Я ехала в «женскую» больницу от «своего» — участкового врача, но переживала изрядно: знакомая поликлиника вроде бы убедила, что грубые вопросы докторов типа «Ну что, прервем?» и «Ты всю жизнь рожать намерена?» — это всего лишь православный подвид фольклорных интернет-страшилок для будущих мам. Но, может, мне просто с врачами везло? Или помогал устрашающий эффект длиннющей юбки, припасенной для отбивания лишних вопросов?
На двери отделения надпись: «Специализация — невынашивание беременности». Символично. Я приехала «на сохранение». Первое направление — на узи. Врач-узист, прервав переговоры с менеджером какого-то автосалона, пояснил: «На данном сроке мы ищем аномалии у плода, приводящие к угрозе выкидыша». Нашел:
— Один показатель высоковат, это по последним данным говорит о повышенном риске рождения ребенка с хромосомными аномалиями, такими, например, как…
— Да-да, я понимаю, спасибо, — пытаюсь выбежать поскорей. Хромосомные аномалии — это чаще всего синдром Дауна. Или Эдвардса. Что тут скажешь?
— Врач даст направление на генетическую экспертизу, — слышу в дверях как сквозь ватный матрас на голове.
Мысль сквозь слезы была одна: «Ну, дождалась, вот теперь научишься ты любить детей! Раздражали здоровые? Орала на «медлительных»? Посмотришь, что такое медлительный». Чуть позже и спокойней, хотя еще не слишком искренне: «Слава Богу! Говорят, такие дети и правда учат любви».
Муж сник, но сказал по телефону: «Господь не мститель. Нечего самоедствовать, дитя все чувствует, решит, что ты не рада». Не рада?… Лукавая мысль: «А может, как-нибудь само… Выкидыш…» — была. Но быстро прошла. В отделении. Там вполне в традициях фольклора вопросили: «И что, ты будешь сохранять? А тебе надо?». Мозг отозвался «неправославной» грубостью, вслух ответила: «Надо».
Один священник говорил, что число женщин, сознающихся в абортах, огромно. Удивило, но соседки по палате оставили другое впечатление. Здесь тем, у кого угроза раннего выкидыша, предлагали «чистку»: шансы, мол, все равно малы, зачем ждать осложнений. Женщины оскорблялись: «Мы сюда не на аборт пришли! Что у вас за способ «сохранения»? Лечите!». Их было пятеро, тех, кто оскорблялся. Одна – воцерковленная, остальные — «простые». У шестой действительно возникли осложнения, но когда после большой кровопотери врачи пытались отправить ее в операционную, она плакала и отбивалась:
— Я утром была на узи! У него сердце бьется! Вы с ума сошли. Ей разрешили ждать до конца, но «под присмотром», в хирургии.
Может, такая палата досталась? Слышала внизу у медсестер, что «абортниц» кладут отдельно по многочисленным просьбам тех, кто «сохраняется».
Соседки ободряли: «Да ну его, это узи!». Вспоминали знакомых, у которых «в итоге оказалось все хорошо», одна женщина рассказала, что лежит повторно: малышу уже 20 недель, а ведь вначале узист диагностировал «замершую» беременность, предлагали прервать…
Ободряй — не ободряй, но надо знать, к чему готовиться. По запросу «синдром Дауна» интернет-поисковик сразу предложил сайты реабилитационных центров, медицинские статьи и… стихи мальчика с таким синдромом, опубликованные в «Фоме». Стихи! Не графоманию, не рифмоплетство… Вот тогда я поняла, что страх уходит, а вместо лукавого «может, само решится» водворяется жалость к моему малышу, который может быть таким чудесным — и таким недопонятым в мире.
Врачи в отделении оптимистами не были. Выписали витамин Е и ждали, ежедневно поясняя, что «происходит естественный отбор». Я позвонила участковой и пила дополнительные пилюли тайно, потом нас с малышом отправили на «дневной».
Дневной стационар в отделении, как оказалось — это десять коек по соседству с процедурной, абортарием по совместительству. Туда с утра приходят «сохраняющиеся» за лекарствами — и прочие, на «операцию».
Одна ухоженная, интеллигентного вида женщина пришла с дочерью-подростком. Я подумала — за лекарством (на улице лед, дочь, должно быть, помогала дойти). А через десять минут женщину позвали туда. Я поняла зачем, только когда услышала крики... Что это — послание дочери: «Смотри, так могло быть и с тобой»?
Смерть за стеной — это очень реальное ощущение. В процедурной еще не работает батарея, создавая образ какого-то ледяного скандинавского ада… Я вышла из палаты в туманный коридор, смутно слышала, как утешает медсестра: «Не плачь, не пугай ребенка, иди наверх, к своим». Я сбежала… Вернулась из «своей» палаты через полчаса, может, чуть больше — а женщин, отходивших от наркоза, было уже четыре. Все очень мучились — не знаю, грубость ли это врачей (врачей!…) – или Господь таким образом отрезвляет? Кажется, что даже после операции кесарева сечения женщины внешне мучаются меньше.
На другой день мне дали направление в новый перинатальный центр «на кровь» для генетической экспертизы, и я распрощалась с нехорошей «больничкой».
Возможный «дауненок» в утробе зашевелился рано, и еще через две недели я точно знала, каким он будет: спокойным и сильным. Все мои дети вели себя по-разному еще в животе. Старший изводил маму «танцами» и теперь это — «ураган», средний пугал молчанием — теперь веселит медлительной мечтательностью, а этот — «потягивался» размашисто, сильно, но нечасто. В семнадцать недель…
Священники в храме были единодушны: не унывать и причащаться почаще. А жена одного из них рассказала, как генетик сердито «отчитывал» ее, отправляя на аборт с риском аномалий один к сорока пяти. (Ребенок родился, к слову, совершенно здоровым). Я поняла по описанию, что направлена к тому же генетику и хотела было не ходить совсем, но нужно было узнать хотя бы, к каким проблемам готовиться.
«Боже, доктор изведет «советами» — ведь риски моего ребенка узист почему-то оценил аж в 60%!» — я готовилась к худшему, идя за результатом экспертизы. И перед дверью кабинета поняла, как я отвечу «если что». Мой риск когда-нибудь умереть равняется 100%, но это не повод для суицида сегодня!
Результат анализов был оптимистичным, я вылетела за дверь удивить мужа, а он в это время разговаривал с пациенткой. Дело было в перинатальном центре и к супругу, заметив подрясник, из соседнего отделения подошла женщина с просьбой крестить новорожденного.
У дитя тяжелый порок сердца. Шансов выжить нет. Никаких. Врачи в консультации при отказе от аборта называли женщину садисткой. А она читала про аборт на поздних сроках, и знала, где настоящий садизм. Вечером ребенка крестили. Теперь за гранью видимого мира у нее есть первенец, у которого - есть имя, который молится за нее и знает: мама — не убийца…
А я с тех пор как-то незаметно окончательно успокоилась. Решила пока не записываться заранее ни в какие реабилитационные центры. Просто ждала ребенка. Сын оказался здоров... Слава Богу!
Фото: Юлии Кузенковой.
