Для начала хочется поспорить с неизвестно кем придуманным изречением, что, мол, «на детях гениев природа отдыхает». Ничего подобного. Да и вообще, при чем здесь «отдых»? На чадах иных высокоодаренных родителей природа не то что не отдыхает, но вдохновенно творит «в долготу дней». Иначе откуда бы возникло понятие «династии» и присловье об упавшем с яблони плоде? Взять хотя бы семейство Чуковских.
Поэт и эссеист Станислав Минаков, к которому чуть раньше меня пришли стихи нынешнего автора «Строф», написал, обрадовавшись, целую статью-размышление.
В ней он вопрошает себя и нас, открывая ларцы и шкатулки: «…что привело этого стихотворца к открытию и освоению тайн своей души и версификации? Мы узнаём, что автор сочиняет стихи с детства, однако любитель русской поэзии, коль приведётся, непременно обратит внимание на девичью фамилию Елены — Кекова. Кто-то понимающе закивает, мол, ну тогда всё понятно! Мы согласимся: яблоко от яблони…»
Мало того. Напомнив себе и нам, что большое избранное выдающегося современного поэта Светланы Кековой называется «Яблоко и крест» (2021), автор статьи восклицает: «Надо ли удивляться, что и младшая дочь Светланы, Мария Борухова, тоже пишет стихи, причем тоже отличающиеся интенсивным духовным деланием! Надо удивляться. Невозможно не удивляться. Ибо это великая тайна и восхищённое радостное удивление — наличие высокого дара сразу у трех членов семьи!..»
Рубрика «Строфы» Павла Крючкова, заместителя главного редактора и заведующего отдела поэзии «Нового мира», — совместный проект журналов «Фома» и «Новый мир».
Стихи Маши Боруховой (весьма отдельные от того искусства, которое творит ее мама) выходили у нас летом 2022-го. Елена Монич органически долго тянулась именно к материнской просодии, но и она обрела свою и только свою поэтическую делянку.
В начале публикации — совсем недавнее.
Потом — «среднее» и «раннее».
Остается признаться, что о поэзии Елены я узнал лишь осенью прошлого года.
Некоторые мои старинные друзья, как оказалось, еще и очень деликатные люди.
«Седе Адам прямо рая…»
И был февраль, и было утро, день седьмой. Чернели ветви траурной каймой, Блестели лужи в виде блюдец чайных, Чертили птицы в парке у моста Свой лёгкий след — подобие креста, Земля была безвидна и пуста, Но Дух дышал в её изгибах тайных. А время сеть расставит, как рыбак, И сквозь неё я вдруг увижу, как Ложится след копыт тяжёлых конских На русский снег, египетскую пыль, Как плачет в Раме бедная Рахиль, Что стон стоит в пределах Вавилонских. О рай, мой рай! — ты слышишь этот плач, Богач и нищий, жертва и палач, Кузнец судьбы и баловень Фортуны? Шёл грозный Ангел молча по следам, И горько плакал праотец Адам, И царь Давид псалтири трогал струны. О рай, мой рай, мой Иерусалим, Икона неба, дивный Третий Рим, Куда пойду — уже не Савл, еще не Павел? Как подниму глаза на скорбный Лик, Чем расплачу́сь за тот последний крик — О Боже Мой! Зачем Меня оставил? Листает дни февраль перед постом — Идёт мытарь, оправданный Христом, И сын в слезах отцу целует ноги. Я блудно жил, именья не храня, Я всё забыл, но Ты найди меня В земли чуждей, под вербой, у дороги.
***
1
маме
Расскажи-ка на ночь, родная, мне, Как играют звёзды в речной волне, И как мир им подводный тесен — Наверху парит серебристый язь, Снизу ходит сом — над сомами князь, Слов твоих легка золотая вязь, Дар твой светел, язык чудесен. Если есть гора — Арарат, Казбек, — На рассвете к ней подойдёт ковчег И коснется земли бортами. Над горою месяц висит, двурог, Я читаю строки и между строк, И уходит молча с горы пророк, Спят глаголы в его гортани. Будут дети Ноя играть и петь, И на звёзды в тёмной воде смотреть, Коли неба развернут свиток. Древо жизни снова приносит плод, Снова дождь идёт, и дитя растёт Среди райских яблок, мирских забот И ноябрьских маргариток.
2
"Ты помнишь, как с тобой мы по дороге шли?..."
Светлана Кекова
Я помню, как с тобой мы по дороге шли, Как пахло молоком от матушки-земли, Как колосилась рожь, а может быть, пшеница, Тонули облака в сияющей дали, И пряталась в траве колдунья-медуница. Волнуется вокруг прошедших лет ковыль. Скажи, родная, — сон, легенда или быль Тот жаркий летний день, лягушка у дороги, Колодец, облака и сказочная пыль, Что, словно нежный шёлк, окутывала ноги? О, милая земля, благословенный край, В чертах твоих родных сквозил забытый рай, И дивный свет светил сквозь вещество земное — Сквозь старый дом, холмы, поленницу, сарай, И ты была как свет, и ты была со мною, И не были страшны ни гуси, ни гроза... Когда придёт черёд мне отправляться за Невидимую грань последним перелётом, Я вспомню этот день, твой голос и глаза, И домик небольшой за Щербовским болотом…
Колыбельная
Всё просторней, всё привольней, всё прекраснее земля. Пёс сидит под колокольней, широко лежат поля. Пёс за ухом чешет лапой, птичка по небу летит, Ночь крадётся тихой сапой между клёнов и ракит. Спи, сынок, твои печали спрячем в медный сундучок. Пусть для них поёт ночами надоедливый сверчок. Над рекой, клонясь под ветром, тихо стонут камыши. Здесь на много километров — ни одной живой души. Ночь маячит за окошком, молча плавает луна. Не мяукай громко, кошка, не кричи, что голодна. Ты на чёрную похожа, если в доме нет огня, У тебя под шерстью — кожа, так же, как и у меня. Мыши спрятались по норам — спрячь шершавый язычок. Ты же знаешь — за забором бродит серенький волчок. Он блестит лукавым оком из густого камыша, Он заглядывает в окна, он пугает малыша. Ах, не бойся глаз в окошке, клеветы и ворожбы! Мы у времени в лукошке, как съедобные грибы. Мы забыть хотим об этом, мы твердим себе со зла — Этим летом было лето, этой ночью ночь была. То, что после, с тем, что прежде, перепутав и смешав, Пляшем в праздничной одежде из степных колючих трав. А на самом деле, милый, мир прекрасен, словно сон. Слышно «Господи, помилуй!» даже в карканье ворон. Если зверь по полю скачет, рыба в речке пучит глаз — Это всё, любимый, значит, что Господь не бросил нас. Он с тобой, как нить с катушкой, пусть тебе во время сна Будет облачко подушкой, будет свечкою луна.
