Размышляя о творчестве нынешней гостьи «Строф», с которой мы — так уж получилось — издавна трудимся рядом (Татьяна — хранитель дома-музея Корнея Чуковского в Переделкине), вспоминаю ее доверительные слова о собственных стихах.
«…Они получаются сами, и я не понимаю, можно ли это называть поэзией или нельзя. Просто пишу и всё». В том же разговоре она поименовала свои поэтические сочинения «маленькими консервными баночками». «Время-то проходит, но я знаю, как мне вызвать, если захочется, то или иное воспоминание». Ну конечно же, через стихи.
И Таня любит их — и это ответно.
Она может возвращаться в «места и чувства».
Мое приглашение на эти страницы она встретила с некоторым удивлением. А я и не ведал о том, что издавна ждал встречи с автором, не связанным с каким бы то ни было «литературным процессом».
Все действительно оказалось рядом.
Авторские предисловия к ее поэтическим сборникам — художественные: одно про часы с разноцветными шестеренками, другое — про рыбака и куст шиповника. Славные.
«Строфы» — совместный проект журнала «Фома» и «Новый мир» о творчестве поэтов XX-XXI веков. Автор проекта: Павел Крючков.
В Интернете Татьяна Князева размещает свои произведения под именем Лиловая Клякса.
И это не детский сад, просто так сложилось.
Кстати, она увлечена многими искусствами именно с детства-отрочества: живопись и словесность, хореография и музыка. Прочитав в 15 лет по-английски брэдбериево «Вино из одуванчиков», Таня навсегда «присвоила» сей великий роман и его героя. «…Я узнала этого мальчика в самой себе. То, как он описывает мир, близко мне и сейчас».
«По дорожке под соснами прямо к реке. / Я — Дуг Сполдинг, я лето держу в кулаке! / Если пижма и жимолость, сныть и быльё, / Значит, есть на земле ещё что-то моё…» По названию этих стихов — «Ле-диез-то» — имя ее первой книжки.
Я зачем-то сказал ей о знаке диез: мол, и поставила бы его. Татьяна мирно ответила, что книжка выходила не в нотном издательстве. А ставить решетку не хотелось.
Липы
Липы цветут словно в детстве и там, по ту сторону. Сердце щекочут зелёным синичьим гомоном. Нитки травы в изумрудах и ветер чуть слаще. Третье июля и жаркое летнее дальше. Липы ведут прямо в детство, туда, на ту сторону — Гладить собак и делить мандарины поровну. Липы зовут на согретые солнцем качели В мир беззащитно-зелёный и рыже-вечерний. Липы рисуют узорною тенью на крышах. Липы растут в позапрошлое выше и выше. Где-то внизу, как щенок, на беспомощных лапах, Молча глотаю, глотаю, глотаю их запах.
Детское время
Зелёное стёклышко с вечным секретом — Закончилось детство, кончается лето, Где нет ни часов, ни будильника нет, и Всё старше и старше ты с каждым рассветом. Наверно, за то, что мы стали взрослей, Нам крохою кажутся сто летних дней. Нас жадное время совсем не щадит И лишней минуткою не наградит. Но там, в нашей школе, всё так же неспешны Часы над доскою, и мне делом грешным Всё кажется — если повесить их дома, То время пойдёт, как тогда — по-другому. И вновь за окошком с открытой фрамугой Пронзительно пахнет асфальтом и югом, И время торопишь, и ждёшь переменки, И смотришь с тоской на ленивые стрелки. 2017
Гольфстрим
Гольфстрим затих. Ты вышел на подмостки. Весь мир завален рыжею листвой. Как полосатой палкой с перекрёстка Берёзой машет ветер-постовой. Прозрачный воздух режут самолёты, И синий шёлк расходится на швах. Ты в этот мир вернулся для кого-то, А бросился себя искать впотьмах. 2009
Дому
Памяти Е. Ц. Ч. Как мы спешим в беспокойном кружении лет: Заперли Дом и забыли на лестнице свет. Все разошлись, а над садом горит и горит Белый квадратик окошка. Маяк. Магнит. В битве с молчанием время скребёт в уголке, Тихо скрипит в кабинете потёртый паркет, Свет осторожной луны шелестит по стене, Старые книги неслышно вздыхают во сне. Тёмный, пустой, молчаливый угрюмый Дом В лапах у сосен и с лужами у двери. Он, словно дед, засыпает с большим трудом, Грузно ворочаясь в сырости снежных перин. Но из-под снега растает клочок травы, Солнце скользнёт по коре, как по шкуре слона, И улыбнутся ребятам резные львы В синей столовой, прогретой весной до дна. Будут все окна гореть, но сейчас во мгле Светится только одно на огромной земле. В память ушедших людей и ушедших лет В нём в эту зимнюю ночь не погаснет свет. 2015
Метроном
А сердце — метроном в блокадном Ленинграде. Включи приёмник громче и слушай, как идёт Под ливнем гладких пуль и в чёрном снегопаде Толчков горячей крови холодный ровный счёт. Боясь сойти с ума, борясь весь день с тревогой, О нём я забываю, и только по ночам Он муторно, как сон, и горько, как изжога, Отщёлкивает в ухо: печаль, печаль, печаль. И мир уже спешит, отшагивая в осень По чёрным тротуарам, где в лужах май погас. Но ходики молчат. На циферблате восемь. То ль восемь дня, то ль ночи, то ль восемь жизней в час. А время паутиной на стрелки намоталось И ржавчиной цепочку и маятник грызёт. Я разбираю стук в висках, и нам досталась Воздушная тревога. А там — как повезёт. 2010
В тишине
Деревья цветут так тихо, Что слышно, как ветви дышат, Как льётся луна по крыше, По глиняной черепице. Откроешь окно — и вспомнишь: Деревья цветут так тихо. И ветер спешит на помощь Волне, что должна искриться. Застенчиво, неторопливо, Пугаясь случайной птицы, Деревья цветут так тихо – И вишни цветут, и сливы. Закроешь глаза — и вихрь. Откроешь глаза — и время. Но как терпеливо и тихо, Как тихо цветут деревья. 2021
