Однажды на сайт «Фомы» зашел человек и прочел статью о списке человеческих страстей, который составил один из виднейших богословов XIX века — святитель Игнатий (Брянчанинов). Прочел и сильно удивился: в список вредного для человека попало чуть ли не всё, что люди мирские считают радостями жизни, придающими ей вкус и цвет:
«Я не особо понимаю, как надо вести себя, чтобы быть “чистым”. Во всех этих восьми страстях перечислено много того, что присутствует даже у религиозного человека в обыденной жизни... Мне кажется, что человек без какого-либо греха — это и не человек вовсе. Без греха не было бы жизни, как мне кажется».
Прав читатель или нет? Выяснить это мы пытаемся вместе с протоиереем Федором Бородиным, настоятелем храма святых бессребреников Космы и Дамиана на Маросейке (Москва).
Отец Федор, может, такая подробная классификация наших пороков, как в списке святителя Игнатия, — действительно перебор? Слишком уж беспросветно выглядит наша жизнь через такую призму.
У святителя Игнатия есть одна очень важная мысль: покаяние — фундамент всей духовной жизни, без него все развалится. Сначала строят фундамент, а уже на нем — дом, дворец или храм. Получается такая вот интересная ситуация: без фундамента ни один дом стоять не будет, но жить в фундаменте нельзя, сам по себе он — несостоявшийся дом. Но если его не будет, любой дом развалится.
Поэтому рассматривать учение святителя Игнатия о покаянии отдельно от всего опыта Церкви нельзя. Так можно просто сойти с ума от отчаяния, потому что выполнить заповедь о чистоте — Христос предлагал сперва очистить внутренние скляницы своей души (Мф 23:26), то есть вычистить себя от греха изнутри, — до конца невозможно. Иными словами, попытка жить в фундаменте приводит к тому, что человек начисто лишает себя радости. А христианство — это все-таки вера, которая рождает в сердце радость.
Да, нужно знать учение Церкви о страстях и уметь с ними бороться. Да, сердце христианина постоянно болит. Но о чем? О том, что Христос меня любит — чем дольше я нахожусь в лоне Церкви, тем больше я в этом уверен, — а я этого не достоин. Именно поэтому ни один человек, идущий дорогой православия, до конца своих дней не может оставить покаяния.
Но зачем тогда требовать, чтобы мы «были чистыми»? Похоже, это по определению невыполнимо.
Действительно, умирая, один великий подвижник сказал окружившей его братии монастыря: «Не знаю, начал ли я покаяние». Вы не найдете ни одного святого, который сказал бы о себе: «Я достиг святости, я очистился». Наоборот, каждый из них все больше видел в себе греха.
У нас в начале 1990-х годов, когда 9 из 10 членов Церкви были неофитами, взгляд святителя Игнатия очень сильно впечатался в церковное сознание. Это было неизбежно и необходимо, потому что в период неофитства человек может очень много возмечтать о себе. Есть знаменитая монашеская шутка: когда видишь молодого монашка, возносящегося на небо, стяни его оттуда за ноги. Вот святитель Игнатий и был тогда тем человеком, который всех нас стягивал вниз. Эта строжайшая покаянная дисциплина была нужна и полезна.
Но еще раз: вся покаянная культура, которой надо научиться как одному из первых необходимых условий духовной жизни, — это еще не всё, что нужно для строительства христианского здания. В начальной школе мы заучиваем таблицу умножения и пользуемся ею потом всю жизнь, но это не значит, что мы должны и дальше каждый день повторять только ее. Надо войти в эту культуру и жить с ней дальше.
Но если грех — часть человеческой натуры, зачем от него избавляться? Вот и наш читатель считает, что «человек без какого-либо греха — это и не человек вовсе».
Дело не в том, что проявление человеческого естества греховно. Господь еще до грехопадения дал человеку заповеди вкушать плоды всякого древа в раю и плодиться и размножаться. А грехи или страсти, как их классифицирует святитель Игнатий, есть искажение естественных сфер человеческой деятельности, привнесенное грехопадением.
