«Безбилетники». Роман-сериал. Серия 18. «Демерджи»

Утром, наскоро продрав глаза, они перекусили салом и хлебом, выпили чаю и натаскали новых дров к очагу.

Небо было прозрачным и нежным.

— Не думал, что в горах так тепло. Жить можно. — Сказал Том, похрустывая суставами. — Странно, что тут так мало народу.

Забравшись на вершину, они любовались окрестностями. Внизу, по балкам кое-где еще крался ночной туман. Над горами, там, где вчера спряталось солнце, почти на уровне их глаз, клубилось розовое облако. Оно вдруг превратилось в слона. Слон бодро вытянул вверх хобот, и, поднимаемый теплым потоком воздуха, устремился вверх, вытягивая вниз, к земле, из середины брюха тонкую белую пуповину.

— Это же розовый слон! Рождение слона! Эх, почему у меня нет фотоаппарата?! — ругался Том. — Это ж нереально. Блин, это же самый настоящий, беспримесный слон! Никто ведь не поверит в такое!

— Слон и слон. — Пожал плечами Монгол. — Мало ли какие облака бывают. А Вася, похоже, спекся. Пошли вниз, что ли.

Перепрыгивая с камня на камень, он отправился вниз, на плоскогорье. Том последовал за ним.

Обогнув несколько высоких камней, они услышали совсем рядом звонкий детский голосок.

— Привет! Вода, Мороженое! Пепси, Фанта! Шампанское!

У плоского, похожего на покосившийся стол, камня, стоял татарчонок лет восьми. Рядом с ним в тени лежало большое клетчатое одеяло.

«Вот блин. Тут лезешь-лезешь. Думаешь что к облакам поднялся, что ты почти герой, а тут, — на тебе! Гастроном!» — подумал Том.

— Ты здесь музыкантов не видал? — Вместо ответа спросил Монгол.

— С утра никого, типа, не было. — Ответил пацан.

— А это вершина?

— Ну типа да. Но тут еще одна есть. Это типа Южная. Но есть еще типа Северная.

— Может этот моряк перепутал? — Сказал Том.

— А как на нее попасть? — Спросил Монгол.

— На сервер идти надо, вдоль обрыва. Над типа Лысым Иваном.

— А как он выглядит?

— Увидите — сразу поймете.

— А вообще далеко до него?

— Как пойдете — так и придете. По дороге идите, и всё.

— Куда идти?

— А вон типа туда! — татарчонок махнул рукой.

Том снял с ключей брелок-открывашку.
— На воду меняемся?

Глаза у пацана загорелись.

— Только одну бутылку.

— Давай.

— Маленькую.

— Литровку давай.

— Ладно. — Пацан полез под одеяло, и вытащил оттуда бутылку воды.

— Ледяная! Ты смотри, ее пить невозможно. — Том подбросил запотевшую бутылку на руке. — Холоду от горы набралась. Ну так что, идем, на типа Северную?

— Пошли, типа. Все равно у нас еще пару дней в запасе, пока Серый не приедет. — Сказал Монгол.

По витиеватой горной тропке они шагали с холма на холм вдоль обрыва. Жгучее крымское солнце немилосердно пекло затылок. Южная вершина горы, где они ночевали, уже почти спряталась за холмами, и лишь несколько самых верхних камней с вышкой еще маячили сзади. Слева от дороги тянулся застывшей каменной волной рваный край плоскогорья. Под ним громоздились, наползали друг на друга, как высокие пни гигантского леса, каменные столбы Демерджи. Справа, насколько хватал взгляд, виднелось клочковатое желтое море густой, некошеной, выжженной солнцем травы.

Плоскогорье то дыбилось покатыми холмами, то змеилось перелесками, то проваливалось в конусообразные впадины, дно которых было покрыто блестящей, будто лакированной растительностью. Кое-где из-под земли, покрытые пятнами стелящихся кустов, выглядывали белые, изъеденные причудливыми рытвинами, камни. Некоторые из них тянулись длинными полосами десятки метров, напоминая хребты огромных древних ящеров. На пути, оттеняя суровость выветренного пейзажа, то и дело встречались сказочно пушистые сосновые рощицы или отдельные, будто натыканные нетрезвым садовником, стройные сосенки. А дорога все бежала вперед, вилась по живописным холмам на север.

