(10 голосов, средняя: 4,30 из 5)
Загрузка...
Код скопирован
В прошлой колонке я говорил о толерантности — что это вообще за идея, откуда взялась и во что в итоге превратилась. Но, как верно заметили комментаторы, была в моих рассуждениях некая недосказанность. Хорошо, пусть так, пусть автор показал нам звериный оскал толерантности в современном ее изводе — а нам-то, христианам, как к этому относиться? Нам что, нужно воевать с толерантностью? Брать пример с обезумивших «активистов», которые уже и до погромов докатились? Или как? Может, возможна какая-то другая форма толерантности, на христианской основе?
Но прежде, чем перейти к сути, сделаю важную поправку, которую, по-хорошему, нужно было дать еще в той колонке. Когда мы говорим о толерантности — мы в основном говорим о вещах вне правовой сферы. Толерантность — это не когда люди соблюдают законы, запрещающие устраивать еврейские погромы или вешать негров. Тут все просто и понятно: закон защищает права человека и общественный порядок, конкретные запреты и санкции могут варьироваться в зависимости от времени и места, но смысл этих норм остается единым. А тема толерантности возникает там, где о нарушении закона не идет и речи. То есть не в пространстве уголовно наказуемых деяний, а в пространстве вроде бы свободных мнений.
Так вот, идея толерантности в том и состоит, что мы должны ограничивать себя в словах и даже в мыслях не потому, что этого требует от нас закон, а потому, что этого требуют от нас некие высшие соображения. Общечеловеческие ценности, идеалы демократии, либерализма, глобализация, мировая экономика, и так далее. Да, есть случаи, когда толерантность внедряется посредством полиции, но гораздо чаще она внедряется посредством пропаганды.
А один из главных ее пропагандистских приемов — объявить нетолерантных людей нарушителями закона: реальными или потенциальными. Сегодня ты высказался против миграции из Средней Азии — значит, завтра ты с высокой вероятностью возьмешь лом и пойдешь громить дворников-таджиков. Сегодня ты высказался против гей-парада — значит, ты потенциальный убийца содомитов, а следовательно, по тебе не мешало бы нанести превентивный удар — во благо общества, разумеется. То есть что получается: идея толерантности на неком этапе своего развития сталкивается с различием между писанным правом и реальной жизнью — и хочет нивелировать это различие, отредактировав право так, чтобы оно охватывало вообще все стороны жизни, вплоть до мысли. В обществе доведенной до абсурда толерантности не может быть никакой свободы слова, никаких споров. Все должны ходить, опустив глаза книзу, и бояться тюрьмы. То есть — классическая модель тоталитаризма с понятием «мыслепреступления», всеобщей слежки за всеми и всеобщим страхом. Этакая «тоталерантность».
Но довольно об ужасах, перейдем к сути вопроса. А именно — к христианской оценке идеи толерантности.
Начну с того, что христианское мировоззрение всегда четко проводило разницу между грехом и грешником. Никакой терпимости к греху как к таковому быть не может. Грех надо всячески обличать. А вот к человеку, совершающему грех, отношение иное — его нужно любить, его нужно прощать. «Осуди грех — и прости грешника» — вот основа основ христианства. Любой всерьез верующий христианин хочет, чтобы все спаслись. Спаслись — значит, избавились от власти греха. Поэтому если видит, что его ближний грешит — он должен обличить его грех, чтобы грешащий ближний хотя бы задумался. Здесь стопроцентная аналогия с медициной: если мы видим, что человек серьезно болен, но и не думает обращаться к врачам, мы буквально плешь ему проедаем: что ты делаешь! Все это серьезно! Ты понимаешь, чем это кончится? Твоя жизнь в опасности! Немедленно в больницу! И даже если в этом случае мы несколько сгущаем краски, это допустимо, поскольку продиктовано заботой о человеке.
Вот то же касается и отношения к греху. Грех — ни что иное, как духовная болезнь, и последствия этой болезни могут оказаться куда печальнее, чем у болезни физической. Поэтому христианин к чужому греху толерантным быть не может. «И не участвуйте в бесплодных делах тьмы, но и обличайте» — говорит апостол Павел (Еф. 5:11). Причем такое обличение может быть и весьма резким — «а других страхом спасайте, исторгая из огня, обличайте же со страхом, гнушаясь даже одеждою, которая осквернена плотью» (Иуда, 1:23).
