Я давно уже замечаю (и в других, и в себе) такую вещь: вот есть у нас четкие моральные принципы, даже более того — некое мировоззрение, на основе которого эти принципы вырастают. Казалось бы, эти наши принципы — сплошная стена, тянущаяся от и до. Стена, за которую не отступишь. Но при ближайшем рассмотрении в ней обнаруживаются дырки, и довольно крупные.
Вот, например, человек воспитан на традиционных ценностях, на десяти заповедях. Он знает, что воровать грешно, и никогда не залезет в чужой кошелек. Но скачать с пиратского сайта фильм или книжку представляется ему совершенно нормальным делом, он не видит здесь ничего неэтичного. Умом он вполне понимает аргументацию сторонников копирайта, понимает, что хоть и в косвенной форме, а крадет копейку у авторов — но ум ничего не может поделать против сложившейся системы убеждений.
То же самое, кстати, очень характерно было для советского времени. Украсть у соседа — свинство, украсть у государства — в порядке вещей. «Ты здесь хозяин, а не гость, тащи с завода каждый гвоздь» — вспомним народный стишок. Умом-то все понимали, что это все равно воровство (да и закон за такое карал куда строже, чем за кражу у частных лиц), но сердцу не прикажешь.
Или пример из совсем другой оперы. Давнишние пляски панк-феминисток в Храме Христа Спасителя. Я сейчас не про самих плясуний — вполне возможно, что в рамках их мировоззрения все было совершенно правильным. Я про их многочисленных защитников из среды либеральных гуманистов, которые высказывались в том духе, что ничего особенного, подумаешь, песенку спели, чепуха ведь, вполне себе невинная шалость. Казалось бы, правильная позиция должна быть иной (и такая позиция тоже звучала): девицы совершили гнусность и подлость, они реально поиздевались над чувствами верующих людей. А как бы ни относиться к религии, но ведь верующие — тоже люди, у них тоже есть человеческие права, их нельзя смешивать с грязью. Да, сажать за это в тюрьму — явный перебор, да, кампания по их осуждению имела долгоиграющие политические цели — но чисто в моральном плане панк-феминистки совершили недопустимую вещь. Недопустимую именно из соображений светского гуманизма, человеколюбия. Увы, мне гораздо чаще встречалась первая позиция: мол, да ничего такого девочки не натворили. Позиция, мягко скажем, нелогичная.
Третий пример: молодой человек из воцерковленной семьи. Считает себя глубоко верующим христианином, периодически исповедуется и причащается. При этом живет с девушкой в гражданском браке и совершенно не помышляет о государственной регистрации их отношений, не говоря уж о венчании. И никаким грехом все это не считает, с его точки зрения, ничто тут ничему не противоречит. У них же — любовь! Даже так: Любовь. С большой буквы. И аргументы соответствующие: Бог есть любовь (1 Ин. 4:8), стало быть, их отношения угодны Богу.
Четвертый пример (не так давно я об этом колонку писал) — когда воцерковленные вроде бы люди считают совершенно нормальным избивать на улицах гомосексуалистов, да и вообще всех, кого они подозревают в сочувствии к оным. Казалось бы, такое уличное хулиганство ну никоим образом не укладывается в нормы христианского благочестия, никоим образом не соответствуют Евангелию — а вот поди ж ты: избивают и не мучаются никакими угрызениями совести.
Пятый пример — когда люди, получившие традиционное советское воспитание с интернационализмом (либо христианское с «несть ни эллина, ни иудея»), испытывают зоологическую ненависть к какой-то нации. Речь именно о зоологической ненависти, а не о вменяемой критике поведения «чужаков». Ненависть, от которой темно в глазах, ненависть, когда мечтают всех покрошить в мелкий винегрет, и только страх удерживает от погромов. Ну казалось бы, никак такое отношение к «зверькам» не может вытекать из нравственных убеждений этих людей, в иных отношениях вполне мягкосердечных и порядочных.
Примеры можно было бы множить и множить, но, думаю, и так уже понятно, о чем речь. Тут именно что дыры в системе нравственных ценностей.
