«Церковь стоит на крови мучеников» — очень известная фраза. Но почему это так и что такое мученичество за Христа, знают далеко не все. Свои стереотипы есть и у церковных людей, и у сомневающихся. Как же на самом деле? Об этом мы беседуем с церковным историком, профессором ПСТГУ Александром Дворкиным.
Вопрос терминологии
— Мы часто говорим о христианских мучениках. Но что в действительности означает это слово?
— Русское слово «мученик» не совсем верно передает смысл греческого слова «мартис» (μάρτυς) — «свидетель». Есть это слово и в современном греческом языке, «мартис» — это, например, свидетель в суде. Поэтому греки, говоря о мучениках, называют их свидетелями Христовыми. В русском переводе акцент сделан на мучение, на перенесение страданий, но главное не в самих страданиях, а в их мотивации. То есть мученик — это тот, кто даже перед лицом смерти, даже подвергаемый пыткам готов свидетельствовать о Христе.
Раннехристианский писатель Иустин Философ, он же Иустин Мученик (казненный около 160 года по Р. Х.) объяснял суть мученичества очень прозаически. Он говорил так: мы принимаем смерть за Христа, потому что исполняем заповедь «не лжесвидетельствуй». Нас спрашивают, веруем ли мы во Христа, и мы скорее готовы умереть, чем солгать, нарушив заповедь.
Вот что важно: мученичество — это не то же самое, что героизм. Герой совершает подвиг, какой-то яркий поступок, может быть, меняющий всю его жизнь, остающийся в памяти народной. Но подвиг — это одномоментный акт, мученичество же — это ежедневное, ежечасное свидетельство о Христе.
Свидетельство своими словами, своими делами. Свидетельство во всех жизненных обстоятельствах. Да, были и такие случаи, когда палачи, пораженные твердостью мучеников, сами объявляли себя христианами и принимали смерть за Христа. Но и тут их выбор, их жажда истины, были обусловлены всей предыдущей жизнью. Поэтому мученичество — не столько акт, сколько процесс.
— Если так, если мученик — это на самом деле тот, кто всей своей жизнью свидетельствует о Христе, то, выходит, «мучеником» можно назвать и такого христианина, кто умер своей смертью, кого, возможно, вовсе и не мучили?
— Этому мешает привычная для нас терминология. Да, в строгом смысле слова, выражение «свидетель Христов» можно применить к самому разному типу людей. Но исторически сложилось так, что в чине мучеников канонизируют тех, кто свидетельствовал о Христе даже перед лицом смерти. А тех, кто свидетельствовал, страдал, подвергался гонениям, но не был убит за веру, канонизируют в чине исповедников. Но все же нужно помнить, что Сам Христос призвал своих учеников, то есть всех нас, быть Его свидетелями.
— Известно, что Литургия в храме может совершаться, только если там есть антиминс* с вшитыми в него частичками мощей мучеников. В чем тут смысл?
— Давайте разберемся. С канонической точки зрения важно, чтобы мощи мучеников были в престоле. Антиминс — это подпись епископа, то есть разрешение совершать в этом храме Божественную Литургию. Такое разрешение — свидетельство неразрывного преемства в Церкви. Но, например, в греческих храмах в антиминсах мощей мучеников нет, они — в престоле.
А на Руси храмы, как правило, строились из дерева, и они нередко сгорали. И вот именно затем, чтобы сохранить мощи в случае пожара, их начали зашивать в антиминс. Спасти из огня платок гораздо проще, чем вынести престол.
Теперь о том, чем обусловлено это каноническое требование — мощи мучеников в престоле. Еще Тертуллиан в свое время сказал, что кровь мучеников — это семя христианства, поэтому в ранней Церкви, когда еще и храмов не было, Таинство Евхаристии часто совершалось на гробницах мучеников. Отсюда и пошел этот обычай — чтобы в основании престола лежали мощи. Не обязательно именно мощи мучеников, а вообще святых, потому что каждый святой — свидетель Христов.
Конечно, обстоятельства бывают разными. В годы гонений литургии тайно совершались в лагерных бараках, где не только престола не было, но и антиминса могло не быть. Тогда Евхаристия служилась на груди епископа. Тем не менее, эти исключения не отменяют общего правила.
Без гнева
— Противники христианства говорят, что любое учение начинается с фанатиков, которые умирают за идею, и христианство тут вовсе не уникально. Так ли это?
