В ЖАНРЕ NON-FICTION, или фильмы о свободных людях

Фильм Петра Солдатенкова “Мой отец Сергий” (“Киностудия ПС”, 2004 год) награжден почетным дипломом кинофестиваля "Золотой Витязь" (Иркутск, 2004 год), дипломом кинофестиваля "Послание к человеку" (Санкт-Петербург, 2004 год) – за лучший фильм в спецпрограмме "Русь Православная" и Серебряной медалью Сергия Радонежского на кинофестивале "Радонеж" (Москва, 2004 год).

– Когда у Вас появилось первое влечение к “десятой музе”, к кинематографу?

– В седьмом классе. Я прочел книжку Романа Кармена и потом в школьном сочинении написал, что хочу быть кинооператором, путешествовать по миру и показывать этот мир всем людям. Тогда же я увидел во Дворце пионеров объявление о приеме в кино-фотостудию. Пришел записываться, а руководитель мне говорит: “Хочешь снимать кино? А фотографию изучил досконально?”. Вообще-то я еще в шестом классе щелкал “Сменой”, проявлял в бачке пленку и печатал ужасные мутные фотографии, которые через две недели желтели. А тут мне дают в руки “Зенит” и говорят: “Сейчас ты снимешь своего друга (я пришел с другом) вот здесь, на этом стуле, при помощи вот этих осветительных приборов. Потом мы сразу проявим пленку и посмотрим, что ты умеешь”. А я “зеркалку” держу в руках впервые в жизни!.. В общем, вместо кнопки спуска я нажимал на кнопку для обратной перемотки. Какое там кино!..

– Первая неудача Вас не расстроила?

– Расстроила. Поэтому я и стал серьезно заниматься фотографией. Мне повезло, потому что руководил студией замечательный человек, Виктор Муршель – фоторепортер и художник, который нас, школяров, увлек на всю жизнь. С фотоаппаратом я не расставался. Девиз был, как у Анри Картье-Брессона – “пленку в день”!

Через год пара моих работ попала на фотовыставку. А после я, еще учась в школе, и для газет стал снимать. Но главное, что именно там, в студийном коллективе, я понял, как трудно быть профессионалом. А уж профессионалом кино – и подавно!



– Получается, что Вы еще в школе знали о своем призвании, получили неплохую подготовку. Почему же не сразу решились поступать во ВГИК?

– Видимо, мне надо было поработать в разных местах, в том числе на строительстве линий электропередач, отслужить два года в армии, пять лет проработать на телевидении кинооператором – чтобы преодолеть страх перед мыслью о собственном предназначении. И только в двадцать пять лет я поступил во ВГИК, в мастерскую режиссуры документального фильма.

– О ком был Ваш дипломный фильм?

– Он назывался “Визит к счастливому человеку”. Фильм-портрет Леонида Леонидовича Оболенского – старейшего русского кинематографиста, человека трагической биографии. Он был учеником Льва Кулешова, близким знакомым Маяковского и Родченко, в 20-е годы – режиссером первого советского звукового фильма “Кирпичики”, в 30-е – помощником Сергея Эйзенштейна, в 40-е и 50-е – добровольцем московского ополчения, военнопленным в немецких и заключенным в советских лагерях, в 60-е – скитальцем по окраинам страны, и только в 70-е стал востребованным киноактером с неподражаемым аристократическим обликом…

Так как сценарий кафедра не утверждала, я стал снимать на 16-миллиметровую кинопленку “подпольно”. Оператором был Сережа Астахов, который уже в институте получил кличку “классик”. Потом, с его помощью, этот материал перевели на 35-миллиметровую пленку, и я защищался таким вот “любительским” кино. А сценарий утвердили, когда уже был сделан основной монтаж. Дали денег на досъемки, чтобы нам было на что съездить в Ленинград и в Нарву, где Леонида Леонидовича в роли тамплиера сжигали на костре в фильме “Ларец Марии Медичи”. Это было после четвертого курса, летом 1980 года.

В то лето умер Владимир Высоцкий… Так получилось, что я снимал его похороны – 16-миллиметровой камерой, на взятую взаймы пленку.

Владимир Высоцкий

– Петр Яковлевич, расскажите, пожалуйста поподробнее, как судьба свела Вас с Высоцким?

– Это отдельная история. Познакомился я с ним осенью 1977 года. Пришел к служебному входу Театра на Таганке и стал ждать. Узнал я его по голосу. Я представился – сказал, что студент, что хочу снимать о нем фильм. Он взглянул остро, оценивающе: “Снимай, только не бери меня за горло…”, – и предложил посмотреть спектакль “Гамлет”. Я сидел в шестом ряду, Высоцкий со сцены говорил прямо со мной – глаза в глаза… Я был потрясен.

