Почему дети не рассказывают родителям о своих школьных проблемах и что с этим делать?

Дети бывают скрытными и в счастливых семьях

Недавно одна знакомая с болью в голосе спросила меня: «Ну почему сын мне ничего не говорил о том, что у него происходит в школе? Он же знает, что я не стала бы его ругать, что я всё бы разрулила!»

У нее хорошая, дружная семья, родителей там, в общем, не в чем упрекнуть. А меж тем сын-подросток долго, на протяжении многих месяцев, скрывал свои проблемы. Такое происходит и в других хороших дружных семьях. Но почему?

У меня есть несколько соображений на это счет, но прежде чем их высказать, сделаю важную оговорку: речь пойдет именно о хороших семьях, о нормальных родителях и нормальных детях. Когда в семье натянутые отношения, когда родители не интересуются жизнью своих детей, когда несправедливы к ним, когда утрачено доверие — тут всё понятно, тут нечего и обсуждать. Естественно, что в таких семьях дети будут молчать о своих проблемах как партизаны, им же не хочется лишний раз подставиться под родительский гнев или насмешки.

Но что, если родители любят детей, а дети любят родителей? Что, если сами родители между собой не ругаются, если воспитывают детей разумно, то есть не злоупотребляя требованиями и контролем, но и не устраняясь? Что, если в целом доверие между детьми и родителями есть? Верно ли, что в такой почти идеальной семье дети непременно будут делиться с родителями всеми своими проблемами?

Нет, неверно.

Причины умолчания

Прежде всего замечу, что «доверять родителям» и «рассказывать им обо всем» — это не одно и то же. Доверие может проявиться в детской откровенности, но даже если по каким-то причинам ребенок не откровенен, это не всегда означает, что он не доверяет родителям. Он может быть уверен в том, что его любят, что его поймут, что ему захотят помочь. Ему все это очень важно, но... но все-таки есть у него какие-то внутренние барьеры. Особенно это касается детей, вступивших в подростковый возраст, когда начинаются изменения и на физиологическом уровне, и на социальном, и на интеллектуальном, и на культурном.

Конечно, каждый случай индивидуален, у одного ребенка будут преобладать одни причины умалчивания, у другого другие, и нет никакой статистики, которая позволила бы распределить такие причины по степени их вероятности. Тем не менее рискну предложить свой список.

Ребенок не хочет огорчать родителей

Именно потому, что любит, он и предпочитает замалчивать свои проблемы — чтобы не расстроить взрослых. Он боится не наказаний и нравоучений, а родительских страданий. «Ну зачем маме знать, что у меня конфликт с учительницей по русскому? Она начнет переживать, плакать...»

Особенно это характерно для семей, где у родителей слабое здоровье, и потому дети с малолетства приучены, что маму или бабушку надо беречь. Не дай Бог подскочит давление! Не дай Бог обморок случится! Но даже если с физическим здоровьем все более или менее в порядке, есть еще и психологические проблемы. Например, повышенная тревожность родителей, и дети, тем более дети-школьники, прекрасно эту тревожность считывают. Или эмоциональная неустойчивость, когда человек любые проблемы — и свои, и чужие — воспринимает близко к сердцу, начинает страдать так, что это заметно со стороны.

Подчеркну — речь именно об искренних переживаниях взрослых, а не о психологических манипуляциях, когда детей, по сути, шантажируют. «Костя, ты меня в гроб вгонишь!» — говорит бабушка Кости Иночкина из знаменитого фильма «Добро пожаловать, или Посторонним вход воспрещен». У Костиной бабушки это педагогический прием. Но в нашем случае бабушка может реально плакать от страшного горя — двойки за диктант. Бабушке может стать плохо, когда она увидит внука в порванной одежде и с фингалом.

