Умеют ли наши дети говорить? Могут ли внятно выразить свою мысль, способны ли они слышать собеседника и поддержать общение, улавливают ли они эмоциональную окраску речи, иронию, общий контекст? К сожалению, во многих случаях — нет. Почему это происходит? Почему в наше время проблема так обострилась? Что тут могут сделать обеспокоенные родители? Об этом мы беседуем с заслуженным учителем России Риммой Исаковной Зандман, преподавателем московской гимназии № 1512.
Молчание мам
— Римма Исаковна, а действительно ли стоит бить тревогу? Может быть, проблема раздута средствами массовой информации? Ведь и раньше было немало и детей, и взрослых, не способных связать двух слов?
— Ситуация, на мой взгляд, еще хуже, чем сообщают СМИ. Знаете, что сейчас самое страшное? То, что происходит с совсем маленькими детьми. Ведь речь формируется только в общении, только в диалоге. Но родители, которым вечно некогда или которые не понимают своей ответственности за воспитание ребенка, практически с ним не общаются. В очень раннем возрасте они подсаживают их на электронные гаджеты. Так проще, так можно сэкономить свое время... И вот сидит какой-нибудь полуторагодовалый детеныш, ест — и тычет пальчиком в планшет, разглядывает мелькающие картинки. Вместо разговора, который тут необходим — хотя бы на уровне «ах, какая вкусная кашка!», он получает картинку и молчание мамы.
Поэтому уже в детском саду сейчас наблюдаются серьезные речевые нарушения. Я не понаслышке это знаю — теперь ведь в Москве происходит слияние детских садов и школ, создаются «образовательные комплексы», и мы, учителя, взаимодействуем с детсадовскими педагогами. Мне постоянно приходится посещать детские сады, так что картину я вижу воочию.
Знаете, например, что такое тихие группы? Уже термин такой появился. Это когда дети не щебечут, не говорят друг с другом, и крайне сложно добиться, чтобы они взаимодействовали в игре.
А потом дети приходят в школу — и начинаются другие проблемы. Да, в федеральных государственных образовательных стандартах (ФГОСах) написано, что развитие речи — это одна из компетенций, которую должен получить человек по окончании школы. И развитием речи, по идее, должны заниматься не только на уроках русского языка и литературы, но вообще на любых. Но учат ли этому реально? Я даже не про то сейчас, что не все учителя прилагают старания — речь о самом содержании обучения. Вот, например, в начальных классах полагается учить детей рисовать на компьютере. А это надо? Мало того, что ребенок не видит живые цвета, не чувствует живой формы, что у него не работает мелкая моторика руки (а речь с моторикой тесно связана!), но ведь и общение с учителем при таком рисовании сведено до самого минимума. Раньше ученик рисовал на бумаге, и учитель спрашивал: «А вот это у тебя что?», и ребенок объяснял, чтó именно хотел изобразить, а учитель советовал, как лучше сделать — и возникал диалог, в котором, в частности, формировалась и речь. Теперь же, просто в силу программ обучения, такого общения становится гораздо меньше.
Но самое жуткое зрелище — это школьный коридор во время перемены. Вдоль стен на корточках сидят дети, уткнувшись в свои гаджеты и нажимая на кнопочки. Вот недавно видела сценку: сидят рядом две девочки, одна набирает что-то на смартфоне, другая читает что-то на своем и смеется. Спрашиваю: что делаете? Мы общаемся, отвечают. То есть, сидя рядом, они не говорят друг с другом, а обмениваются короткими текстовыми сообщениями.
При этом родителям даже в голову не приходит, что ни к чему давать детям с собою подобную технику. Да, есть школы, где строжайше запрещено использовать любые электронные устройства, даже обычные мобильники — и там дети начинают хотя бы разговаривать друг с другом, слышать друг друга. Но гораздо чаще запрет если и есть, то только на время урока. А на перемене — пожалуйста.
Между прочим, это важная грань проблемы с культурой речи. Ведь важно не только уметь самому говорить, но и слышать другого. Раньше, до эпохи информационных технологий, такое умение возникало естественным путем, в живом общении с родителями и сверстниками. А сейчас дети на уроке если и могут сами что-то сказать, то совершенно теряются, если спросить у них: а что до тебя сказал Никита? А что добавил Степа? А что возразила Света? Увы, живую, звучащую речь они воспринимают хуже, чем буковки на экране.