— Построить бы тут дом, и смотреть всю жизнь на это. — Сказал Том. — И красиво, и нет никого.

— Оно и к лучшему, что никого нет. — Ответил Монгол. — Поэтому тут столько кислорода. Зато куда дальше, спросить не у кого.

Их путь пересекал огромный провал, будто кто-то огромный раздвинул, разделил горы, легко разбросав повсюду утесы и холмы, да и забросил это дело.

Одна дорога сворачивала вправо, вглубь плоскогорья. Вторая, поменьше, шла влево наверх.

Они остановились.

— Лучше влево. Высоту не потеряем, и ближе к краю. — Решил Монгол.

Том пожал плечами.

Однако дорога привела их к смотровой площадке и окончилась ничем.

Внизу по-прежнему виднелись столбы. Некоторые торчали совсем рядом со склоном, прикрывая плоские островки вершин кривыми сосенками. Над столбами, на уровне их глаз, парил орел. Отовсюду под разными углами стоймя торчали изломы тысячелетних наслоений. Там, где в щелях камней нанесло дождями хоть немного пыли, цеплялась за жизнь трава; тянула к небу свои худосочные стебельки, покрытые мелкими белыми и желтыми цветочками. Кое-где, в слоях слежавшейся морской гальки виднелись окаменевшие, побелевшие от времени ракушки.

Том посмотрел на север, куда вдоль обрыва шла еле приметная тропа, покачал головой.

— Тупик. Нужно на развилку возвращаться. Тут почти никто не ходит.

— По дороге высоту потеряем. Ты видел, какой там спуск? А потом обратно вверх лезть.  И откуда мы знаем, куда она вообще идет? Там же края не видно. А если она от края уйдет, то ориентиров никаких. — Отвечал Монгол.

— Тут ясно, что ничего не ясно. Главное — тупо на север идти.

— Ну и я говорю. Пошли по тропе вдоль обрыва. Она должна быть короче. Не ошибемся.

— Ладно, пошли. — Том посмотрел на натруженную, как муравьиная тропа, укрытую голубоватой дымкой трассу.

Но тропа несколько раз обманула их, иногда виляя невпопад, а иногда подводя просто к обрыву, поглазеть на ползущий по склону каменный лес. Наконец, они выбрались на лысый отрог плоскогорья на самом краю провала. Тропа ушла резко вниз, и почти исчезла в камнях. Внизу маячил густой лес, полный колючих кустов и деревьев. Здесь явно никто не ходил. Но Монгол смело полез вниз.

— Надо вправо забирать. — Уверенно сказал он, будто они шли через парк в родном городе.

— Ты ж не хотел высоту терять.

— Нормально. — Сказал Монгол.

В лесу было прохладнее. Они шли напрямик, без тропы, пока не уперлись в сплошную стену кустов терновника. За ними маячила солнечная полянка. Расчищая проход ножом, они, наконец, прорвались через высокую изгородь колючих зарослей, и вышли на поляну. Вся она была покрыта сплошным ковром цветущих трав. Над ней тучами носились бабочки, звенели пчелы, тяжело гудели толстые черные шмели. Ветер сюда совсем не задувал, отчего над поляной недвижимо стоял тяжелый горячий запах цветов.

— Привал.

Они сели на краю поляны в тени раскидистого дуба.

— Запах какой! 

— Все-таки надо было по дороге идти. — Сказал Том.

— Чувак, если всегда по дороге ходить, — ничего нового не увидишь.

За поляной снова потянулся молодой, густой лес. Спуск становился все более скалистым. Внезапно их путь преградила толстая стальная проволока. Она была натянута как струна, и уходила куда-то вниз, со склона.

— Я в кино видел. Можно ложку согнуть, и на ней по проволоке вниз съехать. — Сказал Монгол.

— Это здорово. А там не показывали, как на ней наверх заехать?

— Только на вилке, для лапши. Пошли вдоль нее, что ли?

Том с сомнением поглядел вверх, на колючки, в которых пряталась стальная нить.