Например, есть — это не грех, грех — это объедаться, чревоугодничать. И человек, который постоянно объедается, в конце концов наказывается через телесные болезни.
Злоупотребление — вот, что скверно и что является грехом. Все естественные проявления жизни вложены в человека Богом, но они должны находиться в определенных рамках. Если же баланс между духовным и плотским смещен в сторону плотского, человеком начинает властвовать страсть. Она начинает подминать под себя всю вашу жизнь, все ее стороны, и это уже совершенно ненормально. Не есть, чтобы жить, а жить, чтобы есть.
Когда я нес послушание в Канонической комиссии, где рассматриваются вопросы повторных браков и отпевания самоубийц, туда как-то пришла пожилая женщина и попросила отпеть ее застрелившегося мужа. Церковь разрешает отпевать самоубийц, только если они были «вне ума», но она сказала, что он был вполне вменяем. Я спрашиваю: «А почему он застрелился?» Оказалось, что мужчина по возрасту потерял способность к интимной жизни и покончил с собой, потому что для него, видимо, в этом заключался смысл жизни.
Апостол Павел говорит: Все мне позволительно, но не все полезно; все мне позволительно, но ничто не должно обладать мною (1 Кор 6:12). А страсть — это грех, систематически насилующий волю. Он становится сильнее человека и начинает им обладать.
В армии я видел страшные проявления человеческой страсти, которые меня поразили. Большинство моих сослуживцев курили, но, поскольку у нас была чудовищная дедовщина, купить папиросы было не на что, а жить без курева они не могли. Мне с болью в сердце приходилось наблюдать, как они ползали по солдатскому туалету, искали бычки и радовались, если там оставалась не одна затяжка, а две. Люди тянули в рот эту грязь, потому что в них жила страсть и они не могли с ней совладать. Вот от этого плена Господь и пытается нас освободить, давая заповеди.
А правда ли, что человек остается человеком только тогда, когда в нем пребывают два начала — безгрешное и греховное?
Это не христианский взгляд на человека. Нет отдельного греховного начала. Есть моя воля, соглашающаяся на грех. Тьма не действует отдельно. Как говорят святые отцы: тьма есть отсутствие света, а грех есть отсутствие добродетели. У греха нет своей воли. Он реализуется, когда я даю на это свое соизволение, он совершается по воле свободного человека.
Но создается впечатление, что вся жизнь православного верующего строится исключительно на запретах: не думать о богатстве, не объедаться, не жаловаться, много не спать — и так до самых бытовых мелочей.
Заповеди Божии есть проекция Его Божественной жизни на жизнь человека. Господь заповедует почитать родителей, потому что сам Иисус Христос находится в послушании Отцу: Не Моя воля, но Твоя да будет (Лк 22:42). И почитает Марию и Иосифа, хотя тот не являлся его истинным отцом.
Все заповеди — это ступени к нашему богоподобию. Бог чист, поэтому Он предлагает нам чистоту. Но христианство, в отличие от Ветхого Завета, не ставит условий, выполнив которые в течение земной жизни, человек может успокоиться.
Святые отцы говорят: человек подобен мореплавателю. Он плывет на звезды, хотя знает, что самих звезд никогда не достигнет, и приплывает в нужную точку. Заповеди — те же звезды. Это вектор, движение по которому человек будет продолжать и в Царствии Божьем.
Да, с одной стороны, человек после грехопадения прародителей в принципе не в состоянии исполнить до конца заповеди Божии в этой земной жизни, поэтому они и служат для него стимулом к покаянию до конца его дней. С другой стороны, заповеди — это закон жизни. И если человек их нарушает, он движется к смерти. Посмотрите конец книги Второзакония: Жизнь и смерть предложил я тебе, благословение и проклятие. Избери жизнь, дабы жил ты и потомство твое (Втор 30:19).
Заповеди похожи на закон всемирного тяготения, гласящий: не прыгай из окна — разобьешься. Запрещено ли в таком случае прыгать из окна? Если хочешь жить — запрещено.