– А как складывалась судьба фильма дальше?

– Материала… Был материал, снятый в 1978 году на концерте в Зеленограде. В институте на фильм о Высоцком я подавал заявки каждый год. Но кафедра тему не утверждала. Высоцкий даже для студенческого документального кино был персоной “нон-грата”. И он это понимал лучше, чем я. Но, тем не менее, в 1980 году мы составили подробный съемочный план из десяти-двенадцати эпизодов на ближайший месяц. Мы договорились, что ежедневно, в 12 часов дня, в полной готовности к съемкам, я буду ему звонить. Кто же знал, что это будет последний месяц жизни Высоцкого? Хотя он-то чувствовал – или знал? – и активностью своей хотел преодолеть неизбежность. Не смог, не хватило сил… Как я уже говорил, мне выпало снимать похороны Высоцкого. Это было чудо – что дали снять, что не отобрали пленку.

– Как сложилась судьба Вашего замысла после смерти Высоцкого?

– Всю осень, зиму и весну дипломного пятого курса – да и лето 81 года – я прожил под знаком “фильма о Высоцком”. Я снимал в Театре на Таганке, на Малой Грузинской улице, в квартире Владимира Семеновича, во время поминок, снимал первые вечера памяти в Домах культуры, ездил в деревню, где жил Артур Макаров, в артель, где работал Вадим Туманов, в зону строгого режима на Урал. Скопился солидный материал, но работать не дали – хотя в институте ходатаями за эту работу выступали Сергей Герасимов и Тамара Макарова. Но решал не ректор, решали в КГБ и в ЦК партии. По цепочке посредников до меня дошла такая фраза: “Пусть не мучается сам и не мучает других людей, пусть защищает диплом, который у него готов, и едет работать”. И я по распределению уехал в Ленинград – на Ленинградскую студию документальных фильмов. А коробки с материалом о Высоцком кочевали по квартирам моих друзей до 1988 года, когда мне предложили сделать фильм на Свердловской киностудии. Это был фильм “Я не люблю”.

Годом раньше я ушел со студии “на свободные хлеба” – и с тех пор по мере сил делаю фильмы по своим сценариям и несу ответственность за эту свободу.

Отец Сергий



– Герой вашей картины “Мой отец Сергий” менее знаменит, чем Высоцкий или Оболенский…

– С Сергеем Колчеевым я познакомился в 1976 году, когда впервые пришел в дом своего педагога – Юрия Владимировича Колчеева. Он работал на “Мосфильме”, а параллельно вел во ВГИКе курс актерского мастерства (Юрий Владимирович скончался 13 февраля 2006 года. Похоронен на Преображенском кладбище рядом с отцом Сергием). Тогда-то и скользнул впервые по периферии сознания будущий отец Сергий. Он был студентом журфака МГУ, причем подающим большие надежды. Внешне – худощавый блондин с задумчивыми глазами и безукоризненными манерами. Позже я был невольным свидетелем домашней драмы, когда Сергей бросил университет буквально перед защитой диплома. Добровольно и осознанно он отказался от карьеры журналиста-международника. Это был личный протест честного человека, не желавшего участвовать во всеобщем вранье. Сергей ушел в армию, потом женился, снял квартиру и стал писать картины – пейзажи русской глубинки с непременными силуэтами заброшенных церквей. Потом поступил во ВГИК, получил диплом художника-постановщика. И вдруг, неожиданно для всех – уход в священники! Да еще в Богом забытые, как говорится, места – в Вологодский край!



– Вас удивил такой поворот судьбы?

– Как ни странно, у меня он не вызвал особого изумления, даже показался закономерным, характерным для Сергея. Когда он стал батюшкой, наши встречи стали крайне редки. Но за несколько месяцев до его смерти, в октябре 2002 года, мы встретились в Москве. Я, конечно, ничего не знал ни о его болезни, ни о тех проблемах, которые сжигали его, но что-то заставило меня вдруг покаянно воскликнуть: “А ведь возьму вот и приеду, наконец, в Никольск! Весной приеду, с камерой!..”, – на что отец Сергий, как-то очень посерьёзнев лицом, сказал: “А чего ждать? Приезжай сейчас! И снимай, а?..” Но “сейчас” было невозможно – держали незавершенные дела… А зимой я узнал горькую правду – отец Сергий умирал в Москве, в квартире родителей… Я тогда снимал на Кольском полуострове, а когда вернулся, его уже похоронили.

