Мне кажется, что определение «современное образование» ― в некотором смысле манипуляция сознанием родителей. Сразу представляется Храм науки: светлый, просторный, современное оборудование, компьютеры, зимний сад, лаборатории… И самое интересное, часто как раз это всё в новых школах есть.
Но ведь образование ― это не про оборудование и не про помещения, а про людей, которые его получают. И вот тут большой вопрос, что такое современное образование для учеников и для государства, которое современно образованных выпускников получает после одиннадцати лет их обучения. Все видели эти ролики в Сети. Задают нашим молодым «продуктам современного образования» вопросы типа: «Пушкин с Достоевским дрались на дуэли, и у Пушкина был пистолет, а у Достоевского ― автомат. И Достоевский Пушкина убил. Как вы считаете, это справедливо?» Ответы убивают. Вместо того чтобы посмеяться над абсурдностью вопроса, респонденты начинают на полном серьезе отвечать, что это несправедливо, что на дуэли у противников должно быть одинаковое оружие.
Подобные опросы проводятся часто и вызывают смех сквозь слезы и ужас. В романе Чингиза Айтматова «Буранный полустанок» есть такие персонажи ― манкурты. Люди, которым уничтожают память жесточайшим способом, натягивая на обритую голову бычий пузырь, который, высыхая, сдавливает голову и причиняет невыносимую боль. После этой экзекуции люди становятся абсолютными рабами, существами без собственной личности.
Молодые люди, которые не знают ни литературы, ни истории, не умеют решить простейшую задачу, уверяют, что три на пять не делится, поэтому уравнение «5Х = 3» не имеет корней, это те же манкурты. Их так же легко превратить в рабов. Конечно, современных рабов. Рабов рекламы, пропаганды, любых вредных привычек.
Сейчас принято недостатки школьного образования списывать на ЕГЭ и ОГЭ. Тестовая система проверки знаний действительно не лучшая форма экзаменов. Но еще перед введением ЕГЭ и ОГЭ экзамены в школах превратились в полную профанацию. Медалистам во время экзамена давали списывать готовые решения и сочинения, троечникам подсказывали, а бывало, и писали за них экзаменационную работу. Было стыдно и противно.
Не ЕГЭ привел к катастрофе. К ней шли постепенно и неуклонно. Мне бы хотелось обозначить некоторые шаги в этом направлении, которые я наблюдала в течение 54 лет работы в школе.
Запрет оставлять учеников на второй год
Еще до того, как я пришла работать в школу, начались изменения под предлогом гуманизации образования.
Например, запретили оставлять первоклассников на второй год в первом классе. Запрет был обоснован тем, что первоклассник будет сильно травмирован, а это недопустимо. И вот ребенок, не научившийся за первый год учебы читать, писать и считать, переводится во второй класс. Естественно, там он отстает еще больше. С каждым годом отставание усугубляется. Травма от постоянного сознания своей неполноценности усиливается. Чаще всего следствием было то, что ребенок самоутверждался за счет нарушения дисциплины и зачастую агрессии или чувствовал себя изгоем и с этим чувством шел дальше по жизни.
Это была первая мина под днищем корабля «Российское образование». Но, увы, далеко не последняя.
Запрет на двойки и инфляция школьных оценок
Дальше была реформа, которую проводили в соответствии с призывом липецких учителей: «Каждому ученику ― глубокие и прочные знания по всем предметам». Нашим чиновникам, лишенным чувства юмора, не казался этот призыв смехотворным. В результате было практически запрещено ставить двойки. Даже текущие двойки оказывались для учителя причиной проверок, выговоров, требовали оправданий и доказательств, что эти двойки не следствие плохой работы учителя. «Нет плохих учеников, есть плохие учителя» ― фраза, которую не уставали повторять руководители на совещаниях и конференциях. Унизительные разборки на ковре у администрации ― директора, завуча и секретаря партийной организации школы ― привели к тому, что лучшие, требовательные и честные учителя стали уходить из школ. А уж когда я однажды поставила двойку в четверти, меня вызвали на ковер в РОНО и долго объясняли, что таким учителям не место в советской школе.
