не идет. Перед нами чистое чудо. Но как же фальшиво оно выглядит! Новейшая версия “Войны миров”, снятая Стивеном Спилбергом, куда ближе к литературному оригиналу и, хотя тоже не лишена стилистических огрехов, все же производит более цельное художественное впечатление. Просто потому, что больше соответствует подсознательным ожиданиям зрителя, пришедшего на научно-фантастический фильм, в котором действие должно развиваться в мире, где все объясняется вполне материалистическими причинами. И зритель ждет, что автор (будь то писатель или режиссер) будет соблюдать эти “правила игры”.
Для потенциального потребителя НФ-фильмов на Западе жестко материалистическая картина “хард сайнс фикшн” – единственно возможная. И бунт материи в научно-фантастическом кино всегда сокрушается при помощи материи же. Ни в одном из классических НФ-фильмов последних лет героям даже в голову не приходит воззвать к Богу. Ничего подобного! Вместо этого ищется дробовик помощнее или огнемет получше. В наиболее заметных научно-фантастических кинопроизведениях конца прошлого века герой полагается лишь на самого себя да на убойную силу своего оружия. Так происходит в “Терминаторе” 1 и 2 Джеймса Камерона, “Твари” Джона Карпентера, “Чужом” Ридли Скотта и “Чужих” Камерона, “Хищнике” Джона Мак-Тирнана, “Звездном десанте” Пола Верхувена, “Дне независимости” Роланда Эммериха и многих других фильмах.
Даже в самом мистическом (в той малой мере, в какой это вообще допустимо в американской кинофантастике) НФ-фильме – “Звездных войнах” – и то постепенно происходит сползание к жесткому материализму. Если в вышедшей в 1977 году первой картине – “Новая надежда” (четвертой по “внутренней хронологии” цикла) – Сила понимается как нечто мистическое, нечто, больше напоминающее магическую ману из романов фэнтези, то в снятой в 1999 году “Призрачной угрозе” автор сценария и режиссер Джордж Лукас неуклюже объясняет, что Сила появляется “из-за воздействия на все живые существа Галактики бактерий-мидихлорианов”. Вновь и вновь в НФ торжествует жестко-материалистическая картина мира.
Наиболее удачными примерами воплощения христианских идей в западном фантастическом кино в последнее время чаще всего называют “Знаки” Найта Шамулана и “Хроники Нарнии” Эндрю Адамсона. Однако если внимательно присмотреться к этим фильмам (а в случае с “Нарнией” даже и присматриваться не надо), то становится ясно – перед нами ни в коем случае не научно-фантастические фильмы.
“Знаки” – это типичный фильм ужасов, не слишком удачно замаскированный под фантастику. И будь там вместо пришельцев демоны или вампиры – на основную идею это бы никак не повлияло. Ведь для режиссера главным было – сказать о необходимости доверия к Господу, о неисповедимости и все же, в конечном счете, благости всех Его путей. Но научно-фантастический антураж ему в этом не помог, а, скорее, напротив, помешал, что неоднократно отмечалось кинокритиками. Напуганный этой руганью, Шамулан в своем следующем фильме “Деревня” (в нашем прокате – “Таинственный лес”) предпочел рассказать псевдореалистическую историю там, где сама логика повествования несомненно требовала хотя бы намека на какое-то вмешательство потусторонних сил.
Псевдохристианство – и антихристианство
И все же есть научно-фантастические фильмы, воплощающие чисто религиозные идеи. Вот только вопрос: христианские ли это идеи? И ответ на него почти всегда однозначен – это идеи нехристианские или антихристианские, чаще всего восходящие к идеологии “Нью Эйдж”. Удивительно, но именно для “нью-эйджеровского” мировоззрения научно-фантастическое кино стало наиболее подходящим средством пропаганды.
Слова и термины, вызывающие воспоминания о христианской традиции, в подобных фильмах служат таким же элементом маскировки, как и в пропаганде различного рода псевдохристианских движений, вроде иеговизма или “Церкви объединения”. Там вроде бы тоже говорят “Христос” или “Мессия”, “искупитель” или “грех”, а на деле идет натуральнейшая подмена понятий.
Вот и в “Матрице” братьев Вачовски подземный город Сион не имеет ничего общего с библейским Сионом или иносказательным названием Нового Иерусалима. Этот какой-то растамански-кришнаитский псевдорай. Да и сама идея некоего нового Мессии (на что указывает даже прозвище Нео, данное авторами фильма главному герою, хакеру Андерсону) восходит к традициям “Нью Эйдж”. А финальное жертвоприношение Нео выглядит как некая пародия на искупительную жертву Христа, но, в отличие от Голгофской, ничего радикально не меняет – люди все так же вынуждены сосуществовать с машинами. Таким образом, провозглашается идея неизбежности и даже пользы зла, вроде той, что с куда большим художественным блеском обосновывал Воланд перед Левием Матфеем на балконе дома Пашкова в “Мастере и Маргарите”.
