Недавно, спасаясь от жары, я выбралась с детьми на реку. Купать в одиночку несколько малышей довольно хлопотно, поэтому я несказанно обрадовалась, когда обнаружила в воде у берега священника с толпой детей постарше, которые сразу же составили компанию моим дошколятам и отвлекли их от желания немедленно рухнуть в воду.
Поздоровались, представились. (Все-таки вновь убедилась, что попа и в рогожке – в данном случае в шортах – узнаешь). Я начала было по одному окунать детей, но отец N дружелюбно предложил:
— Да ты сама сначала сплавай, а я за ними посмотрю.
И вот тут я оказалась в моральном тупике. С одной стороны, я должна быть признательна батюшке за неожиданную помощь. А с другой — ну неприятно мне тыканье от малознакомых мужчин, которые даже не сильно старше... Но было бы глупо отвлекать читателя рассказами о моих «приятно-неприятно», если бы эта ситуация не получила неожиданного продолжения.
Вообще, частенько «тыкают» сельские священники: во многих приходах старушки обижаются, если их называют на Вы «как неродных», и сами активно «тыкают» батюшке, а он постепенно привыкает к такой манере общения. Это вопрос привычки и ничего больше. Но бывают и другие случаи.
Отец N еще пару раз преспокойно назвал меня на ты (не станешь же одергивать священника), а потом мы немного разговорились, я обмолвилась, что муж служит и не смог с нами выбраться, и услышала в ответ:
—О! Так Вы матушка?... – и далее мы уже общались без перебоев исключительно в вежливой форме. Такие вот «двойные стандарты».
И ведь ничем я не смею попрекнуть отца N: он добрый христианин, готовый предложить свою помощь женщине независимо от того, кто она. Однако в разговоре уважительное словоупотребление адресуется только попадье – а прочим, выходит, как придется.
Я и раньше иногда замечала пренебрежение этикетными формулами у молодых священников, семинаристов и просто верующих юношей. Тогда я объясняла это их стремлением победить, так сказать, мертвую форму холодной вежливости братским общением в Духе (ведь «ты» говорят в семье и среди друзей). Все, мол, дети Отца Небесного, вот и «тыкаем» друг другу как братья-сестры. Наверное, в большинстве случаев это и есть основной мотив.
Но появилось у меня и менее приятное объяснение. Кроме описанной встречи, я на днях впечатлилась, читая комментарии к статье одного священника, где верующие защищали автора от антиклерикальных нападок. Волосы мои зашевелились. Там в одном абзаце умещалось елейное «Батюшка, дорогой, не обращайте внимания на этих…» —и наименование «этих»: атеистики, атеистнутые и прочие безобразия, от коих клавиатура краснеет. Хамство в сетевом пространстве от лица православных уже подвергалось анализу, но в нашем случае двойные стандарты общения связаны не только с сетью.
Боюсь, что узнав в Церкви православную антропологию и сотериологию, мы немного не так применили новые знания. Мы знаем, что грех – это духовная болезнь, и быстренько по этому признаку мысленно отделили «агнцев» от «козлищ». Мы, христиане, – кающиеся, а значит – выздоравливающие (или хотя бы в стадии ремиссии). Друг с другом мы и общаемся как психически здоровые, сознательные взрослые люди.
А вот они, внешние, неверующие, нераскаянные – больные и не хотят лечиться. А если помягче сказать – больноватые. Вот мы с ними и будем общаться как с «больноватыми»: на ты, снисходительно, простенько, как с младенцем. Или (если речь идет о споре) раздражительно, повелительно, резко. Но и там и там как с человеком второго сорта… Это даже не со зла выходит – это наша доброта и снисхождение так выражаются, жалость к «несчастному грешнику».
Чем меньше у нас явных глазу, грубых грехов (а среднестатистический молодой священник все-таки непричастен как минимум блуду, воровству, прелюбодеянию или растлению малолетних) – тем явственнее эта иллюзия нашего качественного отличия от мира, во зле лежащего. И тем непригляднее могут становиться формы нашего общения с этим миром, даже если общение исполнено прекрасных намерений и пожеланий.
Значит, все-таки лучше не отделять в уме «их» от «нас». Или хотя бы не забывать формальной вежливости с незнакомцами — в конце концов, она и существует для того, чтобы со всеми мы могли общаться равно и ровно, не вываливая на собеседника наших мысленных «тараканов».
