...Когда же они были там, наступило время родить Ей; и родила Сына своего Первенца, и спеленала Его, и положила в ясли, потому что не было им места в гостинице.
Евангелие от Луки 2:6-7
...Синеватый рассвет белеет. Снежное кружево деревьев легко, как воздух. Плавает гул церковный, и в этом морозном гуле шаром всплывает солнце. Пламенное оно, густое, больше обыкновенного: солнце на Рождество. Выплывает огнем за садом. Сад — в глубоком снегу, светлеет, голубеет. Вот, побежало по верхушкам; иней зарозовел; розово зачернелись галочки, проснулись; брызнуло розоватой пылью, березы позлатились, и огненно-золотые пятна пали на белый снег. Вот оно, утро Праздника, — Рождество.
В детстве таким явилось — и осталось.
Иван Шмелев. «Лето Господне»
Мое кудрявое чудо
Я помню, как накануне Рождества по центральной, главной улице города я в осеннем тоненьком пальто вела розовощекого мальчугана за руку. Это был мой сынок — Андрюша. Он открывал широко рот и ловил на язык снежинки. Мороз был крепок, он кусал прохожих и заставлял кутаться еще больше, а атмосферу праздника создавали сотни украшенных гирляндами витрин, да и разодетые манекены были похожи на сказочных королей и принцесс. Но мы направлялись не туда, а прямо в большой магазин игрушек. Довольные дети и их родители выходили оттуда с пакетиками.
— Мам, а чудеса бывают? — неожиданно спросил Андрюша.
— Бывают сынок, да, кажется, бывают! — ответила тогда я с небольшой ноткой грусти в голосе. Нет, я не разуверилась, однозначно чудо в моей жизни — это мой сын, маленькое, беззаботное счастье! Я очень сильно его люблю, и он мой единственный родной человек на всем белом свете. С ним вдвоем мы живем на мою маленькую зарплату, приходится перебиваться на двух работах. И тогда, как сейчас помню, я, окоченевшая, шла в магазин игрушек, чтобы порадовать сынишку накануне Нового года и Рождества, подарить ему игрушку. Я знала, что для него чудеса — это то, что несли из магазина дети и их родители. Маленький мой Андрюша еще не понимал, что чудеса — это и любовь близких, и сам праздник — ну разве не чудо! И сегодня мы были в ожидании маленькой, но сказки...
В магазине все толкались, была суета. Внимание Андрюши привлек самолетик, очень походивший на настоящий, он восторженно смотрел на него. Я улыбнулась, взяла самолетик и пошла с ним на кассу.
По дороге домой на оставшиеся деньги мы купили шоколадку. Андрюша весело подпрыгивал и размахивал пакетом, в котором лежал новенький самолетик. Снег все падал и падал. Крупные снежинки падали на Андрюшкину шапку, на его светлые кудряшки. Я помню, как шла и любовалась им, и от счастья потекли слезы…. А он шагал по заметенной снегом дорожке и восклицал: «Чудеса! Чудеса! Чудеса!»
Александра, Москва
...Чистым январем
Духом воспрять.
От всенощной выйти другим.
Снегом скрипеть до рассвета.
Да любовь нести
Прямо к весне
Солнце вместе с нею встречать.
Благодарить песней этой
Слово…
Рождество. Снег…
Из песни «Рождество».
Константин Кинчев, группа «Алиса».
«Колокольный» переулок
Однажды вечером в рождественский сочельник мы с подружкой, 15-летние девчонки, сбежали из дома. Целью нашего путешествия было сделать подарок: мы намеревались положить его за «дворники» машины одного известного музыканта, чье творчество нас особенно вдохновляло, и… посмотреть хоть глазком на рождественскую ночную службу.
...Мы, как мыши, проворно петляли по бесконечным переулкам старой Москвы. На пути ко двору, где стояла заветная машина, мы миновали несколько церквей, гадая, в какую из них пойдет почитаемый нами музыкант. Впрочем, это было бессмысленно: храмы «вырастали» перед нами буквально на каждом углу!
В искомом дворе царил загадочный полумрак и морозная, крепкая тишина. После «возложения даров», мы на радостях поскакали в первый попавшийся переулок и — вдруг одновременно встали как вкопанные:
— Слышишь? Вот это да!
— Ага, здорово!
Колокольный звон — в общем-то явление обыденное. Но этот звон был иным — настоящим сказочным рождественским звоном! Переливался, поблескивал трелями и гулко аукал на весь переулок — ну как не зайти в храм, куда так зовут колокола?