Подчеркну — я не о сознательных грехах сейчас. Каждый из нас, бывает, грешит сознательно, грешит, хотя и знает, что это плохо, что это нельзя, но ничего не может поделать со своей страстью. Или может, и тогда кается, борется, борьба идет с переменным успехом, но всякий раз — или преодолевая страсть, или поддаваясь ей — человек понимает, что к чему, испытывает угрызения совести, не питает никаких иллюзий о нормальности, о допустимости своего поведения.
Здесь же — совсем иное. Если в моей нравственной стене дыра — то я ее не замечаю, это для меня своего рода «мертвая зона». Даже если мне доходчиво объяснят, что так нельзя (причем нельзя — исходя именно из моих убеждений), мне будет крайне трудно это принять не только умом, но и сердцем. Весь мой предыдущий опыт, все мои ощущения, переживания будут кричать о том, что никакой дыры нет, что все нормально, что так можно, что это мелочи, не стоящие внимания.
Иногда, впрочем, дыру удается заделать. Например, я с детства считал, что нет ничего стыдного, позорного в том, чтобы ездить в транспорте без билета. Ну, попадешься контролерам, заплатишь штраф, мелочи жизни. Никаким воровством, никаким нарушением восьмой заповеди я это не считал, причем очень долго. В том числе и будучи воцерковленным христианином. И только последние несколько лет я стал иначе к этому относиться. Теперь я не поеду «зайцем», даже зная, что меня никто не схватит за руку. Просто потому, что это стыдно, это недостойно.
Еще одна оговорка — речь идет именно о дырках в стене, а не о свободном пространстве вне стены. Если я совершаю что-то недостойное и недопустимое с точки зрения совсем иного, чуждого мне мировоззрения — мне от этого не холодно и не жарко. Если я ем мясо — это нельзя считать дыркой, хотя для убежденных вегетарианцев мясоедство является нравственно недопустимым. Если я общаюсь с незамужней женщиной и при нашем общении не присутствует ее отец или брат — это никакая не дырка в моей нравственности, хотя для чеченца такое было бы очевидной дыркой. Просто потому что разные системы ценностей, построенные на разных мировоззрениях.
Почему возникают такие дырки? В общем случае, это явные дефекты семейного воспитания, хотя и влияние окружающей среды тоже многое значит. Если все вокруг считают, что в этом ничего плохого нет — то и родительские наставления зачастую не смогут перевесить мнения сверстников.
И вот тут — интересный момент. Когда соблазн только появляется — к нему можно по-разному отнестись. Можно усилием воли отсечь, не поддаться ему. Это самый правильный, но и самый редкий случай (а для подростков — практически невозможный, воля-то еще не успела развиться как следует). Можно соблазну поддаться, но осознавать, что вообще-то все это плохо. Тогда это будет обычный грех, вызывающий угрызения совести и излечимый с помощью покаяния. А можно сразу, быстро подавить в себе голос совести и найти соблазну какое-нибудь оправдание, на первый взгляд убедительное. Тогда в стене моральных принципов и образуется дыра.
Самое страшное в таких дырах — что их не заделать покаянием. Покаяние лечит только то, что воспринимается тобою как ненормальность, как грех, как то, с чем реально нужно бороться. Каяться же в том, что на самом деле тебя никак не напрягает, было бы пустой формальностью и даже лицемерием. Господь в таинстве покаяния очищает человеческое сердце, но только если сам человек этого активно хочет. А если не хочет?
А еще такие дыры имеют свойство разрастаться — просто потому, что даже не осознаваемый грех все равно грех, все равно отдаляет нас от Бога. А чем дальше от света — тем больше тьмы, и тем активнее эта тьма разъедает душу.
Еще одно характерное свойство дыр — они умеют защищать себя. Точнее, люди умеют защищать свои дыры. Если кому-то указать на его дыру, незаметную самому человеку, но ясно видную со стороны — чаще всего он станет возмущаться и спешно изыскивать контраргументы, будет ощущать себя несправедливо обиженным, гонимым (и наслаждаться этим чувством).
Потому что увидеть свою дыру — очень страшно.