— Пошли назад.

— Ты что? Это ж хрен знает куда.

Том молча перекинул через плечо сумку, и пошел в обратную сторону.

Монгол ругнулся, нехотя полез следом.

Наконец, они выбрались на малозаметную тропу, и по ней вышли на дорогу. Огибая провал, она ползла наверх, между поросшими лесом холмами.

Хотелось пить. Голова гудела от жары.

— Сколько у нас воды? — Спросил Монгол.

— Пол литра.

— Смотри! Яблоня!

Около дороги стояло одинокое дерево, усеянное плодами величиной с каштан.

Они уже встречали несколько яблонь, но их плоды были не крупнее вишни, и совсем горькие.

Том съел одно, прямо с качаном, скривился.

— Чистая кислота. То, что нужно.

Голова от кислых яблок действительно посвежела.

— Опа! У меня виноград остался. — Монгол достал привявшую гроздь вчерашнего винограда.

Перекусив, они развалились под деревом у обочины дороги. Клонило в сон. Здесь их ждала новая напасть: мошки, которые почему-то облюбовали именно это место, столбом крутились под яблоней, норовя залететь то рот, то в глаза. В ушах звенело от зноя.

Лениво отмахиваясь от назойливых насекомых, они, наконец, задремали. Но жестокое солнце нашло их вскоре под неровной тенью яблони.

С трудом поднявшись, Том отошел от тропы по нужде. Сделав несколько шагов по жесткой щетине выжженного солнцем луга, он расстегнул штаны, и вдруг отшатнулся назад. Прямо под ним, надежно прикрытая длинными белесыми прядями некошеной травы, едва виднелась черная полуметровая щель.

— Ух, мать... Еще бы шаг, и привет. Вовремя остановился. — Том присел на корточки, раздвинул траву и швырнул вниз камушек. Тот долго скакал звонкой косточкой по отвесным сводам, пока не затих в глубине горы.

— Что там? — лениво подал голос Монгол.

— Да так. Канализация.

За весь день они не встретили ни души, не считая старый ЗИЛ, который протарахтел за дальним холмом, и, подняв тучу пыли, исчез в ближайшем лесу.

— Красиво, а не радует. — Сказал Монгол, оглядываясь вокруг.

— Жарко потому что.

Они медленно брели вверх, по совсем облысевшей горе. На восток до самого горизонта по-прежнему тянулись холмы, кое-где покрытые пятнами рощиц, выгоревших на солнце луговых проплешин и неровных рядов пушистого сосняка. На западе, по ту сторону долины, все так же величественно синела, горбатясь своими двумя дымчатыми вершинами Шатер-гора. Лучистое осталось далеко позади. Понизу от него тянулась песочная нитка дороги. Она двоилась, троилась, путалась сама в себе, и, наконец, вплеталась у них под ногами в зеленый ковер леса. Он раскинулся по долине от самых склонов Чатырдага, заполонил длинную балку и окрестные холмы, поглотил дымчатое серебро старых одичавших садов, и разбился о непокорную Демерджи.

— А сколько той горы? — Бурчал Монгол. — Тут можно всю жизнь ходить, и не встретиться.

— А-а!!! Вот же он! — Том вдруг остановился.

Напротив, на другой стороне балки виднелась невысокая вершина, напоминающая сжатый кулак. От кулака тянулся на север узкий перешеек, укрытый неровными волнами насаженных сосен. Он оканчивался безлесой покатой горой с узкой щелью, напоминающей глаз.

— Не попутаешь. — Подтвердил Монгол.

Они одновременно поняли, что голая гора с глазом — это и есть Лысый Иван, грозящий своим кулаком кому-то на запад. Лобастый великан с поросшим лесом загривком будто увяз по плечи в земле, но сейчас встанет, поднатужится, выберется из-под косматой лесной зелени...

Идти стало легче. Желтая дорога струилась по розовому от заката склону, пока, наконец, не открылась впереди лысая выгоревшая поляна. На ней высились два ржавых, будто забытых мощной древней цивилизацией, локатора. Вершина хорошо просматривалась снизу. Она была пуста. Они остановились неподалеку.