— Это не так, но, чтобы объяснить почему, нужно сперва разобраться, а что же вообще считать мученичеством. В ранней Церкви об этом шли большие споры. В те времена были фанатики, которые сознательно стремились к мученичеству и считали, что каждый настоящий христианин просто обязан умереть мученической смертью. Позднее они выделились в секту монтанистов (по имени ее основателя Монтана). Но Церковь такой подход отвергла. Более того, позднее, на нескольких Карфагенских соборах, было постановлено, что, во-первых, напрашиваться на мученичество — это провокация и делающий это человек должен считаться просто самоубийцей, а не мучеником, а во-вторых, если уж христианин принимает мученическую кончину, то делать он это должен без всякого позерства, театральности, проклятий мучителям и так далее. Есть такая пословица: на крест не просись, от креста не бегай. В этом — суть подлинного мученичества.
Такого отношения к мученичеству в других религиях нет, христианство здесь уникально. Да, определенное почитание мучеников есть в исламе, но там речь не идет о том, что кого-то принуждали отказаться от ислама и перейти в другую веру, а он предпочел смерть. Просто всякий мусульманин, умерший насильственной смертью, особенно от рук неверных (и особенно с оружием в руках), воспринимается там как мученик. Если же говорить о религии ветхозаветных иудеев, то единственный пример мучеников — это Маккавейские мученики, отказавшиеся отречься от своей веры. Есть ли культ мучеников в современном иудаизме, мне неизвестно. Никаких свидетельств этому я не встречал. Более того, Маккавейские книги даже не вошли в канон иудейского Ветхого Завета.
— Ну а, например, коммунисты во время Гражданской или Великой Отечественной войны? Они ведьтоже порой шли на мучительную смерть, не отрекаясь от своих убеждений.
— Между коммунизмом и христианством на первый взгляд есть некое сходство — не в идеях, конечно, а в том, что сейчас называют менталитетом. Ведь создатели коммунистической идеологии воспитывались в христианской среде и многие вещи впитали бессознательно. Но более того, они и сознательно отталкивались от христианских реалий — например, называя свои маевки «рабочими пасхами», наречение имени новорожденному ребенку — «октябринами» вместо крестин... Ставилась цель заменить бытовое народное православие некой собственной «обрядностью». Так, и смерть за идею преподносилась в массовой советской литературе как некая альтернатива христианскому мученичеству. Словом, все это очень вторично.
Но здесь есть и принципиальное различие: убежденные коммунисты отдавали свою жизнь за светлое будущее других людей. Однако, согласно материалистическому мировоззрению, которое они исповедовали, их собственное существование прекращалось в момент смерти окончательно и навсегда. А теперь подумайте: какие чувства может испытывать человек к тем, кто отнимает у него абсолютно всё — радость, любовь, ощущение причастности к бытию, саму жизнь? Наверное, здесь трудно представить себе что-либо, кроме всепоглощающей ненависти к мучителям и жажды мести.
Совсем другое отношение к своим палачам и собственной смерти можно увидеть у христианских мучеников.
Для христиан смерть — встреча со Христом, начало новой жизни, куда более полной и радостной, нежели земное существование. Общее стремление христиан в этом смысле выражено в словах апостола Павла: …Для меня жизнь — Христос, и смерть — приобретение. …Имею желание разрешиться и быть со Христом, потому что это несравненно лучше (Флп 1:21–23). Отнимая у мучеников земную жизнь, палачи открывали им врата в Небо, поэтому смерть для них не была связана с ощущением безвозвратной потери.
Поведение мучеников во время казни было различным: они могли гневно обличать мучителей, а могли и сами заплатить палачу за его работу. Но вот чего там точно не было, так это ненависти. Да и откуда ей взяться у верующих в Того, Кто молился о своих убийцах: Прости им, Отче, ибо они не ведают, что творят!
В правовом поле
— Но почему же власти Римской империи так ополчились на христиан? Ведь Рим был крайне веротерпим, там не было никакой «тоталитарной идеологии». Христиане в массе своей были вполне законопослушными людьми. В чем же причина конфликта?
— Римская империя действительно была очень веротерпимой. Разрешалась почти любая вера. Я сказал «почти», потому что дозволенные религии должны были удовлетворять двум критериям. Во-первых, религия должна была быть древней. Во-вторых, она должна была быть религией какого-то определенного этноса, определенного народа. Разрешая людям верить в своих богов, Римская империя одновременно требовала от них веротерпимости.