Заботливая мать не дает ребенку совать пальцы в розетку, облизывать утюг или пить уксус. Ему очень хочется, а она не разрешает. Он обижается, кричит, плачет, ведь ему интересно, но мать понимает, что это опасно для здоровья.
Есть такая злая шутка: «Все, что я люблю, — либо грешно, либо полнит». На самом деле Бог запрещает тебе то, что тебя убивает, но поскольку мы все чудовищно искажены и переломаны, изуродованы грехом, нам часто кажется, что это как раз и является счастьем.
Так наркоман считает, что доза подарит ему рай, а пьяница — что бутылка водки сделает его счастливым. Но на самом деле исполнение греха никогда не приносит человеку радость.
А как быть с тем, что для многих людей именно вкусно поесть, провести выходной на диване и так далее и составляет радость жизни? И они уверены: если жить по-христиански, то и жизни-то не увидишь…
Так кажется со стороны, пока человек не начнет жить в Церкви и не попробует благодать Божию «на вкус». Пока он потакает своим страстям, своим грехам, ему кажется, что это и есть его жизнь, но она оказывается ненастоящей. Такое существование не принесет ему удовлетворения, оно не приведет его в Царствие Божие. Покой, счастье и радость может подарить только приближение к Богу, а для того, чтобы это произошло, надо очиститься от страстей, потому что они, как стена, стоят между человеком и Богом.
К примеру, есть люди, которые часто меняют спутников жизни. Им кажется, что человек, живущий в браке с кем-то одним, очень несчастен. Но на самом деле именно постижение другого человека, которое совершается в течение многих лет при сохранении ему верности, и дает настоящее семейное счастье.
А Вы в Вашей пастырской практике ощущаете, что людям трудно, придя в Церковь, оставить все, что еще вчера составляло отраду их жизни?
Очень часто. Но бывает, встречаешь человека, который грешил тяжелейшим образом, а потом покаялся и исправился. У меня был знакомый, который гулял напропалую много лет, но потом уверовал и встретил свою будущую жену. Так получилось, что ей негде было жить, и он привел ее в свою однокомнатную квартиру, в которой раньше происходили все его приключения. Три года до заключения брака они жили там вместе, и он ни разу ее не коснулся. В нем шла борьба, но с Божьей помощью он победил. Они расписались, повенчались, и он никогда ей не изменял. Это было настоящее перерождение, подвиг ради Христа. И таких людей немало.
Те, кто полностью «разламывают» свою греховность, в конечном счете и обретают радость. Они не становятся несчастными, потому что от чего-то отказались. Наоборот.
И все-таки многие смотрят на это «список страстей», и у них создается ощущение, что верующие воспринимают мир как угрозу.
Если вы построили фундамент, на котором получилось здание, где не хочется жить, то все строительство было бессмысленно. Не может христианство приносить человеку только боль, уныние, огорчение — тогда это ненастоящее христианство, фальшивка, начетничество.
У меня был такой замечательный случай. Ко мне подошла одна очень умная женщина с просьбой ее окрестить. Но сначала пригласила меня в гости — поговорить. А когда я к ней приехал, она положила на стол с одной стороны Евангелие, а с другой — гору книг типа «Сто грехов», и спрашивает: «Отец Федор, что в православии важнее? Я вижу, что Евангелие — это радостная книга, а вот в этих книгах такого чувства нет». Я отвечаю: «Конечно, Евангелие важнее». С нее сошло напряжение, она улыбнулась и говорит: «Тогда я хочу креститься».
Христианство — это радость. Мы никогда не должны об этом забывать. Да, покаянная культура — это неотъемлемая часть духовной жизни, но она и должна оставаться частью. А основное в ней — это радость о Христе воскресшем.
Вы говорите, что покаянная культура — это то, что надо впитать и пойти дальше, к радости веры во Христа. Но не получается ли, что мы противопоставляем покаяние и радость? Правильно ли их противопоставлять?
