ВОДА И МАСЛО. Христианство — и научно-фантастический кинематограф

Просто этика?

Где только не ищут сейчас христианские корни... Современное фантастическое кино — не исключение. По-человечески понятно желание найти свое в том, что на первый взгляд кажется чужим. Но вспомним знаменитый афоризм про поиски черной кошки....

Увы, как правило, фантастический фильм равнодушен к христианству, а то и откровенно враждебен. Это касается и мистических картин, и фильмов ужасов.

Да, при большом желании можно найти христианские мотивы во многих кинолентах, в том числе и в фантастических. Однако зададимся вопросом — а нет ли здесь «насилия над материалом» ? Задумывал ли сам автор фильма именно такое, христианское прочтение своей картины? Или дело лишь в том культурном «бульоне», в котором все мы варимся как наследники некогда великой христианской культуры Европы?

Но это не прямое родство, а очень и очень отдаленное. Все-таки современное общество строит свою жизнь на этике, восходящей к христианской традиции — конечно, со множеством оговорок. И если автор фантастического фильма не рисует специально картину общества с целиком вывернутой моралью (как, например, в киноленте «Парень с собакой» по повести Харлана Эллисона), а рассказывает о бунте роботов или вторжении инопланетян, то в его произведении неизбежно будут прослеживаться обычные этические нормы, восходящие к Моисеевым заповедям — «не убий», «не укради» и другим. Но ведь эти заповеди настолько общие, что в той или иной форме присутствуют во всех традиционных вероучениях.

Когда же мы отходим от этической составляющей киноленты, то четко видим — картина мира, которую рисуют большинство фантастических фильмов, радикально расходится с христианским взглядом на реальность. Пространство фантастического кино этично, но антирелигиозно. И не надо путать эти два понятия.

Дефект жанра

В кино, в отличие от литературы, ситуация ухудшается еще и тем, что сама специфика этого вида искусства препятствует прямому воплощению христианских тем.

Как бы ни было это неприятно, приходится признать, что фильмы на библейские сюжеты, балансирующие на грани кощунства, с формальной точки зрения чаще оказываются более художественными, нежели те, что строго следуют букве библейского текста. Например — «Евангелие от Матфея» Паоло Пазолини. Даже наиболее впечатляющий фильм на евангельскую тему, «Страсти Христовы» Мэла Гибсона, потрясает скорее благодаря невыносимому натурализму многих кадров, а не потому, что режиссеру удалось правдиво отобразить события земной жизни Христа. Справедливо старое наблюдение: единственно возможное не фальшивое изображение Сына Божьего — это икона. А не живопись, не графика и тем более — не кинематограф.

Неудачными до сих пор оказывались и все попытки экранизировать события Ветхого Завета. Даже столь выдающемуся режиссеру, как Сэсил де Милль, и то не удалось в «Десяти заповедях» показать историю Моисея так, чтобы это не воспринималось как неимоверно дорогой костюмированный «утренник». А уж детские мультфильмы на библейские темы, при всех благих намерениях их создателей, вообще выглядят как изощренное издевательство над Библией — от натужно-пафосного «Принца Египта» до анекдотической «Супер-Книги», в девяностые годы шедшей и по нашему телевидению.

По каким-то не вполне понятным причинам христианские идеи почти не поддаются прямому воплощению на киноэкране. Однако и с опосредованным переводом христианства на язык кинематографа тоже получается плохо. И, пожалуй, хуже всего — в фантастических фильмах.

Пустое небо

Вселенная в фантастике — это почти всегда Вселенная обезбоженная. В научной фантастике, в мистической литературе, где главная составляющая — различные «ужасы», и в фэнтези реализованы три принципиально разные картины мира.

В научной фантастике (НФ) сверхъестественные силы в действие никогда не вмешиваются. В мире мистики (готике, «хорроре») потусторонние, нематериальные, трансцендентные силы порой все же проявляют активность, зато в фэнтези их вмешательство — это норма.

То есть фэнтези и мистика обычно рисуют религиозную картину мира, а НФ — антирелигиозную или, в лучшем случае, агностическую. (Говорю «обычно», потому что многие произведения с внешне фэнтезийным антуражем по сути являются не более чем замаскированной научной фантастикой). И в дальнейшем я буду говорить именно о научно-фантастическом кино в самом узком смысле слова, намеренно почти не касаясь фильмов-фэнтези или ужасов.