“Нью-эйджеровские” идеи читаются и в самом, вероятно, известном научно-фантастическом фильме ХХ века – “Космической одиссее 2001 года” Стенли Кубрика. В картине подробно показано, как сначала инопланетяне искусственно пробудили разум в человекообразных обезьянах, а затем, когда люди вышли в космос, способствовали началу их перехода на новый этап эволюции – “звездных детей”. Два других известных фильма, положительно рисующих образы космических пришельцев – это “Инопланетянин” Стивена Спилберга и его же “Тесные контакты третьего вида”. И в обоих режиссер эксплуатирует характерную для многих религий “Нью Эйдж” идею: “Добрые Старшие Братья следят за нами и всегда готовы помочь”.
А до предела противостояние “плохого христианства” и “хорошего Нью-Эйджа” довел Роберт Земекис в фильме “Контакт”, снятом по роману Карла Сагана. Здесь главной героине, которую играет Джуди Фостер, помогает в поисках инопланетных цивилизаций обаятельный пропагандист новой религиозности. А противостоят исследовательнице, разумеется, твердолобый фундаменталист-проповедник (и по совместительству – советник президента Клинтона), а также группа воинствующих христиан-террористов. В конце концов один из этих “христиан” даже взрывает аппарат, предназначенный для установления контакта с инопланетянами.
Нашей отечественной НФ–кинематографии христианство так же чуждо. В советской кинофантастике о проповеди религиозных идей, понятно, нечего было и думать. Исключение составляют, пожалуй, только фильмы Андрея Тарковского (“Солярис”, “Сталкер”), но это слишком своеобразное и самостоятельное явление, заслуживающее отдельного разговора.
Российский же научно-фантастический кинематограф только-только встает на ноги, и пока всерьез обсуждать его трудно. Хотя в единственном заметном явлении – многократно обруганных и превознесенных фильмах Тимура Бекмамбетова “Ночной дозор” и “Дневной дозор” – если и есть религиозная мысль, то уж во всяком случае не христианская. В сущности, здесь и режиссер, и сценарист (Сергей Лукьяненко) скорее продолжают уже на нашем, отечественном материале традицию воплощения идей “Нью Эйдж”. Впрочем, “Дозоры” – это, скорее, “городская фэнтези”, а не чистая НФ.
Но велика вероятность, что и наш кинематограф покатится по проложенным западным кинобизнесом рельсам: христианство – это одно, научная фантастика – другое, причем чуждое ему или даже враждебное.
Христианизация песочницы?
Да и зачем искусственно смешивать воду и масло? Получающийся раствор бесполезен, а, отстоявшись, обе жидкости все равно отделятся друг от друга. И режиссеру, решившему воплотить на экране христианские идеи, лучше остановиться на реалистическом сценарии или, в крайнем случае, на “ужастике”. Здесь не придется ни растрачивать понапрасну усилия, пытаясь привить христианство там, где оно изначально, “онтологически” чуждо, ни разочаровывать зрителей, заранее ожидающих от НФ-кино иной картины мира.
Видимо, не все виды и жанры искусства поддаются христианизации. И, судя по всему, христианская “научная фантастика” выглядит так же нелепо, как “христианский цирк”. Поэтому не надо впадать в “несторианский уклон в культуре”, как называл это выдающийся историк церкви А.В. Карташев. В конце концов, никто же не требует от ученого или актера, чтобы они каждым своим действием напрямую проповедовали христианство. Вполне достаточно, если эти люди будут христианами в своей частной жизни. Стремясь христианизировать все сферы культуры, мы придаем ей слишком большое значение, забывая о ее глубокой вторичности по сравнению с духовной жизнью Церкви. Правда, “творцы культурных ценностей” иногда сами ведут себя так, что напоминают малолетних детишек, пристающих к взрослым с требованием восхититься их куличиками, вылепленными в песочнице. Ну да, хороший получился “куличик” (книга, фильм, театральная постановка), но только с точки зрения Вечности (и Церкви) – все это лишь суета.
Поэтому, если режиссеру-христианину хочется снять научно-фантастический фильм, пусть себе снимает. Только не надо насильно впихивать туда христианские идеи – все равно не получится. А если получится – это будет самое настоящее Чудо...