— Наверное это вершина. — Проговорил Том. — Иначе бы эти штуки сюда не тащили.

— Тут тоже никого.

Вдруг в тени локаторов появился человек. Увидев их, он бросился навстречу.

— Нашел! Нашел! Я его нашел! — Орал он, размахивая руками. На плече у него болталась сумка с привязанной одеждой. Рядом весело неслась огромная черная овчарка.

— Ну вот и всё. Это точно должен быть Индеец. — Нервно засмеялся Том, вглядываясь в странную фигуру.

— Ага. И сам в руки идет.

К ним бежал высокий, худощавый человек с давно не стриженной копной каштановых волос. Резкие, будто вырубленные из камня скулы с двумя глубокими складками, немного горбатый нос: пришелец действительно напоминал индейца.

— Я его нашел! — Незнакомец, наконец, подбежал к ним, и, задыхаясь, упер руки в колени. — Я нашел папоротник!

— Вы из Партенита? — Сразу спросил Монгол.

— Почему из… Нет, я из Симферополя. — Удивился человек.

— Не Миша? — На всякий случай, уже без особой надежды уточнил Том.

— Нет. Игорь… — Пришелец досадливо отмахнулся от ненужных слов, чтобы вновь вернуться к своему восторгу. Потрясая сумкой, он явно удивлялся, почему никто не разделяет его радости.

— Я нашел его! Я нашел папоротник!

— Здесь его полно. — Сказал Том.

— Нет, вы не понимаете! — Незнакомец отмахнулся. — Это же краекученник орляковый! Он был найден в Крыму всего в двенадцати экземплярах, и только на Аю-Даге. Здесь есть альпийская вудсия, есть алтайский костенец. Даже скребница есть, — единственный сухолюбивый папоротник в мире. Но он не здесь, а в Крымской Африке, — это за Форосом. Есть щитовник, пузырник, листовик, орляк, кочедыжник. Это всё — папоротники. Но краекученник — это невероятная, нереальная, неимоверная редкость! Это чудо, господа, это чудо! Я искал его десять лет, а нашел вчера. И вы — первые живые люди, с кем я могу поделиться этой радостью. Так что давайте выпьем. — Он беспокойно оглянулся на запад. — А то скоро солнце сядет. Надо спешить. У меня спирт есть.

— У нас тоже спирт.

— Ну и правильно. Спирт — это самая нужная вещь в горах. Воды, правда, не предлагаю, я его чистым пью. Зато конфетки есть. Я всегда в горах конфеты ем. Увидите фантик, — я прошел. Это глюкоза, корм для мышц. В горах вещь очень важная.

Том вдруг понял, как же дико, до рези в животе, хочется сладкого.

Незнакомец достал коричневый пузырек с красной крышечкой и маленькую металлическую стопку, разлил по очереди. Спирт сухим песком прокатился в горлу и тихо запылал в желудке.

— Я гербарист. Ну, и еще философ. — Выдавил Игорь, раздавая конфеты. Немного помолчав, смущенно добавил:

— И поэт немножко. А вы, я вижу, тоже налегке. Это сейчас нам с погодой везет. Ночевать вполне терпимо.

— А что делаешь, когда холодно?

— Я нахожу плоский камень, разжигаю под ним костер, и сплю на нем. Часов до трех ночи хватает.

— А потом?

— А потом греюсь о собаку. Да, Алтай? — Он потрепал пса по голове.

— А где здесь Северная Демерджи?

— Вот она, везде.

— А вершина?

— Да вот же она, с ретрансляторами. Я там отдыхал, а потом вас услышал.

— Мы музыкантов ищем. Не попадались?

— Музыканты? Здесь вообще много народу шляется. Но музыкантов я не видел. Там же пусто. Место голое, спрятаться негде. А если кто и был сегодня — скорее всего ушли. Погода портится.

— Где же она портится? Небо чистое, жара.

— Давление упало. Завтра скорее всего дождь будет. А вы давно здесь?

— Со вчера. А вообще — первый раз.

— Ну, ребята, вам просто повезло. Горы вас пропустили. Это сейчас штиль, даже ветра нет. Завтра начнется.

— Сегодня утром роса была. — Заметил Том.