— Но как же так? Ведь они же постоянно смотрят кино по телевизору, на компьютере — а значит, слышат звучащую человеческую речь!
— Вынуждена вас разочаровать. Современные дети в массе своей смотрят кинофильмы довольно мало. Основную долю их времени, проведенного за компьютером, занимают игры, а там по большей части пальба, писки, крики. Поэтому речи они слышат мало. Но что слышат мало — это еще полбеды. Гораздо важнее другое: речь у ребенка формируется только в диалоге. Он может слышать что угодно, но испугается своего голоса, едва начнет говорить сам.
Возвращаюсь к вашим словам, что и раньше, дескать, было много тех, кто не мог связать двух слов. Да, такие были, но за последние 20-25 лет произошли качественные изменения в обществе, они-то и обусловили появление такой проблемы.
Это, во-первых, развитие информационных технологий, из-за которых вместо живого общения ребенок проводит время за экраном, а во-вторых, вечная занятость и вечная усталость родителей, из-за чего те практически перестают общаться с детьми.
Да, сделаю оговорку: не все родители таковы. Но мы же обсуждаем сейчас не частные случаи, а общую тенденцию. Тенденция же удручающая.
Подержи мою пробирку
— Вы считаете, что если сравнить нынешних школьников с их сверстниками тридцатилетней давности, то разница будет качественной?
— Уверена в этом. И дело вовсе не только в речевой культуре. Речевая культура — это все-таки производная от более глобальных вещей: интеллектуальной сферы, эмоциональной, духовной, наконец. Так вот, нынешние дети в проявлении своих чувств, эмоций крайне отличаются от тех, кто рос тридцать лет назад. Я знаю, о чем говорю — мне приходилось работать в разных школах, в том числе и самых что ни на есть массовых, где было много ребят из неблагополучных семей. Но и там в каждом классе было несколько запойных книгочеев, которые при этом пользовались уважением у сверстников, их называли не иначе как «профессор». Остальные читали хоть и не запоем, но не ограничивались только школьной программой. Да, было и пять-шесть совсем не читающих детей на класс. А как думаете, сколько их сейчас — если даже среди взрослых, согласно данным социологических опросов, треть вообще не читает книг?
Место книги в жизни общества (а значит, и в жизни ребенка) сейчас занято информационными технологиями. И наивно думать, будто погруженность в созданную этими технологиями среду не влияет на психику — и взрослую, и тем более детскую.
Из-за этого у очень многих детей не развита эмоциональная сфера (порой при замечательном уровне интеллекта). Такие дети в общении напоминают биороботов.
Кроме того, современные дети зачастую не улавливают причинно-следственных связей в самых разных вещах. Это происходит еще и оттого, что они сейчас по-другому читают текст, нежели их сверстники прежних времен. Им не хватает времени, чтобы вдуматься в прочитанное, к тому же им трудно читать длинные тексты (знаете характерную фразу «много букв»?). К их услугам поисковики, Википедия — и это тоже зачастую плохо, потому что информация, найденная слишком быстро, одним щелчком мыши, быстро вылетает из головы.
— А кстати, что происходит с письменной речью школьников? Она тоже стала беднее?
— О, это отдельная сказка! Приведу такой пример. Я участвую в проверке работ Всероссийской олимпиады по литературе. Поясню: чтобы попасть на такую олимпиаду, дети сперва должны победить на школьной олимпиаде, потом на окружной… то есть это именно что лучшие дети, отборные. И вот они ничтоже сумняшеся пишут: «В этом стихотворении есть эпитеты, сравнения и метастазы». Не говорю уж о том, что они не чувствуют двусмысленности контекста, не улавливают иронии, не понимают, что диалог — это не просто обмен фразами, а разговор о чем-то, что имеет значение для собеседников. Вот было такое задание — сочинить воображаемый диалог между двумя литературными героями — Печориным и Базаровым. Получилось так:
Базаров: Гриша, зачем тебе нужна была Белла?
Печорин: Женя, если бы я знал это сам!
Базаров: Гриша, подержи мою пробирку!
Другая, тоже весьма частая, проблема — когда при весьма неплохой письменной речи устная речь у подростка попросту ужасна. Именно поэтому на заключительном этапе Всероссийской олимпиады по литературе недавно пришлось ввести устный тур — чтобы понять, умеют ли вообще наши победители говорить!
Что делать?
