Я не буду называть ни города, ни имени, кто знает, поймет, о ком речь. А тем, кто не знает, скажу: дело не в городе и не в имени.
Человек, о котором расскажу, прекрасно произносит кавказские тосты, он порывист и сдержан, он может провести мудрое и спокойное расследование немыслимой трагедии, а может одним гневным взглядом окоротить наглеца.
Но ему трудно даже вилку держать в руке. Какой-то нелепый природный сбой не дал этому человеку физически завершиться, как начертано в его духовном и эмоциональном проекте.
Только сам он знает, как далась ему карьера и только он, если захочет, расскажет, как дается ему жизнь, улыбка на лице и победительный тон. А я вернусь к тостам, которые он вдохновенно произносит. В них горы и люди, мягкая насмешка и пышное славословие, в них неожиданный, но неизбежный финал, поскольку самый прекрасный тост когда-нибудь заканчивается.
И вот тут в рассказе наступает драматический момент: ему ведь надо выпить за то, что сказано. Мое сердце, признаюсь, заранее провалилось в тартарары, потому что я представил, как этот красивый и гордый человек, нелепо изогнувшись… Не хочу даже продолжать.
Но ничего подобного не произошло, поскольку он был окружен друзьями, для которых ситуация эта, в отличие от меня, абсолютно не была ни драматической, ни новой. Стоявшие рядом произвели сколь привычное, столь и до автоматизма отработанное действие: один поднес рюмку ко рту героя, и тот лихо, хорошим глотком освоил первую, которая, судя по всему, пошла отнюдь не колом. Другой деликатно отправил вслед кусочек огурца, а третий аккуратно промокнул тостующему губы крахмальной салфеткой.
И стол своим порядком двинулся дальше, согласно его вековому обычаю, а потом и запел, и затанцевал, и этот привычный ритуал был исполнен еще не раз – и вскоре я забыл, что был вначале поражен красивой простотой и мужской солидарной деликатностью этого набора жестов.
Такое отношение к герою было естественно, уважительно – и совершенно не требовало в описании превосходных степеней, а в самом процессе – отдельных благодарностей. Просто окружающие заменяли человеку плохо действовавшие руки – вот и всё. Подозреваю, что не только на пиру - вот и всё. Чего проще?
Вот эта естественная помощь инвалиду нам, подчас, дается мучительнее и тяжелее всего. Мы можем оборудовать тротуары и лестницы, но спотыкаться инвалид будет о наши мозговые пороги и сердечные заглушки, которые заставляют нас избегать его общества. Я сейчас не о чугунной нравственной глухоте, хотя и она распространена. Знаю многих вполне людей, которые не могли смотреть параолимпийские игры: одних слезы душили, когда плыл и побеждал парень вообще без рук, других уводило от экрана что-то неудобосказуемое, но оставляющее внутри зазубрину. Скорее всего, спортивно выражаясь, это была просто нетренированность души – и следующей за нею моторики, привычки помогать, которую я как раз увидел за вышеозначенным столом.
Я, конечно, понимаю, что могут существовать авиационные правила и ограничения, но не понимаю, как они в известной истории с немецкой авиакомпанией смогли привести к буквальному оскорблению целой группы инвалидов-колясочников, собравшихся в путешествие. Купивших билеты – и которым в последний момент было отказано в посадке на рейс. По большому счету это суд доказал только одно: не существует ясной процедуры и въевшейся привычки, которая бы не позволила вообще развиться этой скандальной ситуации!
Конечно, в соцсетях все сочувственно лайкнули инвалидам. Но вот в жизни… А вот в жизни нам, подчас, не хватает ни душевных сил, ни выдержки, ни участия. Мы можем возмущенно, подолгу осуждать тиранов, выдворявших послевоенных инвалидов, чтобы не портили победительный вид столицы, и забыть – ладно о тысячах сторонних страждущих, даже о собственной обветшавшей родне, нуждающейся в материях да процедурах, какие только и проверяют тебя на подлинный гуманизм. Когда не лайкнуть надо, а пролежней не допустить.
Это, конечно, предполагает совершенно иную природу благородства и побудительный мотив помощи, чем распространен сейчас. Когда помогают в форме поветрия, а забывают легко и прочно. Мне кажется, что не случайно именно верующие люди чаще умеют быть долговременно и практически полезными в таких делах. Они испуганно не сторонятся физической немощи, не падают в обморок от вида раны. Они воспринимают помощь страдающему как то, чему можно и обязательно нужно научиться в жизни.
Иначе ты сам останешься инвалидом, а не тот, кого ты якобы не заметил - или малодушно уравнял в правах горестях с самим собой.