Итак, караван пошёл со скоростью самого медленного верблюда. Двоечникам ставили тройки, на этом фоне ставить те же тройки троечникам было несправедливо, им ставили четвёрки. Произошла инфляция школьной оценки. Пришлось снизить требования к абитуриентам, а значит, и студентам, в том числе и в педагогических вузах, в которых и так было не очень много сильных студентов. И потом эти студенты приходили учить школьников.
Читайте также:
Как научить ребенка быть свободным человеком?
На какое-то время ситуацию спасло введение программы Колмогорова, основанной на теории множеств. Это была стройная система, которая прекрасно развивала учеников. На основе этой теории даже правила русского языка были понятнее и лучше запоминались. Но от программы Колмогорова отказались, и с тех пор не появилось ни одного даже приближающегося по уровню учебника геометрии.
Ну а потом каждая реформа, призванная осовременить образование или, как говорили наши управленцы, «создать систему образования, отвечающую требованиям времени», приводила к дальнейшему понижению образовательного уровня.
Увеличение количества отчетности
В конце семидесятых годов прошлого века появилась надежда на реальную гуманизацию среднего образования. Уже мы все видели и обсуждали фильмы «Доживем до понедельника», «Ключ без права передачи», «Друг мой Колька». Педагоги-новаторы ― Амонашвили, Щетинин, Шаталов и другие ― на практике показывали примеры правильного отношения ученика и учителя. Казалось, вот-вот и ученики станут не объектами образования, а его активными участниками. Но вместо ожидаемого поворота лицом к ученику увеличилось количество отчетов, которые требовали от учителей, углубилось отчуждение детей и взрослых, принудительно насаждались новые методики, которые заключались в применении всяких диапроекторов и опросов сразу нескольких учеников у доски. И никакого поворота к превращению учеников из «объекта» образования в участника процесса не получилось.
Отказ от советской системы образования
Самый, конечно, сильный удар был нанесен в конце 80-х годов прошлого века, когда советская система образования была признана милитаристской из-за большого объема математики и естественных наук в сравнении с гуманитарными дисциплинами. Заодно отменили чистописание как насилие над детьми, вместо правил по русскому языку появились в 70-х годах так называемые орфограммы, которые нужно помнить не по смыслу, а по номерам. Короче говоря, вместо развития мышления какие-то как бы новаторства ради новаторств. Появились учителя, которые пытались спасти положение при помощи специальных приемов. Некоторые их приемы помогали, но тенденция заменять образование его имитацией сохранялась.
Рост количества уроков и объема домашнего задания
На мой взгляд, одна из самых вредных имитаций на данный момент ― это школы, где у учеников по восемь уроков в день и домашние задания, которые ребенок выполняет до полуночи. Я даже знаю родителей, говорящих: «Мой ребенок учится в такой хорошей школе! У него по восемь-девять уроков в день, домашние задания делаем всей семьей, и еще репетиторов приходится приглашать». И не приходит в голову, что эта школа просто перекладывает свою работу по обучению ребенка на родителей.
Родителям простительно не знать, что даже шестой урок уже идет в полсилы. На шестом уроке можно что-то повторить, дать какую-то несложную работу, а новый материал объяснять практически бессмысленно, уставшие дети не воспримут. А седьмой, восьмой уроки вообще проходят впустую.
Как говорила в свое время Полина Борисовна Ройтман, лучшая методист-математик и сама блестящий учитель, после неудачного урока: «Лучше бы дети погуляли на улице. Было бы намного полезнее». Но те, кто разрабатывал эти программы, по умолчанию должны знать психологические и физиологические нормы нагрузки. Например, в 70-х годах двадцатого века был рекомендован объем домашнего задания: не больше половины сделанного на уроке. То есть, если на уроке решено десять примеров, на дом задаётся не больше пяти, если написано два упражнения, дома не больше одного. Кто сейчас придерживается этих норм? Только несовременные учителя, для которых важен не «рейтинг» (еще одно модное слово), а здоровье учеников, их знания, умения и навыки (тот самый ЗУН, который учитель должен был писать в плане каждого урока).