То есть веришь в свое — не мешай другим народам верить в другое. Полный плюрализм.
И у этого плюрализма была не только политическая, но и религиозная подоплека. Считалось, что коль скоро Рим так расширился, создал такую огромную и сильную империю, взял под свою руку столько народов — значит, боги этих народов благоволят Римской империи, приводят своих приверженцев под ее власть. Поэтому их, богов, обижать никак нельзя, это чревато нестабильностью. Ну живет здесь этот бог, здесь он хозяин, здесь ему молятся, приносят жертвы — и прекрасно, всем хорошо, никому это не мешает, напротив — цементирует общество, как бы сейчас сказали. При этом был запрет строить в столице — в Риме храмы иноземным богам. Но поскольку Рим очень скоро стал космополитическим центром, где жили представители самых разных религий, запрет этот де-факто перестал действовать (хотя формально и не был отменен).
Но есть одна тонкость, разрушающая эту идиллическую картину. На фоне всеобщей веротерпимости постепенно формировалась государственная религия Римской империи, культ императора, и в этом культе должны были участвовать все жители. Каждый законопослушный гражданин должен был, зайдя за какой-нибудь надобностью в присутственное место, принести жертву — бросить несколько зернышек ладана на жаровню перед статуей императора. И получить справку о благонадежности. Очень похоже, кстати, на Советский Союз, в котором все совершеннолетние граждане должны были участвовать в выборах, и кто без уважительной причины не являлся на избирательный участок, мог навлечь на себя неприятности.
Большинство граждан Римской империи относились к этим жертвоприношениям, как к пустой формальности. Да, они считали их полезными в политическом смысле: мол, это сплачивает народ воедино, это делает Рим великим, поэтому я пойду и исполню свой гражданский долг. Но никакого духовного, мистического смысла римляне, во всяком случае, образованные, в этом не видели.
Было, правда, исключение: евреи. Те отказывались приносить жертву императору и размещать у себя статуи других богов. Но евреям пошли навстречу: во-первых, их религия удовлетворяла двум критериям: была древней и была народной. Во-вторых, тут была чистая прагматика: римляне знали, что с евреями лучше не связываться, потому что пойдут бунты, а Палестина — это ключевой участок империи. За ней ведь располагается извечный геополитический противник — Парфянская империя, и если начнутся волнения в Палестине, то граница будет ослаблена.
А вот для христиан такого исключения не делали.
Христианство ведь не соответствовало критериям древности и народности. Римские власти воспринимали его как некую раскольничью группировку внутри еврейской религии. Христианская проповедь была обращена ко всем народам, христианская Церковь жила за счет миссии, за счет притока новообращенных. И это уже внушало властям серьезные опасения.
Ну и, конечно, отказ участвовать в государственном культе. Вот это уже воспринималось как политическая нелояльность.
Была, кстати, и экономическая подоплека. Официальная история гонений на христиан начинается в 107 году, с ответа императора Траяна на письмо его друга Плиния-младшего, который занимал пост проконсула, то есть губернатора, Вифинии, богатой провинции, жившей за счет экспорта мяса. А все бойни располагались при храмах. Скот приносили в жертву, внутренности сжигали перед статуями богов, а все остальное шло на продажу. И вот бедняга Плиний столкнулся с проблемой: в Вифинии все больше становится христиан, они, естественно, идоложертвенное не едят и потому не покупают. Склады затарены, продукт гниет, доходы от мясоторговли падают, соответственно, не с чего платить налоги, торговцы пишут жалобы. Как быть? Плиний запросил императора, и тот ответил: христианство — это вредное суеверие, когда на христиан поступают жалобы — опрашивать их. Если отказываются признавать себя христианами, отпускать, в противном случае — казнить. Это письмо императора получило силу закона. Если до того гонения на христиан (например, нероновские) считались просвещенными римлянами беззаконием, произволом, то отныне все вошло в «правовое поле».
