Было дело — служил я таксистом. Возил людей по Москве и окрестностям. И вот однажды…
Он выбежал на дорогу метрах в пятидесяти передо мной, одной рукой махал, другой свистел, засунув пальцы в рот. На улице 10-ти градусный мороз, а он в отчаянно-летнем костюмчике небесно-голубого цвета. И сразу было видно, что — иностранец.
Он влетел в машину как мяч в ворота и заорал по-русски:
— Что за женщина!? У нее что, глаза отдельно? Голова отдельно? Сегодня третий день, а она уже забывает… Как так?
Он был чрезвычайно взволнован.
— Вам не холодно? — спросил я, пытаясь притушить пожар.
— Мне?! Холодно?! Да я сейчас взорвусь!
Он весь кипел, как небольшой вулкан, и я решил, что передо мной итальянец.
— Едем-то куда? — спросил я.
— Как куда? Ко мне домой, конечно, и быстро-быстро!
— Дом — это Рим, Милан или Венеция?
Он наверное подумал, что я над ним издеваюсь.
— Отрадное! — крикнул он. — Улица Декабристов. Ну! Скорее же!
И мы рванули. И на первом же светофоре я спросил, что, собственно, случилось, не беда ли?
— Беда! Конечно — беда. Моя женушка — дра-го-цен-ная — безответственная дура!
Тут уж я подумал, что он спятил или издевается. Разве это беда?
Но все оказалось значительно проще, и сложнее, и интереснее.
Мы ехали всего десять минут. И все это время мой пассажир говорил. Вернее — бурлил и выплескивал из себя все переживания последних дней, перескакивая с пятого на десятого. Вот, что я запомнил...
Пассажир мой родился в Каталонии, но вырос в Мадриде. Это он сообщил, чтобы я его больше ни с кем не путал. Ни с какими макаронниками. «Мы же их обыграли 4:0 в десятом году», — уточнил он. Затем я узнал, что он колесил по Европе и миру, пока однажды, работая по контракту на Канарских островах, не встретил девушку. Работал он шеф-поваром в гостинице, а девушку встретил русскую из Сургута. Сургут как спрут опутал, одурманил и приковал к себе Каталонию. Испанец бросил свои европейские поварешки и приехал к русским ложкам. Женился, поменял Сургут на Медведково, работал в ресторане — итальянском, кстати. Все хорошо, кроме одного. Бог детей не дал. Всех врачей и знахарей от Урала до столицы испробовали. Впустую.
— Я ее люблю! — несколько раз свирепо повторял испанец, словно кто-то пытался это опровергнуть.
И тогда жена повезла его в монастырь. Куда-то в Ярославскую область.
— Вся моя жизнь изменилась в тот день! — восклицал пассажир. — Но как это получилось, я не знаю!
Видимо, они ездили к некоему духовному лицу, известному своей чистой и строгой жизнью. Испанец вообще не понял, с кем разговаривал. До того момента он был далек от любых церковных тем. А тут на него сразу и все обрушилось: монастыри, колокола, черные рясы, снег на озере, вера и свет. Они разговаривали по душам около часа.
— Мне сказали, что он главный монах в монастыре. Но это был просто старенький старичок.
— О чем же вы говорили? — спросил я
— О футболе. — ответил испанец.
Похоже, что «старенький старичок» был очень подкован в футболе. После разговора каталонец немедленно, с той же горячей поспешностью принял православие.
— И что… родили наконец? — спросил я
— Нет. Монах сказал, заберите ребенка из детдома. И мы забрали Машу… мою инфанту...
Я привез испанца по адресу, он сбегал домой, вернулся, и на обратный путь мы потратили на две минуты меньше.
В тот день семья впервые выехала с инфантой к родственникам, и мамаша забыла взять бутылку с соской. Всего лишь. Но у каталонца немедленно помутился разум.
«Это не мать! Она безответственна! Опека заберет у нас ребенка!»
Так переживал он случившееся. Похоже, в гостях он сорвался, накричал и, не выдержав общего равнодушия, — рванул на улицу за бутылкой и соской.
Не попадись я ему тогда под руку, он бежал бы всю дорогу на своих двоих.
Впервые опубликовано в журнале "Русский пионер"