Иногда это и реальный страх за родителей: узнав о происходящем, они начнут действовать на эмоциях, и всем станет только хуже. К примеру, много лет назад знакомый мальчик-подросток написал мне в мессенджере, что в летнем лагере его (как и других детей) бьет физрук. А сообщить родителям он боится, потому что знает своего папу. Папа тут же примчится в лагерь, искалечит физрука и надолго сядет в тюрьму. О том, что существуют другие, гораздо более эффективные способы решить эту проблему, мальчик в свои тринадцать лет не догадывался.

А ведь это с точки зрения психологии очень вредно — потому что в подобных случаях ребенок преждевременно, вынужденно должен занимать позицию взрослого по отношению к родителям. А у него еще нет внутреннего ресурса для этого — ни эмоциональной устойчивости, ни развитого интеллекта, ни жизненного опыта. Оказаться в такой роли, ощутить, что у тебя нет надежного тыла, нет поддержки, а напротив, ты сам должен стать для мамы с папой тылом (не зная как, не умея этого делать), — это испытание, которое далеко не любой подросток выдержит, не говоря уже о младшеклассниках.

Но здесь я вижу серьезную жизненную проблему. Легко сказать родителям: перестаньте ныть, перестаньте вибрировать, держите себя в руках, вы должны быть для детей надежей и опорой, эталоном спокойствия и рассудительности! Но ведь реальный живой человек не может волевым усилием изменить свой темперамент, изменить свои привычки, свои устоявшиеся способы реагировать на те или иные события! Можно, конечно, посоветовать пойти к психологу и с его помощью решить свои серьезные психологические проблемы — ту же тревожность, то же чувство вины, неспособность справляться с эмоциональными всплесками и так далее. Но во-первых, не каждый сможет таким советом воспользоваться, а во-вторых, к психологу обычно идут, когда совсем уже всё плохо, когда стало ясно, что дальше так жить нельзя. А если всё не настолько запущено? Если в целом всё кажется более или менее нормальным? Ну вот такой я человек по жизни — бурно реагирую! И никакой психолог не превратит меня из холерика во флегматика!

То есть справиться с этой причиной детского умалчивания может оказаться очень трудно. Даже если вы совершите чудо — с понедельника начнете новую жизнь и перестанете проявлять при детях свою слабость, у них-то давно уже сложился в сознании образ мамы (или папы, или бабушки), и ориентироваться они будут именно на этот сложившийся образ. Ваши радикальные изменения они заметят очень не сразу.

Ребенок не хочет упасть в глазах родителей

Всем детям очень важно, как их воспринимают взрослые. Всем детям приятно, когда замечают их достоинства, и неприятно, когда видят их недостатки. Но для некоторых детей это особенно значимо. Им очень хочется производить на близких людей наилучшее впечатление.

Довольно часто это объясняется родительскими ошибками, когда детям внушается, будто любовь надо заслужить, будто родители их любят за что-то, а не просто так. Но мы же договорились, что будем рассматривать хорошую семью, где родители грубых педагогических ошибок не делают. Поэтому скажу так: иногда причина этого не в родителях, а в самих детях, в особенностях их психологии, в особом складе личности.

Поэтому такой ребенок будет скрывать школьные неприятности — но не потому, что боится наказаний, не потому, что боится родительских страданий, а потому, что боится потерять ту высокую оценку со стороны родителей, к которой он привык и на которую всегда претендует. «Мама же понимает, какие у меня прекрасные способности к математике, мама же гордится моими пятерками — и тут вдруг я такая говорю, что совершенно не понимаю синусы и косинусы! Как она на меня посмотрит? Что она обо мне подумает?» Это не цитата, конечно, а попытка реконструкции мыслей ребенка. Сами дети даже в подростковом возрасте редко способны внятно выразить такие чувства.

При этом ребенок может не сомневаться, что его любят. Даже с двойками, фингалом и без синусов любят. Но как любят, какой любовью? Смешанной с жалостью? Чтобы принять такую любовь, нужно преодолеть гордыню, что и взрослому-то очень трудно бывает.