Но тут нужно пояснить важный момент: все преследования христиан были, говоря сегодняшним юридическим языком, «делом частного обвинения». То есть римские власти сами не занимались выявлением преступлений, а действовали только по доносам. В Риме не было должности государственного прокурора — обвинение должно было поступить от частного лица. Бывали, к примеру, случаи, когда стражники, получив приказ, шли арестовывать предполагаемого христианина, заставали его в собрании христиан, уводили — а всех остальных не трогали, хотя было совершенно ясно, что они тоже христиане. Что касается доносов, те ни в коем случае не должны были быть анонимными (это положение также содержалось в письме Траяна). Более того, если обвиняемый отказывался признать себя христианином, то доносчика ждало суровое наказание. Все это, конечно, в значительной мере сдерживало масштаб репрессий.
— Но почему «гуманные римляне» так жестоко казнили христиан? Жития святых полны описаниями мучительных казней. Почему бы просто не отрубать головы?
— А это смотря кого казнили. Если христианин был римским гражданином (как, например, апостол Павел или Иустин Философ), ему просто отрубали голову. Но если гражданства у него не было, то законом для него были предусмотрены другие, гораздо более жестокие и унизительные, способы умерщвления.
Но к закону порой примешивался и человеческий фактор. Там, где имели место родственные отношения, жестокости было больше. Например, дочь наместника провинции — христианка. На нее донесли. Отец требует, чтобы она отказалась от Христа, и чем больше та упорствует, тем больше он распаляется, обрекая ее на все более и более страшные мучения. Кроме того, по мысли римских властей, эта жестокость призвана была создавать педагогический эффект — то есть запугивать людей из «группы риска». Есть такой термин из средневековой истории, по-английски он звучит как well calculated atrocity, то есть хорошо рассчитанная жестокость. Например, казнить все население несдавшегося города, чтобы другие города сдавались без возражений. То есть, проявив крайнюю жестокость в одном месте, избавиться от необходимости проявлять ее во всех остальных местах.
— Кстати, а насколько вообще правдивы свидетельства о мучениях? Иной раз возникает впечатление, что это какие-то фольклорные придумки.
— В основе своей свидетельства эти правдивы, потому что мы опираемся не только на составленные в Средние века жития святых, но и на архивные документы, которых сохранилось очень много. Римляне ведь обстоятельно протоколировали всё — и даже чудеса, случавшиеся с мучениками. Например, при казни святителя Поликарпа Смирнского (156 год по Р. Х.), когда его поставили на костер, пламя образовало сферу вокруг него, оставив тело невредимым. Потом святителя закололи мечом. И все это запротоколировано. Причем это далеко не единственный случай, когда в документах Римской империи зафиксированы подобные чудеса.
Но, конечно, далеко не все обстоятельства мученичества имеют документальное подтверждение. Сохранилось ведь многое, но не всё. Поэтому нередко у нас нет никакой возможности проверить подлинность написанного в житиях. А жития святых, надо сказать, в Средние века были очень популярным жанром, игравшим во многом ту же роль, какую в наши дни играют приключенческие книги, боевики, фэнтези. Поэтому, разумеется, абсолютной достоверности от каждого экземпляра житийной литературы ждать нельзя. Переписчики могли добавлять что-то от себя, более того, сложились определенные каноны, которым эти жития должны были соответствовать. Если мученик — то обязательно должен пройти через такие-то мучения, если аскет — то обязательно во младенчестве по средам и пятницам должен отказываться от грудного молока...
Словом, жанровые особенности в житиях действительно есть. Но их неточности, их привнесения не играют особой роли. В главном они правдивы, а мелочи можно спокойно отфильтровывать.
Реальная встреча
— Часто говорят, что мученики — главное свидетельство подлинности евангельских событий. Но ведь подавляющее большинство мучеников жили гораздо позднее, и своими глазами ни Христа, ни апостолов видеть не могли...
— Начнем с того, что самые первые мученики — это как раз апостолы Христовы. Одиннадцать апостолов (за исключением Иоанна Богослова) приняли мученическую кончину, да и большинство апостолов из более широкого их круга, то есть из числа семидесяти. Далее, вспомним первомученика диакона Стефана, который перед смертью увидел Христа: Стефан же, будучи исполнен Духа Святаго, воззрев на небо, увидел славу Божию и Иисуса, стоящего одесную Бога, и сказал: вот, я вижу небеса отверстые и Сына Человеческого, стоящего одесную Бога (Деян. 7:55–56).
Мне кажется, проблема в самой формулировке «свидетельство подлинности евангельских событий». Если понимать ее узколобо, то есть в смысле личного знакомства со Христом во время Его земной жизни, — тогда, конечно, только апостолы могут быть свидетелями.