В НФ-кино любые эпизоды, нарочито апеллирующие к христианской традиции, сразу «режут взгляд» своей искусственностью. Например, финал самой первой и самой известной киноверсии «Войны миров» Герберта Уэллса, созданной в 1953 году Байроном Хэскиным. Там инопланетяне, перемещающиеся на летающих тарелках и неуязвимые для ядерного оружия, оказываются сокрушены Богом по молитве главных героев. Ни о каких микробах, ни о какой борьбе за существование, как в тексте романа, и речи не идет. Перед нами чистое чудо. Но как же фальшиво оно выглядит! Новейшая версия «Войны миров», снятая Стивеном Спилбергом, куда ближе к литературному оригиналу и, хотя тоже не лишена стилистических огрехов, все же производит более цельное художественное впечатление. Просто потому, что больше соответствует подсознательным ожиданиям зрителя, пришедшего на научно-фантастический фильм, в котором действие должно развиваться в мире, где все объясняется вполне материалистическими причинами. И зритель ждет, что автор (будь то писатель или режиссер) будет соблюдать эти «правила игры».

Для потенциального потребителя НФ-фильмов на Западе жестко материалистическая картина «хард сайнс фикшн» — единственно возможная. И бунт материи в научно-фантастическом кино всегда сокрушается при помощи материи же. Ни в одном из классических НФ-фильмов последних лет героям даже в голову не приходит воззвать к Богу. Ничего подобного! Вместо этого ищется дробовик помощнее или огнемет получше. В наиболее заметных научно-фантастических кинопроизведениях конца прошлого века герой полагается лишь на самого себя да на убойную силу своего оружия. Так происходит в «Терминаторе» 1 и 2 Джеймса Камерона, «Твари» Джона Карпентера, «Чужом» Ридли Скотта и «Чужих» Камерона, «Хищнике» Джона Мак-Тирнана, «Звездном десанте» Пола Верхувена, «Дне независимости» Роланда Эммериха и многих других фильмах.

Даже в самом мистическом (в той малой мере, в какой это вообще допустимо в американской кинофантастике) НФ-фильме — «Звездных войнах» — и то постепенно происходит сползание к жесткому материализму. Если в вышедшей в 1977 году первой картине — «Новая надежда» (четвертой по «внутренней хронологии» цикла) — Сила понимается как нечто мистическое, нечто, больше напоминающее магическую ману из романов фэнтези, то в снятой в 1999 году «Призрачной угрозе» автор сценария и режиссер Джордж Лукас неуклюже объясняет, что Сила появляется «из-за воздействия на все живые существа Галактики бактерий-мидихлорианов». Вновь и вновь в НФ торжествует жестко-материалистическая картина мира.

Наиболее удачными примерами воплощения христианских идей в западном фантастическом кино в последнее время чаще всего называют «Знаки» Найта Шамулана и «Хроники Нарнии» Эндрю Адамсона. Однако если внимательно присмотреться к этим фильмам (а в случае с «Нарнией» даже и присматриваться не надо), то становится ясно — перед нами ни в коем случае не научно-фантастические фильмы.

«Знаки» — это типичный фильм ужасов, не слишком удачно замаскированный под фантастику. И будь там вместо пришельцев демоны или вампиры — на основную идею это бы никак не повлияло. Ведь для режиссера главным было — сказать о необходимости доверия к Господу, о неисповедимости и все же, в конечном счете, благости всех Его путей. Но научно-фантастический антураж ему в этом не помог, а, скорее, напротив, помешал, что неоднократно отмечалось кинокритиками. Напуганный этой руганью, Шамулан в своем следующем фильме «Деревня» (в нашем прокате — «Таинственный лес») предпочел рассказать псевдореалистическую историю там, где сама логика повествования несомненно требовала хотя бы намека на какое-то вмешательство потусторонних сил.

Псевдохристианство — и антихристианство

И все же есть научно-фантастические фильмы, воплощающие чисто религиозные идеи. Вот только вопрос: христианские ли это идеи? И ответ на него почти всегда однозначен — это идеи нехристианские или антихристианские, чаще всего восходящие к идеологии «Нью Эйдж». Удивительно, но именно для «нью-эйджеровского» мировоззрения научно-фантастическое кино стало наиболее подходящим средством пропаганды.

Слова и термины, вызывающие воспоминания о христианской традиции, в подобных фильмах служат таким же элементом маскировки, как и в пропаганде различного рода псевдохристианских движений, вроде иеговизма или «Церкви объединения». Там вроде бы тоже говорят «Христос» или «Мессия», «искупитель» или «грех», а на деле идет натуральнейшая подмена понятий.

