Так получилось, что роман Олеси Николаевой «Мене, текел, фарес» я прочитал совсем недавно, в ее книге «Ничего страшного» (М.: Издательский совет Русской Православной Церкви, 2007). А ведь впервые он был опубликован в журнале «Знамя» (№5) еще в 2003 году, а затем, в 2004 году, вышел отдельным изданием в ЭКСМО. Роман многие прочитали – но он не вызвал и десятой доли того, отчасти скандального, шума, что достался «Современному патерику» Майи Кучерской (тоже впервые опубликованному в «Знамени», но полугодом позднее).
А ведь обе книги примерно об одном и том же: о церковной среде, о современных русских духовенстве и монашестве, показанных глазами современного же православного интеллигента. И там, и там – ирония как литературный прием, и там, и там – трезвый и нелицеприятный разговор о тех язвах нашей церковной жизни, которые обычно деликатно именуются «нестроениями». И, тем не менее, это две очень разные книги.
Во-первых, по форме. Произведение Николаевой – это достаточно объемный роман. А «Современный патерик» Кучерской, на первый взгляд, просто набор коротеньких ярких баек, его легко просмотреть «по диагонали», прочитать наугад пару-тройку историй и счесть, что с книгой ознакомился.
Во-вторых, сам литературный метод. Герои Кучерской, при всей их яркости и даже при наличии реальных прототипов – это все-таки символы, задача которых, прежде всего - проиллюстрировать ту или иную авторскую мысль. Герои Николаевой куда более многомерны. Похоже, они интересны автору сами по себе, а не в качестве «действующей модели» того или иного явления в церковной жизни. У Кучерской первична концепция, у Николаевой – «почва», из которой, кстати, все концепции и вырастают.
Что же такое «Мене, текел, фарес»? Это роман в самом строгом литературоведческом смысле этого слова. В нем переплетаются разные сюжетные линии, меняются по ходу действия герои и темы...
Роман состоит из нескольких глав, каждая из которых в определенном смысле – законченная история, объединенная с другими едиными героями и дополняемая последующими главами. Описание жизни, быта и нравов провинциального монастыря переплетается с рассказом о метаниях московской интеллигенции, о скандалах, потрясавших столичную церковную среду во второй половине 90-х годов. Перед нами предстают разные герои, разные судьбы, но все это нанизано на единую ось – историю отношений рассказчицы (которую лишь весьма условно можно отождествить с автором) с ее духовником, игуменом Ермом – личностью незаурядной, талантливой, большого размаха. Соразмерны масштабу его личности и его духовные искания и ошибки. Наверняка у него есть реальный прототип, но искать его – не самое интересное. Гораздо интереснее следить за сюжетом и героями, выписанными ярко, объемно и поэтически. Каждый из них – не ходячая функция, а живой, неповторимый человек со своими достоинствами и, конечно же, своими «тараканами».
Однако в какой-то момент задаешь себе вопрос: а точно ли это реалистический роман? Сомнения вызывает не столько достоверность происходящего, сколько ироническая авторская манера. Ирония в «Мене, текел, фарес» присутствует не только в стилистике, не только в авторских описаниях, она – и в самом сюжете, и в причинно-следственных цепочках описываемых событий.
Наверное, мы просто слишком привыкли к тому, что реалистический роман – это роман серьезный, что все в нем должно быть «как в жизни» (то есть все события – наиболее типические, наиболее вероятные в предложенных обстоятельствах). И всякая театральность, сентиментальность или карикатурность воспринимаются нами как «понижение планки», как отказ от жизненной правды в угоду развлекательности.
Но автор вовсе не обязан следовать читательским ожиданиям. Говорить о серьезном и глубоком он вправе так, как считает нужным, используя любые приемы, будь то театральность, элементы фантастики или «вочеловеченная ирония», как в романе Николаевой. В ее героях, несмотря на гротеск (а может, и благодаря ему) видна действительно глубокая духовная жизнь, не придуманные, а реальные метания, искушения, сомнения. Это настоящие верующие люди, а не персонажи благочестивого лубка или житийной литературы, отсекающей все бытовое. Николаева ставит сложнейший вопрос – как должна проявляться наша вера в реальных обстоятельствах, не похожих на идиллию или многократно описанную в классической житийной литературе «духовную брань». «Ему хотелось геройства, даже мученичества. Но именно к этой мелкой и пошлой каверзности врага всех христиан он был не готов. А собственно, что тот сделал? Всего-навсего устроил так, чтобы Филипп не получил ключи от храма. Вроде бы – тоже мне дьявольская уловка, тоже мне – скорбь...»
Олеся Николаева не делит людей на «темных» и «светлых», но и не замазывает пропасть между светом и тьмой. В самых, казалось бы, положительных ее героях есть и гордыня, эгоизм, и проблемы с трезвым взглядом на самих себя. Но ведь они же не святые, они такие же, как мы. Разве у нас с этим лучше?
Отрицательные герои поданы без всякого осуждения, они не вписываются в те схемы, которые поначалу рисует читательское воображение. К примеру, игумен Нафанаил, жесткий, авторитарный наместник монастыря, военная косточка, неспособный понять то, осмыслить это, – казалось бы, всё с ним ясно. А он, оказывается, по ночам кладет поклоны за всех, кому «вынес взыскание» – то есть, наказывая их, наказывает точно так же и себя. А снятый с игуменской должности и отправленный заведовать монастырским курятником, не ропщет, а принимает случившееся как Божью волю... И даже самые неприятные персонажи романа – «лаврищенцы» (в которых церковный читатель без труда узнает «кочетковцев») показаны как люди, которые искренне хотят блага – естественно, так, как они его понимают.
Словом, «Мене, текел, фарес» – произведение совершенно реалистическое. И показанные в нем церковные люди – монахи, священники, миряне – предстают перед читателем во всей своей реальной сложности, со всеми своими болями, недоумениями, проблемами. Реален и опыт их веры, их духовный подвиг, их стремление к Высшему – равно как реально и то, что дается им свыше. А ироничность повествования всего лишь несколько снижет пафос, делая более достоверными те по-настоящему серьезные вещи, о которых и идет речь.