Две эти составляющие духовной жизни являются некой антиномией. Поскольку мы относимся к покаянию как к горю, беде, низу человеческого бытия, то невольно противопоставляем радость покаянию, хотя на самом деле это не так. Покаяние очищает душу, делает ее здоровой. Исаак Сирин говорит: «Покаяние — это трепет души пред вратами Рая». Это не условие, по которому тебя пустят в Царство Небесное. Покаявшись, ты уже там, уже на пороге Рая, это и есть встреча с Царствием Небесным. Именно она делает тебя настоящим, приближает к Богу, поэтому покаяние неизбежно рождает радость.
Макарий Великий говорил: «На всем протяжении пути христианина должна сопровождать надежда и радость». Получается, мы противопоставляем покаяние и радость от незнания и неопытности.
Настоящая здоровая радость без покаяния невозможна. При этом если покаяние не рождает радости, то становится не истинным. Тогда это — самоедство, взгляд на свои грехи через призму гордыни. Но и если человек изображает радость, не покаявшись, — это фальшивка, так как он не выстрадал, не «родил» ее. Мы не понимаем, как так, но без этих двух, казалось бы, противоположных вещей нет истинного христианства. В благодарственной молитве после причастия можно услышать такие слова: «Да будет мне благодарение сие в радость, здравие и веселие». Получается, для чего мы проходим через покаяние и затем причащение? Чтобы радоваться, быть здоровыми и веселиться.
Покаяние обычно представляется чем-то суровым, мрачным. Как-то сложно с ним радость связать…
Когда человек начинает свой духовный путь, суровость и мрачность могут присутствовать, но потом он уже бежит к покаянию как к месту встречи со Христом и радуется. Как говорили святые отцы: «Каждый христианин должен иметь навык чувствовать, когда Бог тебя простил». Этот навык — признак взрослого христианина. Мы согрешили, у нас тяжело на сердце, а потом, после покаяния, приходит облегчение. Это можно сравнить с тем, что испытываешь после примирения с близким человеком: внутри тает лед, сердце не болит и больше нет препятствий для любви. Покаяние должно быть сродни такому ощущению, ведь грех преодолен, ссоры больше нет, следовательно, никакой преграды тоже больше нет, а есть только радость.
Что это за радость, откуда она может взяться в таком болезненном искоренении в себе греха?
Проблема в том, что сейчас, в земной жизни, мы трагически искажены, мы «ниже естественного состояния», как говорит Исаак Сирин. В Библии читаем: когда Адам пал, он решил спрятаться от Бога в деревьях (Быт 3:8). У него в результате грехопадения появилось совсем неправильное представление о Боге, теперь он не знает, каков Он, потому что считает, что от него можно укрыться в кустах. И мы все неправильные, но когда через покаяние выпрямляемся, душа наша приближается к здоровью, тому внутреннему строю, который должен быть, то такое приближение к Богу и рождает радость.
Весной я был в паломнической поездке в Грузии и посетил знаменитый монастырь Давида Гареджийского. Над самим монастырем есть верхняя точка, где в XVII веке шахом Аббасом было убито 6 000 монахов. Тогда шах пошел на единственную уступку: перед смертью он разрешил им отслужить пасхальную службу. Я представил: монахи начинают богослужение и знают, что потом их убьют. Впереди планировалась долгая жизнь, и вдруг они осознают, что она заканчивается через полтора-два часа. Что они испытывают помимо страха? Конечно, радость, потому что вскоре — встреча со Христом. Представляете, с каким внутренним чувством они отслужили эту пасхальную службу? Вот она — радость от того, что ты встречаешься с Тем, Кто самый любимый, самый важный, самый дорогой. Именно поэтому святые обычно очень радостные люди. Серафим Саровский даже придумал специальное приветствие для всех приходящих: «Радость моя, Христос Воскресе!»
Через покаяние человек приближается к Богу, встречается с Ним, следовательно, эту радость обретает. По-настоящему у человека есть только одна главная неприятность — это грех. И когда он долго, регулярно трудится, готовит себя к исповеди, у него с сердца сваливается груз, так как он чувствует, что Бог его простил.
Беседовала Анастасия Спирина
На заставке: фрагмент фото Jeffrey Sofroniou