Вот и в «Матрице» братьев Вачовски подземный город Сион не имеет ничего общего с библейским Сионом или иносказательным названием Нового Иерусалима. Этот какой-то растамански-кришнаитский псевдорай. Да и сама идея некоего нового Мессии (на что указывает даже прозвище Нео, данное авторами фильма главному герою, хакеру Андерсону) восходит к традициям «Нью Эйдж». А финальное жертвоприношение Нео выглядит как некая пародия на искупительную жертву Христа, но, в отличие от Голгофской, ничего радикально не меняет — люди все так же вынуждены сосуществовать с машинами. Таким образом, провозглашается идея неизбежности и даже пользы зла, вроде той, что с куда большим художественным блеском обосновывал Воланд перед Левием Матфеем на балконе дома Пашкова в «Мастере и Маргарите».

«Нью-эйджеровские» идеи читаются и в самом, вероятно, известном научно-фантастическом фильме ХХ века — «Космической одиссее 2001 года» Стенли Кубрика. В картине подробно показано, как сначала инопланетяне искусственно пробудили разум в человекообразных обезьянах, а затем, когда люди вышли в космос, способствовали началу их перехода на новый этап эволюции — «звездных детей». Два других известных фильма, положительно рисующих образы космических пришельцев — это «Инопланетянин» Стивена Спилберга и его же «Тесные контакты третьего вида». И в обоих режиссер эксплуатирует характерную для многих религий «Нью Эйдж» идею: «Добрые Старшие Братья следят за нами и всегда готовы помочь».

А до предела противостояние «плохого христианства» и «хорошего Нью-Эйджа» довел Роберт Земекис в фильме «Контакт», снятом по роману Карла Сагана. Здесь главной героине, которую играет Джуди Фостер, помогает в поисках инопланетных цивилизаций обаятельный пропагандист новой религиозности. А противостоят исследовательнице, разумеется, твердолобый фундаменталист-проповедник (и по совместительству — советник президента Клинтона), а также группа воинствующих христиан-террористов. В конце концов один из этих «христиан» даже взрывает аппарат, предназначенный для установления контакта с инопланетянами.

Нашей отечественной НФ—кинематографии христианство так же чуждо. В советской кинофантастике о проповеди религиозных идей, понятно, нечего было и думать. Исключение составляют, пожалуй, только фильмы Андрея Тарковского («Солярис», «Сталкер»), но это слишком своеобразное и самостоятельное явление, заслуживающее отдельного разговора.

Российский же научно-фантастический кинематограф только-только встает на ноги, и пока всерьез обсуждать его трудно. Хотя в единственном заметном явлении — многократно обруганных и превознесенных фильмах Тимура Бекмамбетова «Ночной дозор» и «Дневной дозор» — если и есть религиозная мысль, то уж во всяком случае не христианская. В сущности, здесь и режиссер, и сценарист (Сергей Лукьяненко) скорее продолжают уже на нашем, отечественном материале традицию воплощения идей «Нью Эйдж». Впрочем, «Дозоры» — это, скорее, «городская фэнтези», а не чистая НФ.

Но велика вероятность, что и наш кинематограф покатится по проложенным западным кинобизнесом рельсам: христианство — это одно, научная фантастика — другое, причем чуждое ему или даже враждебное.

Христианизация песочницы?

Да и зачем искусственно смешивать воду и масло? Получающийся раствор бесполезен, а, отстоявшись, обе жидкости все равно отделятся друг от друга. И режиссеру, решившему воплотить на экране христианские идеи, лучше остановиться на реалистическом сценарии или, в крайнем случае, на «ужастике». Здесь не придется ни растрачивать понапрасну усилия, пытаясь привить христианство там, где оно изначально, «онтологически» чуждо, ни разочаровывать зрителей, заранее ожидающих от НФ-кино иной картины мира.

Видимо, не все виды и жанры искусства поддаются христианизации. И, судя по всему, христианская «научная фантастика» выглядит так же нелепо, как «христианский цирк». Поэтому не надо впадать в «несторианский уклон в культуре», как называл это выдающийся историк церкви А. В. Карташев. В конце концов, никто же не требует от ученого или актера, чтобы они каждым своим действием напрямую проповедовали христианство. Вполне достаточно, если эти люди будут христианами в своей частной жизни. Стремясь христианизировать все сферы культуры, мы придаем ей слишком большое значение, забывая о ее глубокой вторичности по сравнению с духовной жизнью Церкви. Правда, «творцы культурных ценностей» иногда сами ведут себя так, что напоминают малолетних детишек, пристающих к взрослым с требованием восхититься их куличиками, вылепленными в песочнице. Ну да, хороший получился «куличик» (книга, фильм, театральная постановка), но только с точки зрения Вечности (и Церкви) — все это лишь суета.

Поэтому, если режиссеру-христианину хочется снять научно-фантастический фильм, пусть себе снимает. Только не надо насильно впихивать туда христианские идеи — все равно не получится. А если получится — это будет самое настоящее Чудо...