— С тем, кто виноват, вроде разобрались. Перейдем к главному вопросу: что делать?
— Важно понять: эта проблема не специфически российская. Ее во всем мире осознают и более или менее успешно решают. Вот, к примеру, моя племянница учится в американской школе — и там у них строжайше запрещены любые навороченные мобильные телефоны, с собой носить можно только простейшие звонилки, даже без возможности отправлять смс.
А еще у них есть особый предмет — writing, задача которого — формировать речь: в диалоге, в монологе, в публичном выступлении. Это не просто несколько часов в общем курсе языка или литературы — это отдельная дисциплина, для нее специально готовят преподавателей.
Другой пример. Моя бывшая ученица сейчас изучает японский язык в Японии, мы с ней держим связь, и я, конечно, интересуюсь тамошним школьным обучением. Оказывается, в японских школах, конечно, изучают информационные технологии — есть предмет «робототехника», есть «освоение информационного пространства». Но на основных предметах — то есть математика, языки, гуманитарные науки, естественные — информационная техника не используется вообще! Это категорически запрещено.
Теперь о том, что же делать именно нам, в России. Сразу скажу: проблему речевой культуры детей невозможно решить только снизу, на уровне семьи и школы. Тут нужна продуманная государственная политика. Нужно изменить стандарты образования. Нужно отменить, наконец, ЕГЭ — во всяком случае, как инструмент оценки работы школы, — потому что сейчас учителя нацелены в первую очередь на то, чтобы натаскать ребят на сдачу ЕГЭ, а не на нормальное обучение. Отсюда, в частности, проистекает и то, что на развитие речи школьников у них уже не остается ни сил, ни времени.
Далее: нужна такая социальная политика, которая стимулировала бы ответственность семьи за образовательный уровень ребенка. Пока что у нас ситуация обратная: школа считается сферой услуг, родители уверены, что всем (в том числе и речевой культурой детей) должны заниматься только учителя — и при том учитель лишен уважения со стороны общества, он априори считается тупой и склочной МарьВанной. Характерно, что именно в Год учителя в России выходит сериал Гай Германики «Школа», опускающий авторитет учителя ниже плинтуса. Не говорю уже о всяческой рекламе, в которой фигурируют глупые и злобные училки. Значит, нужно как-то переформатировать отношения между учителями и родителями, чтобы родители поняли: у учителей есть серьезный опыт, которым те готовы поделиться.
— А на уровне творческой интеллигенции? Может ли она как-то изменить сложившуюся ситуацию?
— Изменить глобально — это вряд ли, творческая интеллигенция сейчас сама вынуждена выживать. Тем не менее есть люди, которые делают массу полезного. Например, существует такой проект — автобус «Бампер», который можно заказать — и приедут, привезут книги, будут их детям показывать, рассказывать, какие интересные новые книжки вышли, и дети втянутся в общение, начнут разговаривать, рассуждать. Кроме того, хочу обратить внимание на программу «Детские книги в круге чтения взрослых», ее ведут Екатерина Асонова и Наталья Кутейникова. Идея проекта в том, чтобы привлечь родителей к чтению детских книг — чтобы те обсуждали прочитанные книги с детьми, а еще лучше — устраивали бы семейные чтения.
Разумеется, у нас есть замечательные детские писатели, есть издательства, которые печатают детские книги, но, увы, — мало и тех, и других. Нужно гораздо больше, а для этого опять же нужна поддержка сверху, нужна государственная политика.
И конечно, огромную роль играют детские библиотеки.
Однако самое главное — то, без чего бессмысленны любые государственные программы, любые усилия творческих людей — это работа родителей в контакте с учителями. Развитием речи детей должны прежде всего заниматься родители.
Любить и разговаривать
— А как быть, если у родителей у самих проблемы с внятной и грамотной речью? Может, им сперва свою собственную речевую культуру улучшить, и только тогда уже заниматься с детьми?
— Это заблуждение! Да, родители бывают разными, но ведь главное не в том, насколько у них развита речь! Главное в том, насколько активно они обращаются к детям с нежностью и любовью, побуждая их разговаривать. Пускай на том языке, какой им свойственен, пускай даже косноязычно. Главное — создать у ребенка стремление говорить. Тогда уже школа будет «причесывать» эту стихийную детскую речь, окультуривать ее. Чтобы облагородить почву, нужно, чтобы было что облагораживать.