Когда Юрий Владимирович Колчеев предложил мне начать съемки фильма, я не колебался ни секунды, потому что считал своим долгом сделать эту работу. Потом уже, в процессе, постепенно выкристаллизовывались идея и форма фильма, а сначала было лишь желание начать и горькая уверенность, что такой фильм необходим.

– Как родилась идея снимать фильм в форме монолога?

– Монолог отца, рассказывающего о своем сыне, ставшем ему духовным отцом – форма не только органичная, но и характерная для нашего времени. Возрождение веры идет очень непростым путем, и отец Сергий в этом смысле фигура знаковая. Он из числа тех “русских мальчиков”, которые взяли на себя нелегкую миссию воссоздания сословия священников, практически истребленного воинствующим атеизмом. Они, нынешние русские священники – плоть от плоти нашей странной жизни, со всеми ее духовными и физическими недугами.

А путь исцеления один – подвиг. Потому фильм и посвящен приходским батюшкам – несмотря на то, что мы рассказываем только об одной, индивидуальной, казалось бы, судьбе.



“Кино для своих”?

– Как Вы думаете, нам необходим отдельный православный кинематограф?

– Я думаю, что какого-то отдельного “православного” кинематографа не существует, хотя студия может быть названа “студией православных фильмов”, равно как и кинофестиваль может именовать себя “православным” – исходя из заявленных целей. Это допустимо. А вот кинематограф… Разве речь идет о каком-то особом способе передачи окружающей действительности на кинопленку или видеоноситель?

Суть – и беда – в том, что авторы фильмов на православную тематику зачастую не являются профессионалами, и заявлением, что фильм православный, как бы снимают с себя всю дальнейшую ответственность и за художественное воплощение темы, и за техническое качество своего произведения. Получается “кино для своих”, “home video”. Конечно, оно может способствовать миссионерскому деланию, но может ему и повредить.

– В православном кино, на мой взгляд, существует тенденция ухода от острых тем, неудобных вопросов. Получается такой религиозный “научпоп”…

– Научно-популярный подход в фильмах профессионалов-кинематографистов прежде всего связан, по-моему, с “человеческим фактором”. Подавляющее большинство авторов, режиссеров и операторов, снимающих фильмы о Православной Церкви – выходцы из научно-популярного кино и редакций учебного телевидения. Да и строгая организация самого материала – богослужения, церковных обрядов и таинств, каноничность молитв и церковных песнопений, литературы – затрудняет свободное обращение с ним. В общем, есть предпосылки для формализма.

Но есть и другая сторона вопроса. Если кино, пусть и документальное – искусство, то оно и создается, и живет по законам искусства, а эти законы несколько отличаются от законов веры. Это вопрос очень тонкий, здесь нет готового рецепта. Каждый художник решает его, в конечном счете, сам.



– Способно ли сегодня выжить независимое документальное кино? Поддерживается ли оно в нашей стране?

– Что такое независимое документальное кино, мне неизвестно. Документальное кино, при всей его органической связи с реальностью, зависимо – от человека, который это кино создает. А не зависимое от государственных чиновников, от интересов богатых “спонсоров”, от “духа мира сего”, от телевизионных “форматов”? Думаю, в России такое кино выжить способно. Но надеяться на триумфальное шествие по ковровой дорожке не надо. Да и нет никакого “независимого кино“ как течения или направления – есть, наверное, отдельные фильмы в разных жанрах, сделанные разными режиссерами с различными мотивировками своих целей.



– Но если говорить о Вас…

– Если говорить конкретно о себе – я вправе считать себя независимым режиссером документального кино (но не режиссером какого-то “независимого кино”) – потому что не завишу от заказа и связанных с этим средств на производство. Однако если быть честным, я не считаю это своим достоинством – скорее, независимость моя есть соединение различных факторов, в числе которых и обыкновенная “обломовская” лень.



– Герои всех Ваших фильмов – честные, сильные люди: Высоцкий, Макаров, Башлачев, Шевчук, отец Сергий… Кто мог бы стать героем Вашего будущего фильма?

– Однажды я спросил Владимира Семеновича Высоцкого: “Допустим, вы – режиссер документального кино. Какие бы фильмы вы стали снимать? О чем? Или – о ком?” Высоцкий ответил: “Я хотел бы снимать фильмы о свободных людях”.

Вот такая формула творчества. Она мне очень близка.