Вспоминая Василия Михайловича Пескова многие упоминают его скромность и удивительную тактичность, несовместимые по нынешним меркам со званием легенды и звезды. Лауреат Ленинской премии, автор множества очерков, репортажей, бессменный открывальщик «Окна в природу», один из главных ведущих «В мире животных», автор первого интервью с Юрием Гагариным, человек, помогавший вернуть в публичное пространство заслуженную славу маршала Жукова и вправду был скромен. И вот, что важно. Скромен не намеренно, не делано, не имиджево, не политтехнологично, Боже избави. Рискну сказать, неосознанно: так дышат. Этот главный журналист «Комсомольской правды», которого мы сегодня, горюя и вспоминая, провожаем в последний его путь по небесным проселкам, умел быть ровен и одинаков и со стажером, впервые попавшим на шестой этаж. И с президентом, пришедшим поздравить «Комсомолку» с юбилеем.
Но зря кое-кто рисует Василия Михайловича таким милейшим дядей Васей, который всю жизнь писал про зайчиков и белочек. Человеком, который сторонкой, тропинкой вдоль речки, прошел по стране, в которой то танковыми орудиями гремели политические пертурбации, то смыкалось застойное болото.
Он просто знал всему этому цену. Для кого-то смена кремлевских обитателей важнее важного. Песков же умел сопоставить их с обитателями российских рек или африканских саванн, с будущим всей Земли, ее природы. И тем самым ставил всё на свои места.
Его «Таежный тупик», история о забытых в тайге староверах, людях, заблудившихся во времени, произвела невероятное впечатление на читателей Советского Союза. Она в сущности безо всякого нажима, идеологической подкраски и диссидентской истерической «борьбы с режимом» рассказала о ценности отдельной нестандартной судьбы. Вере, которая обходится малым. О душевной красоте этих людей – и в то же время щемящего сожаления, что эти их качества в большой и веселой, нелепой и грандиозной стране некуда приложить. Конечно, это был их «Таежный тупик» — гонимых, спрятавшихся, забытых. Но не показное, а нутряное инакомыслие, инакобытие Агафьи, такое близкое и понятное, как оказалось, миллионам читателей, поставило перед ними и другой вопрос: ну, суетимся. Ну, на юру. Ну, в городах. Ну, построили ГЭС. Ну, запустили, полетели. Чего ж на душе такой нестрой? Чего ж не поется «это время гудит – БАМ»? И отчего так хочется помочь Агафье – только чем? Может, стиральную машину ей послать? Да ведь нету там электричества. А она просит, как сообщал Василий Михайлович, прислать серп.
Серп… Разве из герба изъять. Оставив себе только молот, что буднично так, в соответствии с решениями пленума, дубасит и дубасит. Все, как по заведенному, вздымается да падает, всё по цепям да по цепям…
Василий Михайлович наведывался к героям своих публикаций, как только выдавалась возможность, никого не бросал. Не потому, что «Возвращался к напечатанному», соблюдая рубрикацию. Он по-другому просто не умел. Как же иначе? Ты же по-журналистски внедрился в жизнь этих людей. В науке это называется фактором наблюдателя: раз наблюдаешь – значит, изменил объект наблюдения, должен это понимать и делать на это поправки. Значит, отвечай. Вези Агафье серп. Доводи до конца дело о награждении работников лесничества, которые рискуя собой, спасали медвежат. Вноси поправки в закон о заповедниках – доставая до президента, да чего там — до печенок президента, и тебя он послушает, да еще и в Ново-Огарево позовет, потому что тебе невозможно отказать. Ты же не за себя просишь. Ты ж за медвежат. Лесников. Ученых. За Агафью. И вся твоя безупречная жизнь, все твои «Шаги по росе» и все «Проселки», все твои зайчики, все киты, чайки и свиристели, львы и черепахи, маршалы и космонавты, Антонихи и Агафьи, слышны в твоем говорке, очень таком русском, умягченном, но неотступном.
Вот это и есть мягкая сила Василия Михайловича Пескова.
Мы когда начинали делать «толстушку», пятничный выпуск «Комсомолки», по неразумению попытались и Василия Михайловича причесать под новый наш разухабистый стандарт: заголовок поярче, фотку пикантнее. Он посмеялся – и принес собственный макет своего «Окна в природу»: ничего лишнего, заголовок по делу, никаких «Китов-убийц», на которых мы намекали. А когда, вняв нашим упрямым просьбам, он сделал серию «Любовь в мире животных», то сделал это так, что нам пришлось под его научную сдержанность и благородное умение сказать все точными, не ёрными, ладными словами, без ханжества, без разухабистости, обточить свою модель остальной газеты. Мы-то хотели его чуток подобточить, а он мудро и к счастью обтачивал нас, заворачивая с бульвара к народной газете, еженедельно принося в нее мерило своих безупречных «Окон в природу». И все с прибауткой. Не обличая, не стыдя: «Времена теперь такие, я понимаю». Не споря, а просто ставя по-своему: «Нет, Володя, поверь старику, так не надо. Это лишнее». Уберег он нас от многих глупостей, хоть и не от всех.
Светлая память Василию Михаловичу, самому мягкому – и самому сильному журналисту, каких я встречал. Человеку, каких встречал.
Фото Дмитрия Рожкова. Фото анонса — Сергей Лещина.
