Сорок лет назад у нынешнего гостя «Строф» написалась центральная часть триптиха, посвященного памяти деда, «провинциального трагика», которого автор давно обогнал по возрасту. Это был воображаемый, задержавшийся на десятилетие ответ внуку, решившему порассуждать о новом веке и новых правилах игры. Вот как отвечал предок на «младенческий высокомерный лепет» своего потомка: «“…Поздней иль раньше, но и ты поймёшь / о сцене то, что я тебе оставил: / есть только правда или только ложь, / а время вовсе не меняет правил // игры… Игра кончает быть игрой. / Вся суть в высоком роковом пороге. / Прости. Прощай. И помни. Бог с тобой…” / И я бы согласился с ним в итоге».
Под этими строчками стоял 1970 год.
И оба не знали еще, что разговор продолжится, что спустя четверть века, тот, в ком зажглась актерская, дедовская кровь, вымолвит, ответит: «Прости меня… И вы простите, / кого я взялся обучать, / как короля играть, а в свите, / храня достоинство, молчать…»
Удивительно: я размышлял над вступлением к стихам любимого поэта (первая книга которого вышла еще до моего рождения) — в прощеное воскресенье, перелистывал его большое избранное, и вдруг открылся этот разговор с дедом.
Наверное, надо было бы говорить подробнее, с кем мы имеем дело — народный артист, легендарный Гамлет и Чацкий, двадцать пять лет в ленинградском БДТ. А еще — проза и фильмы, пушкинистика и театральная педагогика, моноспектакли…
И всё — лирик. Поэт вопрошания и мольбы.
Говоря о нем, Александр Кушнер вспомнил «одного актера из театра “Глобус”», тоже писавшего стихи, — Рецептер бесконечно вглядывается в Шекспира. А Пушкин? Вы можете не интересоваться театром, но есть же Савкина горка рядом с Михайловским! «Я бы выстроил себе там хижину, — писал Александр Сергеевич, — поставил бы свои книги и проводил бы подле добрых старых друзей несколько месяцев в году…» Непременно найдите чудесную книгу Рецептера о пушкинской «Русалке».
Я так рад, что сегодня вы встретитесь с мудрыми, взволнованными стихами этого поэта.
Павел Крючков, редактор отдела поэзии журнала «Новый мир»
* * *
Никого не учу, ни чужих, ни родных,
а, свернувшись в своей скорлупе,
обращаюсь на «ты» в поученьях слепых
лишь к себе, глухарю, лишь к себе...
Всё, что сказано — ты, мол, вот так, а не так,
повелительный тон старика
относите ко мне одному: я, дурак,
наставляю себя, дурака.
Не учи, мол, и бисера зря не мечи,
всё — впросак, а добра — ни на грош,
и, как сказано Тютчевым, знай да молчи,
полно, хватит, довольно, хорош!..
Но во сне появляется ангел с ведром
и смывает все правила дня,
и, проснувшись, смеёшься, дурак дураком,
чтобы в пóлмя попасть из огня...
* * *
Положил заниматься вот этим,
а выходит другое совсем…
Что нам светит, лишь тем и посветим
в душном сумраке общих проблем.
Что за глупость — искать продолженья
там, где вышел открытый финал?
Летней тени живое скольженье…
Камня крестного слабый сигнал…
Брошу всё и на Савкину горку
по короткой дороге уйду,
отворяя воздушную створку,
забывая беду и нужду.
Вдруг да встречу блаженную душу,
вдруг безлюдьем утешу свою.
Но опять тишины не нарушу,
примостясь на краю, на краю…
Боже мой!.. Отпусти мне старанья
и житейский слепой интерес
ради паузы непониманья
или тихой подсказки небес…
* * *
Н. К. и С. Р.
Мы живем и в чаду, и в бреду,
кто безух, кто безглаз, кто безног,
но творим друг для друга среду,
охраняем один островок.
Тут не в возрасте дело, ты прав,
если хочешь, уже не в стране,
хоть единый российский устав
соблюдаем, как можем, вполне.
Крепко держимся памятных вех,
открываемся как на духу,
и душа улетает наверх,
все любимое — там, наверху.
Реже письма, но чаще звонки,
больно чувствуем свой своего.
Нам меняться уже не с руки,
не скажу — накануне чего.
Что мы чуем, покуда с земли?
Кем для нас продлевается срок?
Два безбожника Бога нашли.
Третий смотрит на этот порог.
«Мало нас, да и тех уже нет», —
Грибоедов сказал одному…
Ну, пока... Наступает рассвет.
Вот засну, да и вспомню — кому...
* * *
Господи, Господи, что я хочу,
кроме того, что имею?
Да ничегошеньки!..
Чем оплачу
чудную эту затею?
Жизнью моею зовется она.
Радости больше, чем боли…
Савкина горка народу полна.
Модной становится, что ли?..
Господи, Господи!.. Знаю свой грех,
видел знаменья, помехи,
но озаботился из неумех
выйти хотя бы в умехи.
Всех лицедеев тщеславье слепит,
видно, такая порода…
Сороть за новою жертвой следит.
Мало ей прошлого года?..
Не оторваться от этой земли!..
Радость не слышит печали.
Господи!.. Если я слышен, внемли!
Горку бы не затоптали…
23 июля 2007, Савкина горка
* * *
День, продлевающий дни
чудом, ни зá что, ни прó что,
каждый мой грех помяни!..
Бренное тело непрочно,
ноги болят... Но душа
ни от чего воспарила.
Вот и плетусь, не спеша,
кверху, держась за перила.
Ангел, склонись надо мной
с крыши над лестничной кручей,
празднуя наш гостевой,
наш непредвиденный случай...
2011
рисунок Марии Заикиной