Кроме того, давайте не будем так уж принижать родительскую культуру речи. Ведь родители нынешних младших школьников сами были школьниками в начале 90-х годов, а тогда ситуация была совсем иной. Современные информационные технологии еще не появились, но уже исчезли идеологические барьеры советских лет, выплеснулась масса запрещенной ранее литературы, и все это тогда активно читалось, обсуждалось, в том числе и подростками. По своему опыту общения с родителями учеников могу сказать: в массе своей они умеют говорить весьма неплохо. Их беда в другом — чтобы прокормить семью, им приходится очень много работать, очень много крутиться, и потому им уже не до высоких материй, круг их интересов постепенно сужается, у них все меньше остается тем для разговоров — я подразумеваю, конечно, не бытовое, утилитарное общение.
— Римма Исаковна, ну а что конкретно-то Вы могли бы посоветовать родителям? Вот представьте, что они сидят перед вами и ждут, когда Вы им по пунктам разложите: во-первых, во-вторых, в-третьих…
— Что ж, давайте попробуем по пунктам.
Первое — это совместная работа со школой. Работа, побуждающая детей к общению с родителями.
Например, у нас в школе есть такие задания и по русскому языку, и по литературе, с которыми дети должны прийти к родителям и, по сути, взять у них интервью, услышать от них некий ответ. А предварительно мы на родительских собраниях предупреждаем: скоро к вам подойдут ваши детки и спросят то-то и то-то, и надо будет им рассказать. Учтите, подготовьтесь заранее. Особенно это касается маленьких детей.
Понимаете, надо, чтобы родители могли блеснуть перед детьми эрудицией, чтобы завязалось общение, причем такое, которое самим детям будет интересно. И постепенно это дало плоды — родители стали нам звонить: «а правильно ли я ему сказала то-то и то-то?», «а вот он говорит так-то и так-то! Это верно?». То есть пошло какое-никакое, а общение, у родителей появилась заинтересованность в том, чтобы выслушать своего ребенка. Хотя бы выслушать! Но надо же с чего-то начать…
Подчеркну, что контакт с учителем нужно искать не только в том случае, если школа у вас замечательная. Какой бы типовой ваша школа ни была — все равно в ней можно найти опытного и неравнодушного учителя, с которым и стоит советоваться. Да, это может быть не тот учитель, который преподает у вашего ребенка — но лучше он, чем никто. И обычно о таких учителях родители знают. В конце концов, в любой школе есть завучи по направлениям, председатели методобъединений, заведующие кафедрами… и, как правило, это и есть те самые опытные и неравнодушные.
Второе — это совместное посещение музеев, театров. Естественно, не просто сходить ради того, чтобы сходить: родителям надо заранее обсуждать с детьми, куда они пойдут, что они там могут увидеть, затем обсуждать увиденное, делиться впечатлениями. Сейчас, кстати, в Москве действует очень хорошая программа «Музеи, парки, усадьбы», разработанная городским Департаментом образования. В рамках этой программы ряд музеев бесплатно открыт для детей с родителями, а школа занимается организацией таких посещений. Мы при этом стараемся сделать так, чтобы родители заранее рассказали детям об этом музее, даже рассылаем им на всякий случай справочные материалы. А когда ведем класс в театр, то привлекаем к этому родителей, чтобы сразу после просмотра они приняли участие в обсуждении.
Третье (хотя, может, даже и первое) — это ежедневное вечернее чтение. Хотя бы полчаса, если не удается дольше. Но прочитали — и обязательно обсудили. Причем я бы не настаивала на том, чтобы дети непременно участвовали в чтении (то есть страничку вслух прочитала мама, страничку ребенок, потом меняются) — иногда это работает, а иногда, напротив, лишь раздражает детей. Самое главное — поговорить о прочитанном. Самое главное — что в процессе чтения ребенок прижмется к маме или папе, и мама или папа его обнимут. Поверьте, это работает куда лучше, чем что бы то ни было.
Четвертое. Если в семье есть серьезные проблемы с общением, если родители пытаются разговаривать с ребенком, а тот не идет на контакт — значит, необходима помощь психолога. Но тут нужно быть осторожным: нужен не первый попавшийся психолог. К сожалению, нередко люди приходят в эту профессию для того, чтобы решать свои собственные проблемы. Поэтому нужно потратить время, силы, чтобы найти действительно квалифицированного психолога. И поверьте, это решаемая задача. Можно поговорить со знакомыми, с учителями, можно прошерстить Интернет. Мы в нашей школе тоже искали психологов, для того чтобы понять особенности нынешних детей, и нашли в Московском психолого-педагогическом университете, тамошние специалисты будут к нам приезжать.