При таком отношении к «бесплодным делам тьмы» современные христиане, разумеется, входят в конфликт с «духом века сего», в частности, с общепринятым пониманием толерантности. Этот конфликт может кончиться неприятностями — как, например, у шведского пастора Ааке Грина, отсидевшего месяц в тюрьме за обличение гомосексуализма в своих проповедях. Но тут уж каждый решает, что ему дороже — спокойная жизнь или верность Христу. Вспомним эпизод из Деяний Апостольских: «...не запретили ли мы вам накрепко учить о имени сем? и вот, вы наполнили Иерусалим учением вашим и хотите навести на нас кровь Того Человека. Петр же и Апостолы в ответ сказали: должно повиноваться больше Богу, нежели человекам» (Деян. 5:28-29).
Это — что касается отношения к греху. Но другое дело — отношение к согрешающему. Да, его грех нужно обличать, но нельзя ненавидеть грешника. Он брат твой, ты в идеале должен любить его, и если не любишь — то исключительно по причине своей собственной греховности, а вот Бог любит его так же, как и тебя. Сколь бы ни был тяжел его грех, сколь бы ни был он тебе отвратителен — а ведь пока этот человек жив, у него есть шанс покаяться, избавиться от власти греха. Воспользуется ли он этим шансом, зависит, конечно, от его свободной воли. Но не только — это еще зависит и от тебя. Ведь его решение будет проистекать в том числе и из того, как он воспринимает тебя и твои обличения. Если он видит твое презрение, твое отвращение, твою ненависть, то, скорее всего, отождествит их не с твоими личными особенностями, а с твоей верой. Чтобы покаяться в своем грехе, ему сперва нужно ощутить любовь Божию и христианскую любовь тех, кто обличает его грех. Но когда «христианская любовь» проявляется в форме избиений, оскорблений, идиотского шутовства — у грешника возникает подозрение, что это все-таки не любовь, а нечто иное. И он оказывается прав. Слишком часто под видом «спасения грешников» люди просто выплескивают свою агрессию и дают волю своим темным инстинктам.
Практические выводы (во всяком случае, для себя) я вижу такие:
Во-первых, «не лезть поперек батьки». Церковь как единое целое соборно высказывает отношение к тем явлениям жизни, которые несовместимы с верой во Христа. Мнение Церкви надо знать и при необходимости воспроизвести. Но самочинно тратить свои силы и время на обличение грешников, тем более, не являющихся твоими ближними, не надо. Можешь наломать дров. Не надо вообще высказываться на эти темы, пока ты лично не оказался в ситуации выбора. «Не обнажай меча в тавернах».
Во-вторых, если уж тебе приходится обличать «бесплодные дела тьмы» — делай это компетентно, не тиражируй стереотипы. Изучи сперва вопрос. И помни, что твоя цель — не победить в споре, а четко изложить людям позицию Церкви и заставить задуматься. Больше этого ты сделать все равно ничего не сможешь.
В-третьих, думай о форме своих обличений, если уж приходится обличать. Если ты говоришь с людьми свысока, если демонстрируешь им свое отвращение — они просто не станут тебя слушать и лишь укрепятся в своих предубеждениях.
...Да, нам не по пути с толерантностью, понимаемой как равнодушие, как равноудаленность от любой правды, как оправдание греха. Но та мотивация толерантности, что проистекает из неприятия обид, оскорблений, унижений, нам близка. Ведь утверждать свою правду можно и без издевательств. Разве нет?
В вашей схеме всё равно остаётся некий абсолютный авторитет, имеющий возможность (и абсолютное право!) по собственному произволу трактовать вопросы терпимости. Это высшие церковные чины, обличенные такой властью. То есть, Вы светскую власть просто подменяете церковной, полагая, что последняя по определению справедливее.
Однако история знает немало случаев, когда Церковь под прикрытием христианской риторики самым бесчеловечным образом нарушала права человека.