И тут… неожиданно мы увидели того самого человека, ради которого мы предприняли свое путешествие: он заходил в воротца этого, «позвавшего» нас, храма.
Какое разочарование — теперь не попасть туда на службу! Слишком мы, назойливые фанаты, примелькались, нехорошо мешать человеку молиться. Подружка осталась за воротами, но я все-таки прошмыгнула в храм — хоть в притворе постоять в эту волшебную ночь, авось не заметит...
Там было по-особенному тепло, мило и уютно. Как будто весь храм — это вифлеемские ясли с мягкой пахучей соломой, а в яслях — крошечный Бог... Над Ним разливается мирное дыхание волов, осликов, оказавшихся в пещере, шепот пастухов и волхвов, боящихся Его разбудить, — Он еще спит… но вот отзвучит последний удар колокола, и тогда — проснется...
...Часы настойчиво говорили, что пора возвращаться домой. Обидно было невыразимо, но что поделаешь!…
Шло время. После той ночи я снова и снова приходила в этот храм, постепенно превращаясь из фаната в хорошую знакомую, приживаясь в общине... Когда совсем освоилась — стала петь на клиросе (забавно, как слушатель и исполнитель — поменялись местами), а чуть позже… пошла учиться в школу звонарей.
Минуло два или три Рождества, и уже я сама зябла на той самой колокольне, но… несмотря на то, что выучилась звонить более ловко, чем звонарь, поразивший меня в ту ночь, — уже, боюсь, разучилась слышать чудо, поющее в рождественских колоколах. Но, может, его услышал кто-то другой, случайно зашедший в узкий переулок?
Юлия, 28 лет, Москва
Среди волов — я глупый, словно вол —
Лишь в постоянном росте смысл обрёл.
Ведь с глупостью масштабы соразмеря,
Приходит сила зверя.
Среди ослов — я, как они, упрям —
Где сено есть, — спасенье вижу там,
Мечтая научиться в полной мере
Упорным быть, как звери.
Среди овец — блуждаю, как овца! —
Увижу в яслях своего Творца
И тихо промычу Ему о вере, —
Невинный, словно звери!..
Клайв Льюис. «Рождество»
(The Nativity, перевод Д. Якубова)
Мечта о радости
Это было первое для меня Рождество — первое после крещения. Мне было 26 лет, но я ждал его, как ребенок. Что-то огромное, сверкающее и таинственное представлялось мне. Что-то вроде светящегося стеклянного шара. Сейчас я понимаю — это еще не было рождественской радостью, скорее — мечтой о радости. Я думал о ночной службе... Я ждал.
Промелькнул суматошный Новый год. Всё как всегда — взрывы петард за окном, елка в серебристом серпантине, президент по телевизору. Новым было лишь то, что я постился — впервые в жизни! — и решительно отказывался от стандартного новогоднего салата оливье. Мне и с соленым огурцом было хорошо, потому что впереди светилось Рождество.
А второго января меня свалил грипп. Температура скакнула за тридцать девять, всё вокруг сделалось тяжелым и плоским, и рождественская радость разбилась — словно тот самый стеклянный шар. Было понятно, что в храм я смогу попасть, только когда праздник погаснет. Раньше не встану на ноги.
И вот она наступила, рождественская ночь. Где-то в храмах люди славили младенца Христа, за окнами лаяли собаки, верещала автомобильная сигнализация, вспыхивали петарды. А я лежал с тяжелой головой и грустил. Мне казалось, что если сейчас, в такую ночь, я не в церкви — то и не в Церкви с большой буквы. Умом понимал, что это неправильно, но чувства заглушали ум. Я пытался молиться, но ничего не получалось, внимание рассеивалось.
Как-то незаметно я уснул — и не запомнил того, что снилось. Но запомнил другое — как, проснувшись в темноте, в шестом часу утра, увидел в окне яркую звезду. Да, это была не Рождественская звезда, а просто Юпитер. Но почему-то, глядя на нее, я вдруг понял, что Рождество — здесь. В этой комнате, в этом черном небе, а главное — внутри меня. Рождество — есть, а температуры — уже нет.
Я тихо, чтобы никого не разбудить и не вызвать лишних разговоров, оделся и вышел из квартиры. Не стал ждать редких в эти часы автобусов, пешком дошел до метро. В начале восьмого я был уже в своем храме, на ранней Литургии. Горели свечи и лампады, пахло еловой смолой и хвоей, и висело над всем этим облако радости. Ничего, значит, не разбилось! Просто я что-то начал понимать.
