Семь лет тому назад в наших «Строфах» вышла подборка избранных стихотворений Юрия Кублановского, названная по строчке этюда почти сорокалетней давности: «Есть нити, тайные пока…» В том стихотворении говорилось о ничем не обозначенном, кроме общего биения сердец, удивительном узнавании двух единоверцев-молчальников — в обычной уличной толпе. «Не зря Всевышнего рука / кладёт клеймо на нас, убогих: / есть нити, тайные пока, / уже связующие многих».
Сегодня, в дни юбилея выдающегося русского поэта, могу признаться, что именно эти стихи таинственным образом повлияли на моё личное обращение, случившееся в начале 1990-х. Я прочитал «Встречу» в «тамиздатском» издании и до сих пор помню, как уронил, поражённый, журнал на колени и долго сидел в счастливом оцепенении. С тех пор прошло многое, поэзия Ю. К. сделалась моей постоянной спутницей в повседневной жизни, а недавно даже выпала честь написать послесловие к удивительному в своей красоте и мудрости сборнику «Перекличка». Разве не чудеса?
…Странно думать, что стихи, которые вы сейчас прочтёте, семь лет тому назад еще не были написаны. Но в каком-то таинственном «эоне» они уже существовали, — по слову Анны Ахматовой, — «неузнанными и пленными голосами». Стихотворная речь Юрия Кублановского — явление особое, требующее от читателя сотворчества, внимания и доверительности, которые, счастливо совпав, вознаграждают сполна. Однажды полюбив, к ним хочется возвращаться, их стихотворные «шкатулки» постепенно открывают второе и третье дно своих музыкально-живописных и мировоззренческих смыслов.
Рубрика «Строфы» Павла Крючкова, заместителя главного редактора и заведующего отдела поэзии «Нового мира», — совместный проект журналов «Фома» и «Новый мир».
Недавно «Новый мир» дважды публиковал дневниковые «Записи» Кублановского за последние годы. Там встретилась мне горькая, но и трезвая «проговорка», идущая вослед цитате из Достоевского: «“И, однако, я не могу писать с плеча, я должен писать художественно. Я обязан тем Богу, поэзии (…) и буквально всей читающей России”. Я-то в этом Ф. М. хорошо понимаю и всегда живу с этим дóлжным пониманием. Но кто ещё?..»
Многая лета, дорогой Юрий Михайлович.
* * *
Чтобы стало на душе светлее,
надобно нам сделаться постаре,
рюмку в баре,
спички в бакалее.
Чтобы стала голова умнее,
а не просто черепушка с клеем,
нужен Тот, Кому всего виднее,
а не пан Коперник с Галилеем.
А ещё стило и лот в дорогу,
чтоб вернуться с тучей тайн трофейных
в одночасье к милому порогу
из бессрочных странствий нелинейных.
Ибо наше небо не могила
с брошенною наугад бутылкой,
а всё то — о чём ты говорила
ночью мне по молодости пылкой.
19 января 2005
* * *
…Если даже выпадают фишки
мне по жизни, хоть пиши меморий,
всё равно, как Плюшкин у кубышки,
нюхом чую грозные подвижки,
новую нарезку территорий.
Перекрой пространства впрок, а коли
повезёт, и времени. Но тише.
Главное, не поддаваться боли,
если лихо сделается лише.
Я живу с простым и твёрдым чувством
приближения к границе жизни.
Только вот не я к ней приближаюсь,
а она проходит возле дома.
Так долой ухватки феодала,
круговую самооборону!
Не шуми, когда берёт фортуна
вдруг за горло в нужный ей момент.
Лишь берёз серебряные руна
неподвижны вдоль шоссейных лент.
2005
***
Сделалось с годами, допекая,
всё слышней дыхание в груди,
с ним таким теперь на пик Синая,
потакая звёздам, не взойти.
Кажется, что жизненная квота
вычерпана — но, наоборот,
из кармана заставляет кто-то
доставать затрёпанный блокнот.
Словно это юнкер темноокий
у себя в казарме налегке
спит и видит сон про одинокий
и мятежный парус вдалеке.
2006
Обнова
Когда, чуть гордясь обновой
и собираясь в путь,
повязываешь медово-
бледный платок на грудь,
вижу уже, какою
птичкою отчих мест
сумеречной порою
сядешь ко мне на крест.
2009
Жаркое лето 2010 года
Дм. Сарабьянову
Не только древние могут
держать на огне кулак.
За пеленою смога
и мы бы стерпели так.
Но нашего, други, братства
до гробовой доски,
ещё серебрятся
последние колоски.
Словно далёким летом
у щуплого пацана
в банке с нездешним светом
и завитком вьюна,
ещё в черепной коробке
гуляют слова-мальки.
Хоть мир похож на раскопки,
а люди на черепки.
9 августа
* * *
В рост крапива возле развалин храма
обжигала локти, цеплял репей.
А когда подрос, вразумляла мама,
провожая сына в Москву: «Не пей».
Твердо помнит живность свои зимовья,
только не такой человек, как я,
не однажды тропы и изголовья
поменявший, волны, любовь, края,
наконец, совок и его предзонник.
Посему заложник своей судьбы
в оскуденьи послевоенных хроник
различаю звук духовой трубы.
Ведь тогда не колокол наших предков
провожал, собравшихся за порог,
словно данников воронья на ветках...
В изначально сумеречный денёк
потускнел и кажется каждый атом
не оригиналом, а дубликатом.
2009