Ребенок боится признать страшную правду

Иногда дело именно в этом. Рассказать маме или папе о своих проблемах, своих неприятностях — это означает самому осознать печальную ситуацию. Осознать — и ужаснуться. Пока такого ясного осознания еще не произошло, можно пользоваться страусиной политикой, можно уговаривать самого себя, что ничего страшного, что как-то оно, может быть, само рассосется. Но как только ты расскажешь обо всем этом кому-то (не обязательно даже родителям), то сознание твое сложит два и два, и результат тебе очень не понравится. Ты обнаружишь, что ты лентяй, идиот, трус, слабак, бездарь, неудачник... и тем самым сильно прищемишь свое самолюбие, упадешь в собственных глазах. А что может быть ужаснее?

Вот потому-то ребенок (в том числе и подросток, и даже особенно подросток) до последнего стремится оттянуть неприятный разговор. Не потому что не доверяет родителям. Может вполне им доверять. Но понимает, что придется «расставить все точки над i», и душе будет больно. А боли он боится.

В том-то и дело, что ребенок — даже умный, развитый — все равно еще ребенок. Он не очень хорошо еще умеет просчитывать отдаленные последствия своих действий (или бездействий). Мышление его сосредоточено на «сейчас», а не на «потом». Он не обладает еще достаточным жизненным опытом, он еще наивен, еще верит, что всё может само собой волшебным образом исправиться.

Но при всем при том он уже не малыш-детсадовец, он в глубине душе уже догадывается, что если, например, весь учебный год прогуливать физику, то дело кончится плохо. Именно эти «взрослые» структуры его сознания создают страх. А «детские» структуры создают надежду, что всё обойдется. Поэтому он и боится, и надеется, и надежда мешает ему признаться во всем взрослым и прибегнуть к их помощи.

Ребенок недооценивает серьезность проблемы

Это тоже бывает, и не столь уж редко. Вот происходит что-то в школе изо дня в день — например, издевательства в классе, конфликт с кем-то из учителей, нарастающее непонимание того или иного учебного предмета. Мы, взрослые, прекрасно знаем, насколько все это важно, какими серьезнейшими проблемами все это может обернуться, если прямо сейчас не начать действовать. Но ребенок может этого не осознавать. «Ну кричит на меня Ирина Михайловна, так она на всех кричит, ну вот такая она. Зачем я буду рассказывать маме?»

Ребенок может быть вполне откровенным с родителями и рассказывать о том, что его действительно сильно беспокоит. А если не сильно? Если, как ему кажется, ничего особенного не происходит? Ну раз он не понял на уроке, два не понял, три, проболел какую-то тему... но двоек же нет (пока), оценки не так чтобы сильно изменились. Особенно если учитель завышает оценки — что, увы, случается не так уж редко. До ЕГЭ еще годы и годы, нарастающие пробелы в своих знаниях ребенок не замечает, а обнаружиться все это может только в девятом классе, за пару месяцев до ОГЭ, когда уже никакой репетитор не спасет.

То же касается и школьной травли. Она же не всегда принимает такие экстремальные формы, что надо полицию подключать. Все может (с точки зрения ребенка) быть относительно приемлемым. Он, наверное, и рассказал бы маме с папой, будь там что-то ужасное, но ему просто кричат вслед обидные слова. Не ему одному, кстати. Так зачем же подключать родителей? Только хуже будет, считает он.

Ребенок думает, что, если родители вмешаются, будет только хуже

Особенно это касается буллинга в детском коллективе и конфликтов с учителями. Причем ребенок в некоторых случаях может быть и прав в своих опасениях. Действительно, неграмотное, на эмоциях, вмешательство взрослых может лишь усугубить проблему. Мама придет в школу и наорет на Марью Ивановну, а Марья Ивановна потом на мне отыграется! Мама придет в школу и нажалуется классной, что Петька с Лешкой меня задирают, и весь класс будет считать меня стукачом!

Между прочим, эта причина может прекрасно сочетаться с предыдущей, то есть с непониманием серьезности проблем. Ничего особо ужасного не происходит, думает ребенок, но, если подключить родителей, вот тогда и начнется ужасное!