— Ты все эти равнинные приметы оставь. Тут утром роса, днем жара, вечером дождь, ночью град. Так что не советую задерживаться.

— А вода тут есть? — Спросил Монгол.

— Вы с южной вершины? Значит, родник прошли пару часов назад. А второй — вон там, на Иване. Там и переночевать можно. Я как раз туда иду.

— Пройдешь мимо воды, и не заметишь. — Том посмотрел на Монгола.

— Погода здесь по-другому устроена. — Продолжал Игорь. — Сегодня, скажем, тучки набежали. К вечеру, если много не набралось, то они растают, и до утра снова небо чистое. И так каждый день, только тучек все больше. Но если к обеду их станет много, — уже не рассосутся. Будто чаша переворачивается, и всё. Льет как из ведра.

Свернув с дороги, они стали забирать к натоптанной тропе, тянущейся вдоль склона, туда, где заманчиво зеленело ровными рядами сосен седло горы.

— Там и родник, и от ветра можно спрятаться. — Повторил Игорь. — А во-он там мята растет. Сейчас нарвем, чаю заварим.

Том никогда не видел такой мяты. Ее сочные, гнущиеся под собственным весом метровые стебли были покрыты мясистыми серебряными листьями. Они нарвали ее целую охапку, по дороге захватив чабреца, несколько полуоблетевших стебельков зверобоя, горсть ягод шиповника и еще какие-то известные только Игорю травы.

Вскоре, облегченно побросав сумки, они уже лежали на мягком ковре из сосновых иголок, наслаждаясь смолистым хвойным ароматом еще не остывших от дневного зноя деревьев. Место было действительно уютным. Здесь, между покатым склоном Демерджи и каменной головой Ивана было заметно теплее, будто из холодной улицы они вошли во влажный, но теплый дом. Отдохнув, разожгли костер, заварили чай и молча наслаждались густым душистым отваром из горных трав.

Тишину нарушил натужный треск мотора.

— О, мы его утром видели. — Монгол привстал на локтях, глядя, как сверху осторожно сползает по склону груженый сеном старенький ЗИЛ. Издалека уклон казался совсем отвесным, и было непонятно, как грузовик до сих пор не скатился кубарем с обрыва. Наконец, тот медленно, будто крадучись, без происшествий сполз вниз, и, поравнявшись с ними, остановился. Из кузова спрыгнул крепкий плечистый дед в старом засаленном пиджаке. В руках он держал небольшой холщовый мешок. Грузовик бибикнул, и покатил дальше, по каменистой разбитой дороге.

— Добрый вечер, мужики. О, и Игорек тут! Сколько лет, сколько зим? Можно мне к огоньку? — дед поздоровался со всеми за руку. — Мне бы до завтра с вами пересидеть, и обратно на покос. Если вы, конечно, не против.

— Дядь Саш, завтра скорее всего дождь будет. — Сказал Игорь.

— А может и пронесет. Нам немного осталось. Кто тут не знает, — меня дядя Саша зовут. Я тут самый старший, но можно просто Саша. — Дядя Саша не спеша вытер носовым платком загорелую шею, обветренное лицо со сломанным носом, промокнул редкую лысоватую голову. Затем сел у костра, не спеша, по-крестьянски основательно установил рядом свой мешок. Возраст его было сложно определить, но, судя по тому, как по-молодецки он перемахнул через борт грузовика, золотой октябрь его жизни еще не думал уступать место поздней осени.

Развязав затянутую тесемку, он вынул из мешка тщательно укутанный в газету котелок, полный некрупной сырой картошки.

— Отличная картошечка, «Американка». Вкуснее не найдете.

Затем, поковырявшись еще, он вытащил банку тушенки и початую буханку хлеба.

К вечеру слегка похолодало. Монгол пошел за дровами, а Игорь с Томом отправились на родник. Пройдя пушистый сосняк, они спустились в балку, покрытую многолетним ковром жухлой рыже-розовой листвы. В небольшом овраге из ржавой, приваленной камнем трубы тонкой струйкой сочилась вода.

— Хорошо что не пересох. — Игорь подставил пластиковую бутылку. — Год на год не приходится.

Вода была ледяная.