Пятое. Для того чтобы у ребенка сформировалась хорошая культура речи, недостаточно общения только со взрослыми. Ребенок нуждается и в общении со сверстниками (и вовсе не только ради развития речи). Школа далеко не всегда удовлетворяет эту потребность, с одноклассниками может не повезти (и даже не из-за каких-то конфликтов, а просто потому, что не совпадают интересы). Поэтому ребенку нужно найти какой-то хороший детский коллектив вне школы.
Причем лучше всего, если это будет творческий коллектив. Например, детская литературная студия. И даже неважно, есть ли у ребенка к этому явные способности. До начала подросткового возраста очень многим детям нравится сочинять всякие истории — вот и пусть там пишут, пусть спорят, говорят и о творчестве друг друга, и вообще о жизни — это крайне полезно. К сожалению, таких студий даже в Москве очень немного.
Помимо литературных студий, это могут быть театральные. Не менее полезно. Кстати сказать, у нас в школе есть такая театральная студия, и ребята, у которых выявлен частичный аутизм, ее посещают в обязательном порядке. Так вот, пара лет посещения — и аутизм исправляется. Подчеркну, что речь именно о частичном аутизме, с глубоким всё, к сожалению, сложнее.
Так же и в плане правильного общения со сверстниками, и в плане развития речи могут быть полезны скаутские отряды. Скаутская методика (разновозрастный коллектив) полезна тем, что младшие тянутся за старшими, а старшие несут ответственность за младших, и это, помимо всего прочего, способствует развитию речи. Но в любом случае, куда бы вы ребенка ни отдали — нельзя просто сдать туда дитя, как шубу в гардероб. Обязательно нужно поприсутствовать на нескольких занятиях, пообщаться с руководителями, посмотреть, какова там атмосфера, какие ценности детям прививаются.
Шестое. Не забывайте о культурных учреждениях, которые специально «заточены» на развитие детей, на привитие им культуры речи. И я сейчас не о школах. Это прежде всего детские библиотеки. Быть может, не все знают, что детская библиотека — это не только место, где выдают книги. Сейчас это центры, где с детьми работают, где подчас бьет ключом жизнь — библиотечные уроки, викторины, конкурсы, ролевые игры, диспуты, встречи с писателями и другими интересными людьми. Да, конечно, не любая библиотека такова, но такие есть, особенно в крупных городах. В Москве я, конечно, назову Городскую детскую библиотеку имени А. П. Гайдара, где работают очень отзывчивые, неравнодушные люди, причем работают не только с детьми, но и с родителями — туда можно прийти, проконсультироваться и по детскому чтению, и по развитию речевой культуры.
Кроме того, это небольшие театры, в чьих репертуарах есть спектакли и для взрослых, и для детей. В некоторых таких театрах после спектакля все актеры сходят со сцены в зал и общаются с публикой, завязывается живое, подчас острое обсуждение. Словом, надо искать самые разные формы речевой социализации.
И, конечно, седьмое. Это жесткое ограничение в использовании любых информационных технологий — будь то компьютер, планшет, телефон... Хотя бы до двенадцати лет нужно максимально ограничить общение с экраном. Экран — это стенка, с ней нельзя разговаривать. Нужно сразу насторожиться, если выяснится, что ваш ребенок увлекся ролевыми онлайн-играми с дизайном в стилистике аниме. Поясню: в таких играх ребенок конструирует из неких готовых блоков целый мир, в котором живет, к которому прикованы все его мысли и чувства, и который мало-помалу начинает значить для него больше, чем мир реальный. Вот, к примеру, одной моей 14-летней ученице ее одноклассница предложила взять домой котенка. А та ей отвечает: мне не надо, у меня уже в игре есть. Звучит смешно, но на самом деле все очень страшно: такая повернутость на мире игры нередко кончается серьезным психическим расстройством. Поэтому, если ваше чадо втянулось в такие игры, — срочно ведите его к психологу.
Ну а если совсем уж кратко советовать, совсем уж в двух словах, то эти два слова будут любить и разговаривать. Тогда — получится.
Фото на заставке: https://ru.depositphotos.com
