Бывают радостные сближения. Об Андрее Анпилове мне в 1990-х рассказал Валентин Берестов, чьи стихи были у нас в апрельских «Строфах». «…Как же вы его не слышали?» И дал мне аудиокассету. О том, что Анпилов — один из тех, кто сделал авторскую песню в России высоким искусством, я тогда, к стыду своему, не знал.
Передо мной — давний текст Берестова «Оглянувшись ввысь». «...“Духовное взросление заново ставит поэтический голос”, — утверждает Андрей Анпилов в одной из своих последних статей. Это столь естественное в устах поэта и музыканта утверждение звучит для меня, человека, так сказать, старшего поколения, музыкой сфер, до которой я, по счастью, успел дожить. За всю свою долгую жизнь я привык к тому, что и духовное взросление, и новая постановка поэтического голоса зависят от времени… исторического, политического, новых задач и установок и тому подобных вещей. И вот появилось поколение, в сущности, наших детей, наследников, уже вступивших в распоряжение наследством, для которых всё это почти ничего не значит. Они выросли в этом изменившемся мире, они в этой эпохе как дома, а я временами поглядываю на них как гость из прошлого».
Эти слова были написаны, когда Андрею Анпилову исполнилось сорок лет. А сегодня он сам, как говорится, «за старшего». Вот — оглядывается отсюда, из нового века, на свои молодые годы, когда в литературе царствовали ирония и цитатность: «…Я с легким сердцем не вышел на поле модного актуального искусства и остался дома. В своем неотторгаемом мире. Который образ общего мира. И в конце концов — дорос до его приятия».
Драгоценные, ответственные, бережные слова.
…Перечитал сейчас его изысканную мозаичную эссеистику «Дальний план». Это что-то вроде записных книжек — города, фильмы, сны, разговоры, впечатления, выписки. Дошел до последней строчки. «“Духовность в искусстве — это когда произведение вызывает чувство благодарности Богу,” — сказал один неизвестный мне батюшка».
С волнением и любовью приглашаю вас к чтению недавних стихов Андрея.
* * *
Молиться своими словами
Хотя б иногда, иногда
На улице, в воздухе, в яме
Подземной, куда поезда
Увозят вагоны, вагоны,
Айфоны, страницы статей,
И в сумерках, словно иконы,
Качаются лица людей,
Молиться, оплакивать, славить,
Томиться в мешке земляном,
Расплавиться Богом, проплавить
Глазок хоть в окне ледяном,
Бежать по открытому полю,
Как мальчик, который забыт
И найден, наплакавшись вволю,
За полу отца теребит.
2012
Казанское
Тише становится шаг понемногу.
Землю осенний берет холодок.
Сколько живу — вспоминаю дорогу –
Словно березки сбежались в рядок.
В полузаброшенном поле крестьянском
Ветер спокойно траву всколыхнет.
Сколько раз вспомнится церковь в Казанском –
Столько раз сердце само и вздохнет.
Как ни спешим, утомленные за день,
Ноги привычно налиты свинцом –
Здесь мы на тихой обочине сядем
С другом ли, с сыном, как раньше с отцом.
Купол, белеющий в небе нехмуром…
Век бы глядеть — наглядишься пока,
Как в синеве на Владимир и Муром
Неторопливо плывут облака.
Признание
О чем он сумел намечтать,
Перо извлекая из склянки,
Пред тем, как в письме начертать
«Какая ты дура, мой ангел»?
Представил ли хоть на момент,
Свечой озаряемый зыбкой, –
Рассеянно вскрытый конверт
И взгляд с эфемерной улыбкой?
Сейчас он, помедлив едва,
Кудрявой встряхнет головою,
И свяжутся эти слова
Сердечной всей сутью живою.
А там уж — лови, не лови –
Дойдут и до нас с того света.
И есть ли признанье в любви
Родней и прекрасней, чем это…
* * *
На всем лежит мужицкий дух.
И говорит с улыбкой батя:
«Что ж, поживем до белых мух…» –
В огонь «буржуйки» ровно глядя.
Округа теплится едва
Седой равниной стариковской.
Что ж, поживем тут — оба-два
И пудель с кличкою чуковской.
Был старшина привычно вдов,
Сын — неженат и пудель — холост.
Давно октябрь к зиме готов.
В печи потрескивает хворост.
Расселись, словно снегири,
В окне рябин литые грозди.
«Да ладно, — скажет, — здесь кури».
И я курю, стесняясь, в горсти.
Уют солдатский сух и прост
И тем еще на свете дорог –
Нет ни одной на десять верст,
Чей краток ум и волос долог.
* * *
Скрипит корабль Великого Поста,
Стоит волны соленая верста,
Друг к другу овны жмутся, вслух псалом
Звучит, солён.
Друг к другу дети жмутся вкруг Отца,
Живые в грудь колотятся сердца,
Колеблются, как пламя в фонаре,
Глаза горе́.
Длись, гóря и надежды страшный пир,
Худые овцы молятся за мир
И умершие грозным хором звёзд
Поют внахлёст.
21 марта 2014
* * *
…Прорезываться начал дух,
Как зуб из-под припухших десен.
Владислав Ходасевич
Обостряются духа черты.
И душа с изумлением видит,
Как под кровом её теплоты
К свету свет прорастающий и́дет.
Сквозь ржаной перегной доброты,
Задушевности мягкую внешность
Прорезает асфальта пласты
Стебелька раскалённая нежность.
Вытесняя птенцов из гнезда,
Распахнёт воспалённые вежды,
И уж как себя дальше ни тешь ты –
Тот зелёненький клювик листа
Развернёт тебя древом надежды,
Длиннопалым растеньем креста.
2009
