Восемь лет тому назад, в «Фоме» вышел очерк «Реанимация: истории любви». Там рассказывалось о двух чудесных историях, случившихся в Первой Градской больнице с сестрами Свято-Димитриевского сестричества и прихожанками первого больничного храма в новой России — храма святого благоверного царевича Димитрия. Одна из историй называлась «Дарья и Борис Лазаревы». Так, многие люди, лично не знакомые с этой семейной парой, узнали и про Дашу и про Бориса, — стихи которого мы вам представляем.
Для главы семьи, многолетнего работника храмового книжного магазина (это если сказать кратко, церковные «нагрузки» у Б. Л. разнообразны), гитариста и замечательного исполнителя песен на стихи русских поэтов, наша подборка — полноценный литературный дебют. Она не случайно открывается стихами из «Поленовского дневника». Изрядную часть летнего времени семья Бориса проводит в старейшем музейном заповеднике, в семейном — воспользуюсь древним словом — урочище великого живописца, чей талант и образ жизни своеобразно «пропитали», одухотворили эти места. Среди тех, кому в Поленове хорошо работалось — необыкновенные люди: от композитора Сергея Прокофьева до прозаика Юрия Казакова. Окруженный восемью внуками, тут нередко творит и наш современник, известный поэт Юрий Кублановский…
Рубрика «Строфы» Павла Крючкова, заместителя главного редактора и заведующего отдела поэзии «Нового мира», — совместный проект журналов «Фома» и «Новый мир».
Давайте-ка я, что называется, «проговорюсь». Отец этих восьмерых — Вани, Сони, Дуни, Коли, Леши, Аркаши, Пети и Паши — и есть сегодняшний гость «Строф» — Борис Лазарев, женатый на дочери поэта.
Признаюсь, что семья Лазаревых — из самых удивительных, встреченных мною. И не только количество детей я имею в виду, а и — редкий дух любви, согласия, благородного домашнего служения. Из чего это произросло? — Отыщите в сети публикацию, о которой говорилось в начале, все поймете. ...И если перейти к стихам Бориса, — так что же лучше поэзии отражает непрерывно растущую душу русского человека, особенно если автор одарен зорким внутренним зрением, тонким поэтическим слухом, любовью к Божьему миру и животворящему русскому языку?
Из «Поленовского дневника»
(июнь)
По косогору вниз, к реке,
на лягушачий квак в осоке.
Вся жизнь твоя бежит в Оке,
в её неизмеримом токе.
Поленовских красот приют.
Усадьбу родовую пряча, —
древа, как рекруты в строю,
на охраненье, не иначе.
Пичуг стогласый перелив
в слух обращается повсюду.
Здесь душу вечности излив,
жизнь принимается как чудо.
* * *
Д.
По семечку, по темечку,
по слабому росточку,
по веточке, по весточке,
по алому цветочку.
Всё соберу в ладони,
на сердце спрячу. Тихо.
Здесь в колокольном звоне
нас не найти, трусиха.
* * *
Лежать и думать ни о чём.
Вот конь заржал в саду.
Вон ястреб в небе голубом
парит. А там, в пруду,
карась блеснёт, и в темень вод
уйдёт от рыбака.
Об лавку трётся рыжий кот,
мурлыча, гнёт бока.
Лежать и думать ни о чём.
Вдыхать полыни дух,
распаренной горячим днём.
И, как ребёнок вслух
мечтает о счастливом дне,
бубнить себе под нос
стишок о звёздах, о луне
под робкий шум берёз.
* * *
Тарусские извивы
и Бёхова холмы.
Раскидистые ивы
по берегам видны.
Как старые вояки,
отвоевав свой век,
в густом вечернем мраке
пристали на ночлег.
Оплакивают время,
истекшее в реке,
как будто тяжко бремя
сторожье на Оке.
* * *
Неторопливо, не спеша
летела по небу душа.
А по земле (жестокий век)
бежал безумный человек...
Душа по-прежнему летит.
Тот человек в тюрьме сидит.
Баланду ест, на нарах спит.
Душа одна в ночи летит.
Она летела на Восток.
Внизу под ней чернел острог.
Вздохнул острожник тяжело.
И стало на душе светло.
Срок вышел вскоре, говорят.
Теперь они вдвоём летят.
* * *
На Рогожке тихо: вечер на кладби́ще.
По дорожкам ветер одиноко рыщет.
Меж слепых надгробий прыгают вороны.
Да трещат, старея, тополя и клёны.
Мимо усыпальниц, ковкою увитых,
и могилок скромных, воедино слитых,
побреду задумчиво на закат пылающий…
Здесь и я когда-нибудь обрету пристанище.
* * *
Прошу принять мой покаянный труд.
Пусть запоздалый, неумелый.
Его скорей всего затрут
иные страсти: скороспело
посев загубят сорняки...
Но, Боже правый, вопреки
моей душе охолоделой
пошли ещё раз пережить
до боли тяжкие минуты,
когда греха слетают путы,
а сердце учится любить.
* * *
Ты рассказывал нам сказки
голубыми вечерами.
Как диковинную редкость,
голос бережно хранили
твой, запрятанный в страницы
мудрых книг. И сновиденья,
опасаясь полнолунья,
затихали; мирный Ангел
сон растягивал послаще…
В детстве путь короче к Богу.