При этом ребенок может очень сильно ошибаться, думая, будто родители ничем ему помочь не смогут. Он же еще ребенок, с детским жизненным опытом, детским мышлением, он не только не понимает серьезности своих проблем, но и не знает вполне работающих способов их решения. У него может быть «выученная беспомощность», когда он сам себя убедил, что трепыхаться бесполезно. А на самом деле это зачастую вовсе не так. С тем же буллингом есть вполне эффективные решения. И есть вполне эффективные решения с академической задолженностью. И есть решения в случае недопустимых действий педагогов. Но откуда это знать школьнику, если и далеко не все взрослые это знают?

А еще ребенок (и уж тем более подросток) зачастую убежден, что должен сам решать все свои проблемы, что только так правильно, что нужно быть сильным (ведь только слабаки пользуются чужой помощью!) Откуда это берется? Из подражания каким-то харизматичным сверстникам, из культуры — то есть просмотренных фильмов, мультиков, роликов, из прочитанных книг. Образ «крутого, самостоятельного человека», в одиночку преодолевающего все трудности, действительно часто встречается в массовой культуре (причем не только современной).

Подростковые изменения

Практически ни один подросток не остается столь же откровенным с родителями, каким был до школы и каким был в младших классах. Об особенностях подростковой психологии написано много всего, в том числе и в «Фоме», не буду пересказывать.

Но в этой теме самое главное — что подросток переживает процесс сепарации (то есть отделения) от родителей. Это абсолютно нормальный, естественный процесс, обусловленный и биологически, и социально, и культурно. Так было в доисторические времена, так было в древности, так было сто лет назад, так происходит сейчас и так будет и впредь. Сепарация неизбежна, а поскольку современное общество устроено так, что подростки как минимум до совершеннолетия живут в родительской семье, то в чем она будет проявляться? Когда и тянет отделиться от родителей, и приходится жить под одной крышей? Правильно, в отчуждении, в скандалах, в обидах (реальных или надуманных) — и, конечно, в том, что прежней откровенности больше нет.

Подросток считает, что его школьная жизнь (и учебная ее составляющая, и социальная) — это исключительно его личное дело, родительское вмешательство в эту сферу он воспринимает как покушение на его свободу, как отказ считать его взрослым человеком, как унизительное принуждение оставаться в детстве. Поэтому, думает он, чем меньше им, взрослым, рассказывать, тем лучше будет, тем меньше у них будет поводов поучать и вмешиваться.

Повторю: это бывает во всех семьях. Ни социальный статус семьи, ни ее круг общения, ни культурный уровень, ни религиозность здесь значения не имеют. Вернее, так: разница может быть, но только в формате подростковых бунтов. Если семья культурная, интеллигентная, то вероятность, что дочь-восьмиклассница будет матерно оскорблять родителей, все же меньше, чем в семье явно девиантной, неблагополучной. Хотя и не равна нулю. В культурной интеллигентной семье сын-десятиклассник вряд ли будет выражать свое негодование битьем посуды или побегами из дома — хотя тоже не исключено. Но само стремление продемонстрировать им, родителям, свою независимость будет все равно. Это, можно сказать, константа.

Поэтому, на мой взгляд, правильная родительская реакция — не лезть в душу, не устраивать допросы, не возмущаться тем, что вот раньше ты всё рассказывал, а сейчас на все вопросы бубнишь «у меня все нормально». Толку не будет никакого. А вот самим быть с подростками откровенными (хотя бы в тех рамках, что и раньше), безусловно, необходимо.

Да, ты, сынок или дочка, о своей жизни теперь не говоришь, но я о своей говорю, как и раньше. Я признаю твое право не делиться какими-то переживаниями, но я тебе доверяю по-прежнему и надеюсь, что и ты мне все-таки доверяешь. Я не выпытываю у тебя, что с тобой происходит, но знай, что, если есть проблемы, ты всегда можешь на меня положиться, я сделаю все, что могу, и даже чуточку больше. Нет ничего стыдного в том, чтобы рассказать о своих неприятностях. Мы семья, мы самые близкие друг другу люди, мы поддерживаем друг друга в любых ситуациях.