Алексей, Москва
«Волхвы и пастухи» в Карелии
Рождество не предвещало земных радостей. Да, будет служба, и выше этой радости иных нет, но! Было ясно, что в нашем храме соберется 5 человек, из которых один — священник, плюс матушка, которая поет за хор, плюс я — гость издалека, локально пригодный как чтец, и еще двое — родственники отца П. И все. А где же остальные?
Небольшая церковь стоит на окраине села среди карельской тайги. Жителей достаточно, но почему-то они не приходили в храм. Пили, ругали попов, воровали лес — и все вокруг были виноваты в их горькой жизни. Отец П. смотрел на них, сострадал, предлагал рабочие места с хорошей оплатой — звал строить ту самую церковь. От этого жители еще больше пили и ругали отца П. Храм возвела бригада из соседнего района. И жители снова разозлились...
Да, ждать чудес не приходилось. Отец П. начал службу. Матушка достала крошечного ангела в кружевной тунике и поставила на клирос. Елки пахли, мы пели и читали. Пустота наполнилась Праздником.
И вдруг двери заерзали в проемах, кто-то затопал, страхивая снег, засопел, раздался шепот — слов было не разобрать, потому что говорили... по-фински!
Целый автобус финнов непонятными путями завернул к нам на Рождество. Люди, довольные тем, что вовремя успели (это были православные финны), разместились по храму, и стало яблоку негде упасть. Один из них быстро юркнул в алтарь, натянул поверх трех свитеров золотой стихарь (тот слегка затрещал, но в целом сел нормально), и стал прислуживать отцу П. Так мы и встретили Христа.
Наутро наших гостей и след простыл, а по деревне поползли слухи: мол, приезжали! в храм! из-за границы! Уж не знаю, есть ли между этими событиями связь, но церковь по праздникам больше не пустует.
Евгения, 27 лет, Киров
Я ощутил, что ныне — хотя бы ныне, в эти великие праздники, — неприлично, не подобает даже думать о себе. Вообще, ни о чем «своем» не нужно заботиться. Довольно других дней — всё «о себе». А теперь нужно отдаться всецело — чувствам «о Нем», о Боге, о Спасителе: пришел Царь Неба и земли; и к Нему нужно устремиться всецело, позабыв себя. Ныне Царь царей, Царь-Творец мира явился. Забудем же себя для Него. Хоть бы на эти «святые» дни, Ему «посвященные», — святки.
Это будет лучшее празднование.Митрополит Вениамин (Федченков).
«Письма о двунадесятых праздниках»
«Добровольный получатель» жизни
Недавно у меня был день рождения. В очередной раз задумавшись, в чем смысл этого праздника, я набрел на мысль, что была секунда, до наступления которой моей жизни не было. И вдруг она началась. Бог привел меня из небытия, а мог ведь и не привести. А значит, жизнь как таковая — огромная ценность сама по себе.
И, наверное, именно поэтому в свой день рождения нужно в первую очередь поздравлять родителей. Они радость этого праздника заслужили, я — нет. Я не прилагал никаких усилий, мне жизнь досталась просто так. В юридическом языке есть понятие «добровольный получатель». Так вот, я — простой получатель, даже не добровольный. У меня вообще никакой воли (ни доброй, ни злой) не было, пока жизнь мне не досталась. А родители — трудились, морально и физически. Мама мучилась. Папа волновался.
И вот что удивительно: два человека трудились ради чего-то, что будет потом полностью принадлежать другому человеку, — ради жизни, которая по природе только моя и ничья больше. Я буду ее проживать, коверкать, исправлять и каяться. А потом, что называется, унесу с собой в могилу. И это совершенно нормально. Я могу отдать последнюю каплю крови за ближнего или за идею, но бытие не переделать: жизнь, как ни крути, останется «моей и только моей». И это тоже совершенно нормально.
Но жил на земле один человек, у которого все происходило по-другому. Он родился, чтобы «его и только его» жизнь принадлежала... всем остальным. Чтобы она всем без исключения послужила. И преобразила каждого. Он именно для этого родился.
Я очень люблю отмечать Его день рождения — 7-го января.
Константин
Что Тебе принесем, Христе, / яко явился eси на земли / яко Человек нас ради? / Каяждо бо от Тебе бывших тварей благодарение Тебе приносит: / Ангели — пение; небеса — звезду; / волсви — дары; пастырие — чудо; / земля — вертеп; пустыня — ясли; / мы же — Матерь Деву. / Иже прежде век, Боже, помилуй нас.
Рождественская стихира
На заставке: фрагмент фото Kevin Dooley