Отказ от воспитания в школе
Современное образование исключило из лексикона такие слова, как воспитание и развитие. История многократно доказывала, что образование без воспитания безнравственно. Без развития способностей ребенка он останется инфантильным, неспособным запоминать информацию, осмыслять ее и анализировать, «раскладывать в своей голове по полочкам» и в нужный момент извлекать. Значит, то, что дети должны усваивать, не усваивается потому, что механизму усвоения не учат.
Формализм и гонка за скоростью получения знаний
Мне всё чаще попадаются дети с полным неприятием математики. Не сразу я поняла, что для многих учеников цифры не несут числового смысла. Их не учили счету на палочках, и для них число ― картинка. Им приходится запоминать странные отношения этих картинок. Думаю, то же самое с орфограммами на русском языке.
Тщеславная гонка в начальной школе, гордость, что несчастные первачки в середине сентября пишут диктанты и решают уравнения, приводит к тому, что в девятом классе приходится возвращаться к прописям, счету предметов и прочим упущениям первых четырех лет обучения. Кто внушил теоретикам современного образования, что детям скучно осваивать навыки письма, счета и чтения постепенно, не торопясь? Почему они не понимают, что гораздо скучнее пробегать обучение впопыхах, не успевая научиться, освоить, разобраться?
Таким образом, ученику с самого начала прививается неуважение к своей работе, которую в принципе невозможно сделать хорошо, к школе, в которой неприятно находиться, к самому себе, вынужденному плохо выполнять неинтересную работу.
Мне трудно представить себе эмоциональное состояние человека, который вынужден находиться в школе, где ему тяжело, скучно и непонятно большую часть дня, а потом отрабатывать «барщину» дома. Большинство современных детей находят выход из своей несвободы в гаджетах. Там у них по крайней мере есть свобода выбора игры, блогера или сайта. Запреты на гаджеты только усиливают отторжение от школы и от тех, кто в ней работает. Об учителях, которые заполняют бесконечные отчеты вместо общения с учениками, я упоминать не буду. Об этом непрерывно пишут и говорят, а воз и ныне там…
В общем, если вот это всё называется «современным образованием», я лучше буду учить своих учеников по старинке: стараясь держаться в зоне ближайшего развития, не перегружая домашними заданиями, без раздражения и возмущения незнанием или непониманием, признавая за учениками права на жизнь вне школы. И поскольку программа школьной математики ограничена теми сведениями, которые были известны еще в восемнадцатом веке, слово «современное» как-то неуместно.
Кстати, термин «образование» не так давно заменил слово «просвещение». А как корабль назовешь, так он и будет ходить по морям. Мы не просвещаем наших учеников, не дарим им свет знаний.
Задача поставлена прямо противоположная ― придать детям определенный образ, обтесать их, как в свое время папа Карло обтесал полено, и сделать их «грамотными пользователями». То есть ни в коем случае не развивать критическое мышление, но заставлять заучивать бессмысленные сведения типа орфограмм, сидеть за столом перед тетрадками и учебниками по двенадцать часов в сутки. А учителей ни в коем случае не называть работниками просвещения. Они должны предоставлять образовательные услуги. Почувствуйте разницу. Из просветителей учителя превратились в обслугу.
В заключение скажу: для меня образование ― прежде всего сохранение вневременных ценностей. Таких, как внутренняя свобода, позволяющая самостоятельно и критически осмысливать информацию, чувство собственного достоинства, не допускающее унизительного признания себя недостойным знаний и умений, уважения не только к окружающим людям, но и к результатам своего труда и труда других людей. Без этих качеств набор знаний не имеет смысла.
Как писал французский математик Блез Паскаль: «Будем же учиться хорошо мыслить ― вот основной принцип морали». И образования тоже.