Такими или каким-то другими словами, но все-таки нужно озвучить подростку свое отношение к его скрытности. И учитывать, конечно, подростковый негативизм, когда все делают наперекор. Если мы вменяем подростку в обязанность быть с нами откровенным, то он уж точно не будет, само это требование его взбесит. Но если мы этого не требуем и не выпрашиваем, то это уже первый шаг к его откровенности.

Но важное уточнение. Да, мы не должны требовать от подростков откровенности, однако это не означает, что мы вообще не должны никак контролировать их жизнь. В конце концов, даже с точки зрения закона родители должны заботиться не только о здоровье, но и о развитии своих детей, а значит, и об их учебе. Поэтому узнавать успеваемость надо, и не только расспрашивая детей, но и общаясь со школьными педагогами, прежде всего с классным руководителем. Крайне полезно принимать участие в жизни класса, в каких-то внеучебных активностях (экскурсии, походы, поездки, соревнования, квесты и так далее). Это, помимо всего прочего, поможет лучше понять, что из себя представляют одноклассники ребенка, что из себя представляют учителя. Возможно, тогда и те проблемы, о которых ребенок умалчивал, станут понятными.

Скрытный характер

Такой ребенок (а потом, когда вырастет, такой взрослый) просто держит все в себе, не любит рассказывать о своих переживаниях. Ему даже и в голову не приходит поделиться тем, что у него происходит внутри. Шизоидный тип личности, как говорят психологи (подчеркну, что речь вовсе не идет о шизофрении, это просто такая классификация, применяющаяся и к норме, и к патологии).

То есть одно дело, если ребенок раньше был открытым, все рассказывал родителям, а потом что-то случилось (подростковые изменения, например, или какая-то психотравма), и он замкнулся. Тут надо насторожиться, надо искать причину. Но если он всегда был таким скрытным, то надо просто это принять как его особенность, не требовать от него откровенности и, главное, не думать, что если он скрывает что-то, то, значит, не доверяет. Вполне может доверять. Просто ну вот он такой.

Так что же делать?

Причин, почему ребенок умалчивает о своих школьных проблемах, может быть много, причем даже в самой благополучной семье. Чаще всего, кстати, причин бывает несколько. Но что же делать?

Прежде всего — сохранять те любовь и доверие, которые есть в семье (мы же исходим из того, что они есть). Да, это грустно, что ребенок не обо всем рассказывает. Да, это не только грустно, но и опасно, поскольку проблемы могут нарастать как снежный ком. Но из этого не следует, что все ужасно, все потеряно, доверие разрушено и так далее и тому подобное. То есть не надо впадать в панику.

Вообще, паника чаще всего возникает оттого, что люди ставят перед собой фантастические цели, задирают планку на недосягаемую высоту, а когда все эти мечты разбиваются о прозу жизни, ужасно огорчаются. Начинают винить себя (и не в том, в чем, может быть, реально виноваты), а в том, что не идеальны. Вот не надо так.

Не надо считать, будто дети обязаны быть с вами всегда и во всем откровенными. Не надо винить себя, когда оказывается, что это не так. Не надо винить детей в том, что они не обо всём вам рассказывают. Не надо приравнивать их умолчания к явной, сознательной лжи.

А что надо? Просто жить обычной человеческой жизнью. Любить детей, быть заботливыми, внимательными, интересоваться тем, что для них значимо, разговаривать почаще, и не только на бытовые темы, но и обо всем, что детям интересно. Рассказывать им о своей жизни, о разных случаях (не все, конечно, а то, что доступно ребенку, что ему явно не повредит). А если вы веруете в Бога, то ежедневно молиться Ему о детях.

Именно так создается почва для откровенности. А вот вырастет ли она в этой удобренной почве, мы заранее знать не можем. Можем лишь верить и надеяться. И это, я считаю, очень много!