Но о подлинности евангельских событий человек может свидетельствовать и не будучи их современником — если он знает Христа опытным путем, если видит Его глазами веры и умирает ради того, чтобы быть с Ним.
С Ним — это не с продуктом своей фантазии, не с абстрактной идеей, а с Тем Самым Иисусом Христом, о Котором говорит Евангелие.
Перед мучеником стоит очень четкий и понятный выбор: или ты продолжаешь жить земной жизнью, но уже без Христа, или тебе необходимо принять смерть, чтобы остаться со Христом. Но, не зная Христа, не ощутив Его близость, Его любовь, сделать такой выбор невозможно.
Я приведу сейчас пример, казалось бы, не имеющий отношения к нашей теме. У Пушкина в «Капитанской дочке», когда Гринева поставили перед Пугачевым, решавшим казнить его или отпустить, Савельич ему шепчет: «Поцелуй ручку злодею». А Гринев органически не может этого сделать, хотя никто не увидит, никто не осудит. Просто не может пойти наперекор своей внутренней сути. Это ведь очень похоже на тот выбор, что стоял перед мучениками за Христа (ну и нужно помнить, что сам Гринев был воспитан в христианском понятии долга).
Поэтому более грамотно было бы сказать, что мученичество — это прежде всего свидетельство о Христе, победившем смерть. И уже опосредованно — о достоверности евангельских событий. В конце концов, мы знаем мучеников, которые Евангелия не читали. Мы знаем мучеников, которые были казнены еще до того, как Евангелия были написаны.
Но повторю: их твердость имела источником не распаленные эмоции, не умозрительную убежденность в своей правоте, а реальную встречу с реальным Христом. Приведу характерный момент из жития карфагенской мученицы Перпетуи (202 год по Р. Х.), которую решили казнить, напустив на нее быка. Бык опрокинул ее, но не убил. Она, израненная, окровавленная, встала — и первым делом поправила распустившиеся от падения волосы. Потому что распущенные волосы считались знаком траура, а какой может быть траур, если она идет ко Христу? Это же радость, и она должна выглядеть достойно!
— После того как Римская империя приняла христианство, мучеников стало меньше. А был ли в истории Церкви период, когда их вообще не было?
— Такого периода не было никогда. Во все века возникали ситуации, когда христиан пытались вынудить отказаться от своей веры и казнили в случае отказа. Христиане ведь жили не только в христианских государствах. Гонения были всегда: в какие-то времена слабее, в какие-то — сильнее.
К примеру, в конце V — начале VI веков в Химьяре (на территории нынешнего Йемена) пришла к власти династия, которая приняла иудаизм, и там начались просто чудовищные гонения на христиан, оставшиеся и в документах, и в народной памяти.
И, конечно, новая волна гонений возникла в результате арабских завоеваний. Христиан принуждали принимать ислам, несогласных казнили. На уже завоеванных территориях мусульмане позволяли христианам существовать — но на положении граждан второго сорта, пораженных в правах и обязанных выплачивать дополнительный налог. Тем не менее в исламских странах сплошь и рядом случались вспышки ненависти, погромы... а стало быть, и мученичество.
Кстати, в Греции во время турецкого владычества была еще одна категория христианских мучеников — те, кто по тем или иным причинам принял ислам, но потом раскаялся. И как знак своего раскаяния они публично объявляли себя христианами, отрекались от ислама. По исламскому законодательству им за это, безусловно, полагалась смертная казнь. И таких людей в Греции было довольно много.
Ну и, конечно, нельзя не сказать о наших российских новомучениках, которых, вполне возможно, по количеству было больше, чем всех ранее казненных за Христа за все прошлые века. Продолжается мученичество и в наше время — в некоторых исламских странах, в «веротерпимой» Индии...
Но в какую бы эпоху, в какой бы исторической обстановке человек ни умирал за Христа — его смерть не оставалась без последствий, а напротив, приводила ко Христу все новых и новых людей. Церковь и по сей день зиждется на крови мучеников.
*Антиминс (греч. — вместопрестолие) — четырехугольный плат из льняной или шелковой материи, на котором совершается освящение Святых Даров. В антиминс обязательно должны быть вшиты частицы святых мощей. — Ред.
На заставке: миниатюра из Минология Василия II, 20 000 мучеников никомидийских. Ватиканская библиотека, Рим
Читайте также другие материалы в теме МУЧЕНИКИ